Видимо, и тридцати лет не хватило, чтобы воспоминания о тележке с мусорным баком изгладились из его памяти…
В первый же день плавания, еще на Балеарах, когда шли от Майорки к Менорке, Лола загорела, потому что весь этот день провела рядом со шкипером. Смотреть, как управляется яхта, это было совсем другое, чем слоняться по ее роскошным помещениям. С капитанского мостика яхта выглядела не шестизвездным отелем, а тем, чем она и была: могучей лодкой, которая бежит себе в живых, опасных волнах на раздутых парусах. Паруса ловили ветер высоко над головой, и Лола чувствовала, что легкие ее раздуваются от этого ветра так же, как паруса.
— Мажься кремом, — поморщился Роман, увидев ее за ужином. — Загар тебе не идет. Простит слишком.
— Хорошо, — кивнула она. — Я знаю.
Что восточным женщинам не идет загар, она поняла лет в десять. Балетная труппа театра уехала тогда на все лето на гастроли в Ленинград и Петрозаводск, а когда в октябре вернулась, все ахнули: проведя почти полгода без палящего душанбинского солнца, балерины выглядели как статуэтки из бледно-розового фарфора. Вахтер дядя Сухроб ходил за своей дочкой, примой Зухрой, с большим зонтиком и заслонял ее от солнечных лучей.
— Рустам из Москвы вернется, — восхищенно приговаривал он, — пусть увидит, какую красавицу я за него отдаю.
Поэтому во все следующие дни, гоже проведенные на капитанском мостике, Лола мазалась кремом от загара. Но вообще-то она совсем не думала о такой ерунде, как собственная внешность. Плавание захватило ее, а когда входили в Неаполитанский залив и она увидела, как солнце опускается в море, словно тяжелая капля алого огня, ей показалось даже, что жизнь полна какого-то тайного, до сих пор ей непонятного смысла и счастье возможно.
Так что обращать внимание на ониксовые ванны было бы еще более глупо, чем на стоимость королевского люкса в отеле на авеню Монтень. Даже если закатное солнце над Неаполитанским заливом было для Романа всего лишь побочным эффектом свежекупленной яхтенной роскоши, то никто ведь не мешал Лоле смотреть на все это собственным взглядом. Она и смотрела.
Тем более что на этот раз Кобольд вообще не требовал от нее участия в его жизни. Это было немного странно, потому что в Неаполе на яхте появился гость. Когда Лола увидела высокого полноватого мужчину, который представился только по имени, Борисом, ей стало не по себе. Взгляд у него был такой, что хотелось отвести глаза: безразличный и пронизывающий одновременно.
— Спросил бы я, Роман Алексеевич, во сколько тебе все это счастье обошлось, — небрежно бросил Борис, — да не хочу попасть в ловушку Перпонта Моргана.
— Это в какую ловушку? — таким же, как у гостя, тоном поинтересовался Роман.
— Спроси для начала, кто такой Перпонт Морган, — усмехнулся Борис. — Был такой командор Нью-Йоркского яхт-клуба на заре существования этой организации. И вот когда спросил его один нефтяной магнат, во что обходится содержание яхты, он ответил: «Тот, кто задает подобный вопрос, вообще не имеет права владеть яхтой».
— Придется вступить в Нью-Йоркский яхт-клуб, — ответно усмехнулся Роман. — Я же не задаю подобного вопроса.
— Ну-ну. Успехов при вступлении, — пожелал Борис. — Многие пытались.
Лола вызвала у него не больше интереса, чем яхта. Во всяком случае, он окинул ее таким же взглядом»— быстрым, равнодушным и оценивающим одновременно — и больше уже не обращал на нее внимания. Впрочем, и с Кобольдом Борис держался точно так же, но тот, в отличие от Лолы, нервничал по этому поводу. Хотя Роман свою нервозность умело скрывал, Лола изучила его достаточно, чтобы заметить.
Еще она заметила, что Сеня наблюдает за гостем так, словно тот в любую минуту может подсыпать яду в стакан хозяина. И в этом тоже была странность, и было напряжение, которое она, впрочем, всего лишь отметила про себя, чтобы тут же забыть. Шкипер учил ее управлять яхтой, и по сравнению с этим нервозность Романа, снобизм его гостя и настороженность охранника значили так же мало, как загар или прическа.
Гораздо важнее было то, что к берегам Черногории яхта подошла под ее управлением. Лола представить не могла, что от чего бы то ни было ее может охватить такой восторг! Правда, на входе в бухту шкипер Никола вежливо отстранил ее от штурвала.
— Долазимо в Бококоторску бухту, — сказал он. — То сложный фиорд, нужен опыт.
Но Лола ничуть не расстроилась: бухта была так сказочно хороша, что не любоваться, открыв рот, ее причудливыми изгибами и скалистыми берегами мог только тот, кто, вроде Николы, вырос, глядя на все это.
Никола был прямым потомком первого главы Братства моряков, которое, как он объяснил Лоле, было основано в городе Которе — вот здесь, на берегу этой бухты — еще в девятом веке и существовало до сих пор. Он мог идти по сложному фарватеру с закрытыми глазами, и, будь ее воля, Лола осталась бы с ним на яхте. Но Роман сказал не терпящим возражений тоном:
— Не строй из себя морскую волчицу. Потерпишь пару дней без игрушки. Сейчас едем в Будву, потом на Святого Стефана.
И вот Лола бродила по узким будванским улочкам, и мостовая кренилась под ее ногами.
— Изучаете достопримечательности? — услышала она.
Борис появился так неожиданно, что Лоле показалось, будто он вышел прямо из стены. Но, приглядевшись, она поняла, что никакой мистики с его появлением не связано: просто на ту улочку, по которой она шла, выходила еще одна, совсем узенькая.
— Может быть, выпьем кофе? — вдруг предложил Борис.
Лола посмотрела на него с некоторым удивлением: не ожидала, что он вообще узнает ее при встрече, и тем более не ожидала, что предложит совместное кофепитие.
— Выпьем, — пожала плечами она. — Я как раз собиралась. Только я вообще-то собиралась выпить виски.
Тогда лучше не виски, а лозовой, — ничуть не удивившись таким ее утренним планам, сказал Борис. — Это местный виноградный самогон. Ровно то же самое, что виски, уверяю вас.
Они сели за столик в летнем кафе на маленькой, как комната, площади.
— Любите путешествовать? — спросил Борис.
— Наверное. Вряд ли это любовь, но путешествовать мне в самом деле нравится.
— Интересно, что в вашем представлении любовь? — усмехнулся он.
— А почему вам это интересно?
— Потому что вас трудно заподозрить в любви. Трудно представить, что это чувство вообще вам знакомо. К Роману Алексеевичу уж точно.
— А вам не кажется, что вы лезете не в свое дело? — заметила Лола.
— А это важная составляющая моей деятельности — лезть в чужие дела. Только не все это понимают.
— И не всех это интересует, — добавила она. — Меня это не интересует совершенно.
