— Есть у меня один парень, — начал он, помолчав. — Как будто надежный. Прислан Маркевичем…
— Маркевича посадили. Слишком уж пёр напролом…
— Да ну?
— Не повторяйте его глупостей.
— Учту. Парень головастый, да вот беда, беспартийный. Хотя, с другой стороны, вроде бы пролетарий. Сапожник по профессии.
— Проверьте. Если стоящий человек, отчего ж не привлечь. Но это в крайнем случае, в самом крайнем случае, слышите! И не нарвитесь на провокатора… Да и кое-кого еще поостерегитесь. По слухам, иностранные разведки засылают в страну агентуру чуть ли не сотнями… Эти готовы кого угодно взять в союзники…
— Ну, этот парень, конечно, никакой не агент.
«Милые! — Лев ликовал. — Мои объятия раскрыты!»
— Чай?
— Выпьем.
— И завтра на охоту… А послезавтра, как уговорились, в Бычьем Загоне вы встретитесь с нашими людьми. Я всех известил. Надо их подбодрить.
— Все будет надежно?
— Будьте покойны.
— Конспирация, товарищ Богданов, сестра победы.
«Правильно!» — сказал про себя Лев и беззвучно рассмеялся.
4
Бычьим Загоном называлась лощина, заросшая лесом. Пройти туда было довольно трудно. На дне лощины журчал холодный прозрачный ключ. На лужайке, у ключа, должно было состояться свидание гостя с верхнереченскими единомышленниками.
Первыми появились в лощине патрульные, они обыскали кусты.
Потом на полянку начали сходиться люди. Тут были советские служащие, студенты техникумов. Затем пришли несколько рабочих. Один из них уселся в стороне и закурил трубку — это был слесарь по фамилии Новичок. Скоро к нему подошел еще один в картузе, в длинной, синей с горохом рубашке и плисовых штанах.
Потом появились Богданов и его гость, обошли полянку, поздоровались с каждым.
— Земля сырая, товарищи, а вы прямо на нее садитесь! Простудитесь! — Гость добродушно улыбнулся. Его молодой, звучный голос поднял настроение собравшихся. — Надо беречь себя! Газету подстелили бы… — Он снял пальто и сел на него. Рядом с ним устроился Богданов.
— Ну, очень рад вас видеть, товарищи! — продолжал гость. — Видите, какие времена-то пришли, а? Опять, как в старое время, тайно собираемся…
— Сравнение не совсем подходящее, — усмехнулся Новичок. — Тогда люди царя обманывали. А мы кого?
— Что поделаешь, обстоятельства вынуждают! — Гость сорвал былинку и начал ковырять в зубах. — Ну, какое настроение, товарищи? Давайте рассказывайте. По душам, ладно?
— Хреновое настроение! — вступил в разговор рабочий в плисовых штанах. — Черт знает, кого слушать, кому верить… И те вроде бы нам добра желают, и вам в этом вроде бы не отказать.
Гость внимательно слушал рабочего. И перевел взгляд на Богданова.
Тот понимающе кивнул.
Хожу я и туда и сюда, слушаю, и вот чего я надумал, — раздумчиво продолжал рабочий. — А что, братцы, кончить бы, скажем, нам эту свару да заняться делом.
— К этому и идем, — очень как-то просто и задушевно проговорил гость. — Фу-ты, какая чудесная погода! Будто бы не сентябрь. Жарынь! — И вытер потное лицо. — Да, да, продолжайте, товарищ, мы слушаем.
— Вот я и говорю, кончить бы эту свару и — за работу. Душа по работе тоскует, товарищ, поверь! От тоски и сюда пришли! — Рабочий замолчал.
В лесу было тихо, слышно было, как, шурша, падали с деревьев листья да на дне лощины журчал ручей.
— Вот я слышал, в Москве затевают пятилетний план. А что, если на самом деле стоящее дело? Может, что и выйдет? — сказал Новичок. — Небось и работа нашлась бы всем.
— Ничего не выйдет. — Гость пожевал губами и, вынув из бокового кармана листки бумаги, сосредоточенно стал их перебирать.
Люди, сидевшие вокруг него, молчали. От деревьев на луг легли тени. Стало прохладно.
Гость начал говорить.
Говорил он чуть-чуть картавя, что сообщало его речи приятное звучание, фразы были закруглены.
— Ни черта не пойму! — сказал Новичок, когда гость кончил пространную речь о положении в партии и о развернувшейся дискуссии, начатой троцкистами.
— Тсс! — зашикали на него. — Не мешай!
— Как так не мешай? — закипел Новичок.
— Сиди, говорят, дубина! Послушаем, умней будем, — гневно осадил Новичка рабочий.
Гость сказал, что он вовсе не обижен словами Новичка.
— Только в споре рождается истина, — заявил он под конец речи.
— Ну, теперь можно и вопросы, — предложил Богданов, — кто хочет?
— Я! — Новичок встал. — Вот тут они говорили, что, значит, социализм в одной стране вроде бы построить нет никакой возможности. Так. Раз социализма нельзя построить — шабаш. Раз там, наверху, ошибаются — точка. Но думаю: а если, стало быть, вы займете ихние места наверху, что вы-то начнете строить? Прошу разъяснить. Постой, постой, я не кончил. Нам теперь известно: тут социализм, тут капитализм. Выходит, раз нельзя социализма — стало быть, не миновать капитализма! Так я думаю?
Гость не сразу нашелся.
— Ну, знаете, — сказал он, — мы тоже… будем строить социализм. Но… понимаете ли… по-другому… Я уже сказал, как именно.
— Да что он, социализм, двух сортов, что ли? Это ведь не чай. Такой сорт да такой сорт.
Рабочий в плисовых штанах басовито рассмеялся. Смеялись и кое-кто из собравшихся.
Встал Богданов и объяснил, что товарищ ответит на вопросы Новичка после собрания — сейчас надо заняться делом, пригласил собравшихся пододвинуться к нему. Начался оживленный разговор. Гость перешел «к делу»…
Глава вторая
1
Петр Баранов часто бывал у Льва. Они вели длинные разговоры, запершись в маленькой комнатке позади мастерской. Петр выходил из комнатки красный, возбужденный и злой. Наконец Баранов, как выражался Лев, «испекся» и согласился, не окончив школы, уехать учителем в село. Вся процедура с назначением Баранова учителем была проведена довольно быстро: Лев пустил в ход все свои связи.
Петру дали место в крупном селе, недалеко от Верхнереченска. Получив назначение, Баранов зашел к Льву.
В мастерской сидел Зеленецкий.
— Подожди минутку. Мы сейчас.
Петр присел в угол и принялся слушать разговор Льва с незнакомым человеком.
— Это я знаю совершенно точно, — сказал Зеленецкий. — Его снимают.
— Плохо дело.
— Плачевно, плачевно!
— Ах, дурак, дурак! — Лев грубо выругался. — Воруй, да не попадайся. Если его снимут, — продолжал он, — то на этот раз назначат умного директора.
— Безусловно.
— Ладно, как-нибудь выкрутимся. Кстати, Сергей Сергеевич, я еще раз прочитал первую главу вашей книги. Место, где вы описываете студенческую сходку, рассуждения о тирании и о недолговечности диктатуры — замечательны! Говорите о царе Романове, а получается черт знает что! Тонко, очень тонко!..
Вскоре Зеленецкий распрощался.
— Ах, дела, дела! — пробормотал Лев, закрыв дверь за Сергеем Сергеевичем. — В одном месте заштопаешь, в другом рвется. Ну, как у тебя, Петр? Все оформил?
— Все.
— Хорошо. Значит, поедешь и будешь учить? Ну, учи, учи. Ученье свет, неученье того хуже. Но особенное внимание, братец мой, обращай не столько на детишек, хотя и их учи как следует, — Лев подчеркнул эти слова, — а на ребят повзрослее. Затевай кружки, спектакли. Насчет второй задачи мы уже толковали. Ты что, сначала в Дворики заедешь?
— Да, заберу там кое-что.
— В Двориках обязательно поговори с нашими людьми. Подбодри их. Батька твой уже работает. Размалюй им все пострашней. Дескать, войны не миновать. Поклон от меня передай и деньжонок сунь.
— Ладно.
— Только ты втолкуй им, дуракам, что работать надо тихо, осторожно. С дубьем после попрем, а сейчас пускай держатся вежливенько. Если можно, пусть идут в артель. Нам и в артелях люди нужны. Пусть приспосабливаются, понял, приспосабливаются… Когда едешь?
— На днях. Продать кое-что надо. Муки отец прислал, пшена.
— Передавай там привет.
Петр уже открыл дверь, когда Лев вернул его.
— Ты знаешь, в Двориках трактор завели. Трактор надо списать в расход.
— Ладно.
Хорошо бы обвинить в этом Ольгу Сторожеву. Скажи Селиверсту Петровичу: ежели трактор сломается — ей быть в ответе, чуешь? Ну, двигай. С богом!
Лев закрыл за Петром дверь и принялся ходить по мастерской.
Дела у него, в общем, шли удачно. Николай Иванович Камнев вместе с другими плановиками сидели над пятилеткой губернии. Лев на правах консультанта частенько присутствовал на совещаниях и заседаниях, посвященных пятилетке. В комнатке позади мастерской лежала кипа статистических сводок, протоколов. Лев читал их с большим вниманием… Особенно он интересовался разработками торфа на вновь открытом болоте, постройкой теплоцентрали, состоянием Верхнереченской электрической станции и прочими делами, не имеющими прямой связи с каучуконосами.
