Вот тогда он сделает Фрэнка своим.
— Жерар? — из-за двери донёсся стук и голос Маргарет.
— Войди, — устало пригласил Джерард, ладонью разгоняя дым, плотно висевший в небольшой и тёмной комнате. Окна до сих пор были занавешены тяжелыми портьерами и закрыты, лишь между полотнами оставалась щель, через которую проникал свет, по мнению Джерарда, достаточный для освещения этого помещения и его настроения в целом.
— Господи, Жерар, ну что за мрак! — затараторила Марго, кинувшись к окнам. Портьеры полетели в стороны, рамы зазвенели, сталкиваясь друг с другом, и в комнату начал поступать свежий воздух. Оглянувшись, Джерард увидел, что Маргарет не одна. У входа, явно стесняясь и чувствуя себя довольно скованно, топталась на месте малышка Лулу.
— Марго, — весомо сказал Джерард и, когда женщина остановила бурную деятельность, вопросительно указал взглядом на переминающуюся девочку, с интересом разглядывающую корешки книг в большом шкафу у противоположной стены.
— Ох, Жерар, — спохватилась Маргарет, — чуть не забыла. Лулу нужна шляпка. На завтрашний приём. У неё есть прекрасное изумрудное платье для него, и ни одной подходящей шляпки. Это даже неприлично для мадемуазель её положения.
Джерард еле слышно вздохнул. Началось. Всегда с этими женщинами что-нибудь, да не так. Женщине плохо, женщине нужно новое платье. Женщина тоскует, так как к новому платью не подходят ни одни из старых туфель. Женщина в печали, так как с новыми туфлями не сочетаются имеющиеся шляпки. А новая шляпка прекрасна, но совершенно не для этого платья. И этот замкнутый круг можно повторять сколь угодно долго. Насколько же проще всё было с мужчинами! Нет, он никогда не заведёт семьи.
— Жерар, — Маргарет настойчиво припечатала его имя, зная не понаслышке, как хозяин относится к подобным вещам.
— Ладно, ладно, я понял, не продолжай, — сдался он, для наглядности поднимая руки. — Съездим в город к Сьюзи. Это недалеко и она работает быстро. Лулу, собирайся!
****
Уже через два часа девочка крутилась перед большим зеркалом в доме швеи и шляпницы, которая ко всему оказалась очень милой, рано поседевшей женщиной средних лет.
— Джерард, что это за прелестное создание? — спрашивала она с зажатыми в губах иглами, которыми прикрепляла те или иные украшения к заготовке шляпки, что начала делать для девочки. — Как-никак, одна из твоих дочерей? — она хрипло засмеялась, не расцепляя краешка рта.
— Племянница. Приехала ненадолго погостить из провинции. Вот, хочу сделать подарок, а то завтра она уже уезжает… — Джерард лгал, не моргнув и глазом. Такая ничего не значащая ложь давалась настолько просто, что, порой, заменяла в его голове саму правду.
— Ох, тогда я постараюсь поскорее. Можете пока попить чай в саду, на свежем воздухе. Я попрошу накрыть.
— Благодарю, Сьюзи. Вот почему я никогда не променяю тебя на этих чванливых зазнаек из Парижа. Твоё тёплое отношение к любому клиенту совершенно бесценно!
На обратной дороге Джерард оказался в одной карете с Луизой, трепетно прижимающей к себе круглую картонную коробку с новой великолепной шляпкой в зелёно-изумрудных тонах, украшенной атласной лентой, фетровыми листиками и цветами. Девочка всё так же не принимала его и сторонилась, ещё ни разу не заговорив с ним самостоятельно.
Джерарда это раздражало. Он не претендовал на то, чтобы стать ей лучшим другом, отнюдь. Но он хотел, чтобы с ним общались и спокойно, без трепета и стеснения смотрели в глаза. Он не любил быть воплощением чего-то пугающего.
— Что с тобой, крошка Лулу? — произнёс он наконец. — Молчишь, будто воды в рот набрала.
Девочка удивлённо подняла глаза, а потом робко улыбнулась. Её ресницы были такими длинными и тёмными, что если взмахнуть ими, наверняка было возможно немного подлететь.
— Я… — тихо начала Луиза, отводя глаза к окну. Опять не смотрела на него, ну сколько можно? — Месье Джерард, я просто очень сильно скучаю по маме, — почти прошептала Луиза, пытаясь спрятать резко подступившие к уголкам глаз слёзы. — Мы никогда не расставались надолго. Я так волнуюсь, как она там… Хоть мы и не проводили вместе всё своё время, я всё же чувствовала, что она где-то рядом. А теперь всё не так, я будто осталась совсем одна, и мне страшно. Я не понимаю, что происходит вокруг, и это незнание пугает меня ещё больше, — и две слезинки, не удержавшись, быстро покатились вниз по щекам. — Простите, я снова разнылась. Мне так неловко…
Джерард смотрел на размазывающую по щекам слёзы принцессу какое-то время, утопая в раздумьях. Он совершенно не знал, что говорить маленьким девочкам в такие моменты, и искренне считал себя плохим утешителем. Он пододвинулся к краю сидения и похлопал по освободившемуся сбоку месту рукой. Луиза удивлённо подняла на него заплаканные глаза, заставляя его улыбнуться.
— Хочешь, я отвезу твоё письмо маме на следующей неделе?
Лицо принцессы расцвело, она радостно закивала и, осмелев, пересела к нему на сидение.
Джерард, боясь ошибиться, мягко, но настойчиво наклонил плечики девочки, пока та не оказалась головой у него на коленях, и тут же принялся гладить мягкие, нежные кудри рукой, тихо напевая себе под нос очень старую колыбельную, которую ещё никогда и никому не пел. Эту колыбельную его мама пела тогда, когда он, совсем ещё маленький, боялся засыпать в темноте. Но свечи были дорогим удовольствием для бедного семейства, поэтому его мама пела эту песню, просто сидя рядом во мраке у его кровати.
Карета мерно покачивалась, поскрипывали рессоры, а Джерард негромко мурлыкал себе под нос, уносясь из замкнутого пространства экипажа в далёкие дали прошлого.
Сначала Луиза была зажата и тверда, точно маленький замёрзший камушек. Но постепенно плечи её расслабились, спина обмякла и руки поудобнее устроились под щекой на его колене. А ещё через какое-то время Джерард услышал ровное детское сопение, которое означало лишь то, что Луиза доверчиво уснула под мерное покачивание рессор.
Ноги его затекли довольно быстро, но рука и не думала останавливаться, мягко поглаживая золотые кудряшки. Когда-то очень давно он так же успокаивал подскочившего посреди ночи от кошмара маленького Фрэнка. Джерард смотрел в окно, стараясь не думать ни о чём, дышать не слишком глубоко и боясь лишний раз пошевелиться, ощущая на себе бесценным грузом неожиданно свалившуюся ответственность за этого искреннего ребёнка.
И ещё что-то такое тёплое внутри груди, чему он не мог дать объяснения сейчас.
Глава 20
Джерард распахнул сонные глаза, проснувшись от настойчивого, крайне громкого стука в дверь покоев. Лихорадочно пытаясь вспомнить, где он и что происходит, осторожно прошёлся рукой по простыни, чтобы понять — нет ли кого рядом с ним в постели. Сознание медленно прояснялось, происходящее вставало на свои места, и с грустью сведя брови к центру переносицы, он безмолвно заключил: девятое апреля. Оно всё-таки наступило.
— Войдите, — громко сказал он, прочистив горло, гадая, кто же так рвётся к нему. За невесомыми занавесками еле светало, было слишком рано. И вкупе с тем, что полночи Джерард не мог заснуть, ворочаясь от волнения и мыслей о предстоящем деле, всё происходящее задавало тон не слишком благостному настроению в этот нелепый день.
Дверь робко отворили, на что Джерард саркастично изогнул бровь: стоило ли поднимать столько шума, если теперь вести себя так неуверенно? — и в получившуюся щель неслышно проник Фрэнк — растрёпанный, в одной длинной рубахе, с розовыми ото сна щеками и глазами, мерцающими какой-то невероятной звёздной пылью.
— Я… прошу прощения. Мне так неловко, месье…
— Фрэнки… Кажется, мы договаривались? Просто Джерард, — скривившись, точно от неспелого раскушенного яблока, перебил он Фрэнка.
— Да, да… Простите, — протеже то и дело теребил кружева на длинных рукавах, ежесекундно опуская глаза с расширенными зрачками в пол. — Джерард, я так хотел поздравить вас первым, что не удержался и пошёл на то, чтобы разбудить вас. Теперь я вижу, что идея была глупой и неудачной, мне стыдно, и я…
