десятую первую любовь в его жизни. Это у него — десятая любовь. А у меня в жизни была первая и единственная».
«А как ее звали?» — полюбопытствовала я.
«Маргарита».
«Это та самая, актриса?» — воскликнула я заинтригованно.
«Да, была актрисой».
Как я сразу не догадалась, о ком он говорит, — укорила я себя. За время беседы с Богородским у меня совсем стерся из памяти образ того писателя, о котором все судачили и приписывали ему роман с Маргаритой. Передо мной был совсем другой человек.
«Я встретила ее… она будет петь в опере у Градского, — сказала я ему по-дружески. Вы его помните?»
«Конечно», — произнес он с уважением.
Мне стало очень приятно. Решила уточнить на всякий случай: «Он тоже аноним?»
«Нет, это редкий пример самостоятельной работы и добровольного подполья».
Мы помолчали. Каждый шел, разглядывая талый снег под ногами. Наши движения стали синхронными, будто мы гулял и вместе не раз и уже привыкли друг к другу настолько, что могли просто молчать, не испытывая при этом неловкость и не заботясь о времени. Я поймала себя на мысли, что этот человек не задал мне ни одного вопроса о моей личной жизни. И в этом тоже заключалась его работа над собой… Ведь я с сегодняшнего дня была его ученицей, анонимом Между тем как его рассказ о себе касался нас всех и того, ради чего он создал свое общество.
И все-таки я не удержалась:
«Скажите, а почему вы мне все так откровенно рассказываете?»
Он снова взглянул на меня, словно говоря: все тебе ясно, без слов. Но потом ответил: «Вы сами сказали на собрании, что вы экстрасенс. Да я и без того это понял. Вам все стало бы известно и без моих откровений. Это только вопрос времени. Но время как раз нельзя терять. Вы же мучаетесь вопросом, что сделать с Массмедийкиным? Я тоже!»
Глава 31. «Что будет с нами?»
Мне и правда еще о многом надо было его расспросить.
«И как часто это с вами случается… это раздвоение?» — как можно аккуратней спросила я.
«Я живу с ним постоянно», — с грустью заметил он.
«То есть вы никак не можете повлиять на свою вторую половину?» Я почувствовала, что своим вопросом бью его в самое уязвимое место, но другого пути у меня не было.
«Пытаюсь. И у меня есть единомышленники — члены общества анонимов, прозревшие зрители».
«Они помогают вам бороться с самим собой?» — я не скрывала своей иронии. Он предпочел оставаться серьезным.
«В каком-то смысле, да. А я помогаю им. Другая моя половина их губит — конфуз!»
Ну вот и он поиронизировал над собой, — подумала я.
«Это значит, через месяц, вы пойдете на выборы самого себя? И не сможете себя остановить?» — выговорила я с трудом.
«Я буду пытаться. Но Массмедийкин силен…»
«А если его выберут… что тогда с нами всеми будет?» — в моем сознании снова вырос пугающий образ Массмедийкина.
«Телерай, а может, телеад. Для того, чтобы подать заявку в телерай, требуется снять одну автобиографическую картину, — он ее уже снял».
«Что тогда — телеад?»
«Наверное, когда секут в прямом эфире, — вечно!» — сказал он без тени юмора, отчего стало не по себе.
Я давно хотела рассмеяться, но почему- то наворачивались слезы. Выждав минуту, я решилась задать еще один вопрос.
«Зачем им дубли?» Как только сказала, тут же почувствовала, что начало включаться мое внутреннее видение. На ладонях выступил пот. Зрение расфокусировалось. К моему слуху подключились какие-то посторонние звуки.
«Ну как же — это их эстетика! — отвечал Богородский. — Работает без сбоев, ничего не помнит, снов не видит. Телевласти скрывают большую смертность теленесогласных, подменяя их дублями!»
«Но есть еще причина…» — я подняла руку и сделала паузу, стараясь сосредоточиться и прочитать информацию, которая стала поступать в мое сознание.
Богородский это заметил и молчал, боясь чем-либо мне помешать.
«Вы не все договариваете! — произнесла я очень жестко, — у меня заработало видение… какие-то свертки, их засекретили… может, скажете, или мне сказать первой?»
«Ну, попробуйте сначала вы», — еле слышно отозвался он.
«Я вижу… в закрытом месте… лежит несколько предметов…пять или семь… нет, это тела… И эти тела… тела… Они не угрожают… Их появление связано… то есть где-то два десятка лет они уже там лежат», — мой контакт оборвался… судорога меня отпустила.
Я открыла глаза и резюмировала: «Может, это даже инопланетяне…»
«Ну да, — тут же подхватил Богородский, — все так и думали: прилетели инопланетяне… Выяснилось, что это не инопланетяне, а иностранцы — свои, соседи. Это было как раз в те годы прошлого века, когда нашли этих очень странных людей. Мы же их не видели за занавесом… У нас все были мрачные, а они такие радостные, — вот и не поняли. Возникла паника в наших высших органах: прилетели инопланетяне! Только ни корабля, ничего не нашли. Тогда решили, что шпионы. Уже намного позже выяснилось, что это была дружественная делегация.
