забыла… Мне нужно только пять минут».
Глава 30. «Опыт раздвоения»
Мы вышли на улицу и пошли по аллее неспешным шагом. Я испытывала радость ученицы, которая прогуливается после школы со своим учителем и может задавать ему любые вопросы. А он и был учителем. И его дело было — отвечать.
«Скажите, я угадала, вы тот самый Богородский?» Про себя я уже решила, что это он и есть.
«А почему тот самый?» — с легким недовольством переспросил он.
«Ну как же, бывший актер, написал скандально известный роман…» — в моем голосе звучало крайнее почтение.
Но он нахмурился, как будто вспомнил что-то досадное, и произнес без всякого интереса:
«Да, было. Полное название «Рвань. Опыт раздвоения».
Я постаралась не замечать его тухлого тона. И задала следующий вопрос:
«А «Нирвань»? Это в честь романа вы так назвали свое общество?»
«Это от нирваны и рвани… — наконец воодушевившись, стал отвечать он. — В буддизме нирвана — высшее состояние блаженства, душевного равновесия. А рвань — это наше реальное состояние. Нирванисты — люди, создающие свою внутреннюю реальность, не зависящую от внешних источников, — мир в себе».
По тому, как он горделиво вскинул голову, чувствовалось, что общество анонимов, — его любимое детище.
Но мне хотелось больше узнать о его романе. И я протянула мечтательно: «Как интересно… хочется почитать».
«Вы его не найдете, — оборвал он меня, — да и зачем? Все, что мы делаем, — это практика на основе некоторых идей из этой книги».
Наверное, ждет, чтобы я его похвалила… как все авторы! — подумала я, глядя на его орлиный профиль. И стала настаивать.
«Нет, очень хочется почитать… Такие замечательные отзывы! У вас же есть авторский экземпляр?»
«Я его уничтожил», — ответил он жестко.
Потом облегченно выдохнул, словно сбросил тяжкую ношу. Меня его реакция еще больше заинтриговала. Я снова поинтересовалась:
«А почему уничтожили?»
Он покосился на меня. И, видно, решив, что лучше ответить, чем промолчать, объяснил:
«По книге был поставлен фильм, только в нем от книги ничего нс осталось. Да много было причин…»
«Какой фильм?» — все также простодушно выпытывала я.
Он что-то прикинул в уме и только потом ответил.
«“Цветущий”», может, слышали?»
«А как же, «Цветущий» — классика! — обрадовалась я возможности поддержать угасающий разговор. — Я только не знала, что это по книге».
«Да, теперь уже снимают телеверсию — тысяча серий..»
«Правда? — я даже присвистнула от удивления. — А кто?»
«Павлов», — сухо произнес он.
На мгновение мне показалось, что я ослышалась. Неужели тот самый?
«Это который Массмедийкин? — с недоверием спросила я. — Он же, кажется, снимает автобиографический…»
«Вот именно, автобиографический!» — неожиданно резко бросил он, подтвердив мои худшие опасения.
Вот черт… — подумала я о режиссере, — опять он вылез из ниоткуда и всем все испортил.
«Но вы же могли повлиять как-то на Павлова, — пыталась разобраться я, — отстоять свои авторские права?»
«Не мог!» — в его голосе зазвучало раздражение.
Я тоже с трудом сдерживала себя: «почему?»
«Потому что у нас с ним единые авторские права!» — ответил он, заводясь.
«Нет, вы не разбираетесь — у сценариста и режиссера, у каждого отдельные авторские права», — стояла я на своем.
Но он повторил: «У нас с ним — единые!».
«Он вас обманул», — заключила я с досадой.
Мой собеседник отчеканил: «Нет, он не мог меня обмануть».
Я недоуменно развела руками — излишняя доверчивость талантливых людей меня всегда возмущала.
«Почему?» — спросила я упавшим голосом.
«Потому, что я и есть Павлов!» — Сказав это, он демонстративно распрямил плечи и стал ожидать моей реакции.
Мне захотелось тут же сбежать, ничего не выясняя. Но вместо этого я спросила: «А как же Богородский?»
«Я и есть Павлов-Богородский», — спокойно отвечал он.
«А кто тогда Павлов-Массмедийкин?» — я уже ничего не понимала.
«Тоже я. Павлов — это по отцу, Богородский по матери. Массмедийкин — это псевдоним».
Я взглянула на него исподлобья и прошептала:
«То есть вы тот самый режиссер? Выборы… юбилей?»
Он взял меня под локоть и начал рассказывать свою историю..
«Да, он все это организовывает. Я называю его — он. Я был раздвоен… Я и сейчас раздвоен. Фактически во мне живет два человека. Мне даже поставили диагноз — расщепленная личность. Суть этой болезни в том, что когда во мне пробуждается одна личность… она ведет себя совсем иначе, чем другая, и про существование той, первой, не помнит. Я все понимаю про Массмедийкина, а он про меня — нет! Я его совесть, я все время даю ему о себе знать, а он старается от меня отделаться. Иногда я существую как Богородский, а все остальное
