Ещё раз выдохнув, повторяю эти успокаивающие фразы и оборачиваюсь, чтобы наконец переступить через ещё один свой страх. Но увы, и шаг сделать не успеваю. Всё тело каменеет, а ноги прирастают к земле, стоит мне понять, что моё уединение нарушено.
– Алана? Это ты? – донельзя удивляется второй главный виновник этого торжества и мой бывший парень, если, конечно, его можно так называть.
Кроме пустого секса, между нами с Мэттом ничего никогда не было. Жаль я была слепой дурой, которая наотрез отказывалась это понимать.
– Да, Мэтт, это я. Привет, – тихо выдыхаю, чувствуя, как шкала волнения превышает всевозможные пределы.
Он недолго молчит, будто о чём-то раздумывая, а затем, сосредоточенно глядя на меня, спрашивает:
– Что ты здесь делаешь? Никак не ожидал тебя тут встретить.
– Да, понимаю, я сама до последнего думала, что не осмелюсь прийти. Но я сделала это, потому что хочу поздравить Рони с замужеством и поговорить с ней.
– Вот, значит, как, – хмыкает Мэтт и делает несколько шагов ко мне.
Не могу не отметить, что со дня нашей последней встречи он изменился внешне. Возмужал, отрастил щетину. Черты лица стали ещё более острыми, а тёмные волосы – короче. Красивый. Очень. Когда-то меня сильно влекло к нему. Не так безумно, как к его брату, но влекло. Однако любовью там и не пахло. Теперь я чётко это понимаю. И не была бы я в то время такой эгоистичной сукой, сразу же бы отошла в сторону и позволила Веро́нике быть счастливой.
– И о чём же именно ты хочешь с ней поговорить? – голос Мэтта звучит нейтрально, без злости или неприязни, но суровый взгляд вынуждает напрячься.
И я уже молчу о том, что по непонятной причине Мэтт вторгся в зону моего комфорта, подойдя слишком близко.
– Хочу поговорить о том, что по моей вине восемь лет назад случилось с ней и её папой. Я пришла извиниться, – делаю шаг назад и ставлю блок, скрещивая руки на груди.
– Серьёзно? Извиниться? И ты правда считаешь, что подобрала хороший момент, чтобы напомнить Рони о своём существовании?
– Да… Я… Не знаю… Я просто думала, что…
– Думала, что в свой самый счастливый день Рони простит тебе всё на свете, так? – недобро усмехается Мэтт. – Как погляжу, Лана, ты какой была дурой, такой и осталась, раз действительно считаешь, что всё пройдёт по твоему плану. Рони ни за что тебя не простит и выгонит со своего праздника сразу, как увидит. Могу заверить тебя, она не забыла, что ты сделала и ненавидит тебя за это. Никакие годы это не изменят. Так что тебе несказанно повезло, что я первым случайно столкнулся с тобой. Я уберегу тебя от жалких попыток извиниться, а жену – от встречи с человеком, которого она навсегда вычеркнула из своей жизни, – беспощадно высекает Уокер, словно отрезвляющую оплеуху мне отвешивая.
Вся уверенность в правильности своих намерений разом исчезает, а та хрупкая оболочка, в которой содержалась моя тревога, лопается, разливая по всему периметру груди горькую субстанцию.
Боже! Мэтт прав. Какая же я всё-таки дура, раз поверила, что Веро́ника простит меня. О чём я только думала, когда шла сюда? Как позволила себя уговорить решиться на этот абсурдный поступок?
Меня нельзя простить. Я не заслуживаю прощения. Своим появлением я только всё испорчу, дав Веро́нике ещё одну причину для ненависти.
Пытаюсь проглотить слезливый ком в горле, но он предательски поднимается обратно, достигает носа и глаз. В них будто песка насыпали. Жжёт, щиплет. Губы поджимаются от непосильной грусти, сердце будто клещами сдавливает, и я начинаю тихо плакать. И всё это на глазах у молчаливого Мэтта, который ни с того ни сего приподнимает руку и касается пальцем моей щеки, стирая с неё слезинку.
Я аж замираю от этого жеста, дышать прекращаю. И только чувствую, как грусть смешивается с доброй долей недоумения, когда Уокер вдруг расплывается в улыбке. Беспричинной. Мерзкой. И нисколько не свойственной ему.
– Моя дорогая любимая, Алана, – его палец плавно перемещается с моей щеки к губам. – Ты даже не представляешь, как сильно я скучал по тебе и твоим слезам, – он наглым взглядом спускается с моего лица на грудь и даже не пытается скрыть, что ментально уже раздел меня и отымел во всех позах.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
БА-БАХ!
С этим оглушительным звуком можно сравнить взорвавшееся в моей голове осознание, что всё это время я разговаривала вовсе не с женихом, а с мерзким ублюдком, который когда-то ежедневно упивался моими страданиями.
– Алекс, – хрипло произношу я, отрывая его руку от своего лица.
– Правильно, это я, – его улыбка становится ещё более мерзкой. Мне аж тошно становится. – Нужно признать, я удивлён, что ты сразу меня не узнала. Столько прекрасных моментов мы прожили, а ты вот так просто перепутала меня с Мэттом. Обидненько, – он вновь порывается коснуться моей щеки, но я ударяю по его ладони.
– Я перепутала тебя с ним, потому что и подумать не могла, что ты здесь будешь.
– Как же я мог не быть на свадьбе своего младшего брата?
– Может, потому что тебе всегда было плевать на всех членов своей семьи?
– Не правда. Не такой уж я мерзавец.
– Такой, Алекс. И даже хуже. Кроме себя, ты ни о ком никогда не думал.
– И в этом мы с тобой очень похожи, Лана, – ухмыляется Уокер, повторно оценивая моё откровенное декольте. – Наверное, поэтому мы с тобой были такой замечательно парой.
– Мы никогда не были замечательной парой. Ты издевался надо мной и наслаждался этим, а я по дурости позволяла. Вот и всё.
– Не по дурости, а по любви.
– Не было никакой любви.
– Да неужели? – ехидный смешок слетает с его уст. – Ты ж мне столько раз в ней признавалась – не сосчитать. С утра, днём, вечером, по ночам. После каждой ссоры и каждой моей измены. Ах да! После того, как ты застукала меня с твоей лучшей подругой в койке, ты тоже в итоге клялась мне в любви до гроба. Уже забыла, что ли? – смеясь, напоминает мне о том, каким слепым, глупым и не уважающим себя ничтожеством я была.
Но сейчас я не такая. И не собираюсь и минутой дольше общаться с этой мразью.
– Нет, Алекс, к сожалению, не забыла, но всей душой желала бы стереть из памяти всё, что было связано с тобой. Такое пустое, бесчувственное чмо, как ты, не заслуживает, чтобы о нём помнили и тратили своё время на разговоры с тобой. Так что будь добр отвалить от меня. И не смей больше никогда ко мне приближаться, – глухо цежу я и порываюсь его обойти, но Алекс резко ловит меня в кольцо своих рук и зарывается пятернёй в волосы.
– Из нас двоих чмо здесь только ты, Ланочка, – раздражённо шепчет Уокер, пугая меня до чёртиков. – Я всегда обращался с тобой только так, как ты мне позволяла. И не моя вина, что ты всегда была такой тупой и доступной. Спорим, мне и сейчас будет ничего не стоить вые*ать тебя прямо в кустах.
Он даже сказать мне ничего не даёт, тут же запечатывая мой рот поцелуем, что на пару с его гадкими словами вмиг заполоняют душу омерзением.
И этого урода я когда-то боготворила? Прощала ему всё и выполняла каждую его прихоть? Фу. Мерзость. Дикость. Никогда не хочу вспоминать об этом. И никогда не позволю ему сделать то, что он задумал.
Собираюсь уже прикусить ему язык и врезать по лицу в точности, как сделала это ещё несколько месяцев назад со Стивом, как вдруг слышу звон стекла в нескольких метрах, а всего через пару секунд – хруст челюсти Уокера.
– Стив! – с облегчением выкрикиваю я, глядя, как Алекс падает на землю.
Правда, радость от очередного своевременного появления Стива быстро пропадает. Сразу же, как вижу, с какой яростью он смотрит на дезориентированного Уокера, а затем переводит залитый кровью взгляд на меня.
– Так, значит, ты с этим у*ком мне изменяешь, – он не спрашивает, а, представьте себе, заявляет со стопроцентной уверенностью. Глухо, едва слышно от клокочущей в нём злости, но я расслышала эту нелепую фразу, словно она пробомбила соборным колоколом у меня в черепе.
– Чего? Изменяю? С Уокером?
– Не строй из себя дуру, Лана! Я всё знаю.
