– Нас с тобой ждут очень много долгих разговоров, но, думаю, мы повременим с ними до тех пор, пока ты не вернёшься с медового месяца.
– Согласна. А сейчас нам пора возвращаться на праздник.
– Нам? – на миг напрягаюсь.
– Разумеется, нам. Не считаешь же ты, что я отпущу тебя домой. Нет уж, – встав со скамьи, Рони одной рукой хватает свои туфли, второй моё запястье, и тянет за собой. – Пойдём торт с пола есть да безалкогольное шампанское пить. А ещё приводить в чувства твоего драчуна. Он наверняка ещё в шоке. Таким образом сообщить мужику о беременности надо уметь, Лана.
– Думаешь, он всё ещё злится на меня?
– На тебя? Почему Стив должен злиться на тебя?
– Не знаю, но, по ходу, у него есть на то причины, раз он даже не побежал за мной.
– Он не побежал только потому, что я попросила его этого не делать, чтобы дать нам возможность поговорить. Так-то Стив пулей собирался лететь за тобой.
– Да?
– Что за удивление? Разумеется. Это же Стив. Тот самый бесконечно влюблённый в тебя ботан.
– Ну не скажи. Он давно уже не тот самый ботан.
– Пф… Я тебя умоляю, Лана, – подруга смотрит на меня как на глупого ребёнка. – Я никогда не забуду, как смачно он сох по тебе в универе. Поверь мне, такая любовь не может исчезнуть, даже несмотря на сильные перемены в Стиве. Что тогда, что сейчас он за тобой на край света побежит, – голос Рони настолько пропитан уверенностью, что она немыслимым образом передаётся и мне.
Я крепче беру подругу за руку и начинаю смелее следовать за ней, морально готовясь к ещё одному важному разговору, который расставит между нами со Стивом все точки над «и».
Глава 29
Стив
– С твоим лицом не всё так страшно, Стив, – заключает Саманта, прикладывая лёд к моей подбитой скуле.
С лицом, может, и не всё страшно, но что за лютая дичь творится внутри – не описать словами. До сих пор слышу отголоски мерзких слов Алекса с криками Ланы, и меня бомбит. Не по-детски мотает из одной крайности в другую. Кровь то вскипает в жилах от злости, то стынет от тотального непонимания. Меня то трясёт, то столбняк охватывает. То агрессия к подбитым кулакам приливает, то бессилие утяжеляет тело, мёртвым грузом прибивая к стулу.
Мама Рони внимательно осматривает моё заплывшее веко, слегка касается его, чем-то промывает, а я нихера не чувствую. Организм будто отрубило от всех внешних раздражителей. Все силы уходят на то, чтобы справиться с внутренним Армагеддоном.
Да только как это сделать, если я ровным счётом ничего не понимаю? Что только что произошло? Как Алекс оказался на свадьбе вместе с Ланой? Правда ли, что они встретились случайно, или зайка опять мне соврала? Если сказала правду, то с кем, чёрт подери, она вчера встречалась и провела эту ночь? И какого лешего проорала мне о ребёнке?
Я как услышал её душераздирающий крик, так меня словно ледяной водой окатило. Несколько раз. Сердце остановилось, красная пелена разом спала с глаз, и я увидел, насколько сильно избил Алекса.
Меня он тоже пару раз неслабо задел, но я разукрасил этого гандона так, что его смазливую рожу с трудом узнает даже родная мать. О чём я нисколько не жалею, даже несмотря на то, что чуть не убил ничтожество. Поебать. Повторил бы ещё раз. А то и несколько раз.
– Глаз всё-таки стоит обработать, как следует. Точно не хочешь поехать в больницу? – с заботой интересуется Саманта, вытягивая меня из моей внутренней бойни.
– Точно. И так заживёт. Всё нормально.
– Ну смотри сам. Не маленький. Моё дело предложить, – с проблеском обиды произносит мама, и я ругаю себя за то, что не контролирую с ней тон голоса.
– Прости, Саманта. Я сейчас не в себе немного.
– Да всё в порядке. Я понимаю.
– Спасибо за заботу, но, думаю, тебе не стоит быть тут и тратить время на лечение моих побоев.
Под словом «тут» я имею в виду небольшое отдельное помещение в шатре. Так сказать, укромное место для невесты и всех её подарков и вещей.
– Лучше возвращайся на праздник. Судя по шуму и музыке, наша с Алексом драка не сумела его испортить.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– А ты?
– Я ещё недолго посижу здесь в тишине, а потом поеду домой. Иди. За меня не переживай. Сама же сказала: не маленький, – выжимаю из себя улыбку и забираю из рук Саманты ледяной компресс.
– Как поживает наш боец, Сэм? – в комнату входит Фрэнк. – Я ему тут кое-кого привёл.
Я в один сплошной оголённый нерв превращаюсь, видя, как вслед за Фрэнком из-за занавески появляется Алана. Заплаканная, но ясно улыбающаяся.
Понятно. Значит, их разговор с Веро́никой закончился примирением. Ну, хоть что-то хорошее сегодня всё-таки произошло. И на том спасибо.
– Я так рада, что ты вернулась, – Саманта подходит к зайке и заключает её в крепкие объятия. – Мы скучали по тебе, девочка.
– Я тоже скучала. Очень, – Лана прикрывает глаза в наслаждении и улыбается ещё ярче.
Родители Рони для неё всегда были гораздо ближе, чем свои собственные. Но, прекратив общаться с подругой, Лана и с ними оборвала все связи.
– Ты почти не изменилась. Только ещё красивее стала, – констатирует Саманта, рассматривая лицо Аланы.
– И это ты мне говоришь, Сэм? Ты вообще не изменилась за эти восемь лет. Чувствую, мне потом нужно будет пройти у тебя курс по сохранению молодости. Сама я уже замучалась бороться с чёртовыми морщинами.
Мама смеётся в голос, внешне превращаясь в точную копию Рони.
– О каких морщинах ты говоришь? Ты же ещё такая молодая.
– Молодая не молодая, а морщины безжалостно атакуют меня.
– Глупышка.
– Да, в этом плане я не сильно изменилась, – усмехается зайка и наконец переводит взгляд на меня.
Встречаемся, и сердце даёт сбой, вся комната расплывается. Фокус сужается до одних её изумрудных глаз. Красивых. Родных. И кроющих за своим блеском множество тайн, которые нам срочно необходимо развеять.
– Думаю, нам стоит посмотреть, как там Несси, – произносит Фрэнк, беря жену за руку.
– Да, стоит. Но я буду ждать тебя, Лана. Надеюсь, ты больше не станешь убегать?
– Нет, больше я никуда не убегу.
– Точно?
– Точно. Мне некуда бежать. Все любимые мне люди здесь.
И снова взгляд на меня. Пробирает до мурашек. Рвёт все нервные окончания. Сгусток напряжения бьёт наотмашь по центру груди.
Родители тактично покидают комнату, оставляя нас наедине. Но мы не спешим ничего говорить друг другу. Я продолжаю сидеть на стуле, а Лана подходит ко мне почти впритык, встаёт между моих ног и, забрав у меня ледяной компресс, просто смотрит. Пристально. Задумчиво. Молча. Медленно поглощая черты моего лица. Я делаю то же. Несмотря на раздрай, как долбанный торчок, скольжу взглядом по её коже, не упуская ни один миллиметр, и с каждой секундой шизею от Ланы всё больше.
– Очень больно? – спрашивает зайка, хмуро глядя на мой подбитый глаз.
– Нет.
Вчера ты сделала мне в разы больнее. И сегодня тоже.
– А здесь? – подушечкой пальца аккуратно касается моей щеки, и я морщусь.
Не от боли, а от слишком бурной и противоречивой реакции на её прикосновение – тандем радости и злости. И второе определённо превалирует.
– Ты действительно считаешь, что состояние моего лица – это именно то, о чём мы должны сейчас разговаривать? – окольцевав пальцами запястья Ланы, отстраняю её руку от себя.
– Мне важно знать, что с тобой всё в порядке, Стив.
– Со мной всё в порядке. Как видишь, всё такой же живой и бодрый.
– А ещё злой и странный.
– Я странный? – мои брови взмывают вверх.
– Конечно, ты. Не отвечал мне весь день, Рони сказала, что ты всю свадьбу сидел без настроения и напивался, а потом ещё додумался меня в измене с Алексом обвинить. Как только тебе в голову пришла столь абсурдная мысль?
– Абсурдная ли? После всей твоей лжи?
На лице Ланы отражается крайняя степень недоумения.
– Ты о чём?
– Мне серьёзно нужно всё рассказывать, или, может, ты сама во всём наконец признаешься?
