— Фрэнки, Господь с тобою, — ухмыльнулся Джерард, с силой сжимая пальцы в кулаки под одеялом, стараясь заставить себя мыслить разумно, а не развратно. Перед ним в совершенном смущении и невинности, одетый лишь в рубаху на нагую кожу, стоял тот, чьи жаркие объятия являлись бы лучшим подарком в этот грустный день. И одному лишь дьяволу ведомо, как тяжело было ему сдерживать явные позывы своего сердца и не менее явные — тела. — Я уже проснулся, а ты уже здесь, поэтому прошу, не стесняйся, продолжай без смущения и робости.
Фрэнк ещё мгновение собирался с духом, а затем рывком преодолел разделяющее его и кровать расстояние, и только теперь Джерард увидел небольшой узкий конверт чайного цвета в его руках. Словно его специально состарили для придания такого необычного оттенка.
— Джерард, с Днём Рождения Вас! — вдохновенно проговорил Фрэнк, робко улыбаясь и покусывая губы, пряча глаза за тёмными ресницами и неожиданно снова распахивая их. «А ведь он снова соблазняет меня!» — с удивлением и восхищаясь настойчивостью Фрэнка, отметил Джерард. Тот положил конверт рядом с кроватью, на массивную тумбу морёного дуба, и позволил себе наклониться, чтобы оставить поцелуй на его щеке.
«Немного шалости развеет моё незадавшееся настроение», — подумал Джерард, в самый последний момент чуть поворачивая голову и прижимая ладонью затылок опешившего Фрэнка, точно в силки ловя дикого хорька, и тот тщился выбраться из западни. Их губы: суховатые — Джерарда и влажные, слегка обкусанные — Фрэнка, — просто соприкоснулись кожей, но оба почувствовали не меньше, чем пороховой взрыв. Сердца колотились, глаза пытливо всматривались друг в друга, Фрэнк упирался обеими руками в кровать, пытаясь освободиться, но сильная ладонь на затылке не давала ему и шанса на победу.
Наконец, Джерард посчитал, что достаточно. Отпустил руку, из-за чего Фрэнк по инерции отскочил от постели на шаг с видом загнанного гончими кролика. Он с непониманием смотрел на наставника на размётанных простынях, а тот, в ответ, с ухмылкой разглядывал его.
— Благодарю за подарок, мой мальчик, — шутливо-томным голосом сказал он наконец, с улыбкой наблюдая, как Фрэнк робко касается своих губ, точно проверяя: на месте ли они? — Я могу открыть конверт сейчас, или…
— Нет! — выпалил Фрэнк, приходя в себя. — Прошу вас, вечером. Сейчас не нужно. Я бы очень хотел, чтобы вы открыли его, как вернёмся от мадам Шарлотты, перед сном.
— Что ж, — Джерарда снедало любопытство, но просьба Фрэнка была выполнима. — Если ты просишь, я так и сделаю.
— Благодарю, — легко улыбнувшись, ответил Фрэнк и замер, оставаясь стоять в шаге от кровати.
— У тебя ещё что-то ко мне, мой мальчик, или ты просто хочешь продолжить с того места, где мы только что остановились? — поддаваясь разгоравшемуся желанию и игривому настроению, срывающимся полушёпотом проговорил Джерард, развязывая тесьму на вороте своей рубахи и неотрывно глядя на недвижного Фрэнка, чувствуя себя не меньше, чем оголодавшим удавом.
Фрэнк смотрел на него, не моргая, ещё несколько мгновений, пока Маргарет что-то с грохотом не уронила внизу на кухне. Только тогда он вздрогнул, его ноздри отчаянно затрепетали, а пальцы скомкали кружево рукавов.
— Нет, не смею вас больше беспокоить, — выпалил он и быстрым шагом направился к двери. — Буду рад видеть вас за завтраком.
Дверь щёлкнула, закрываясь, а Джерард расслабленно опустился обратно на высокие подушки, заходясь в еле слышном кашляющем смехе. Чудо. Ангел. Подарок судьбы. Он мог бы весь день пролежать на перинах, без конца подбирая сладкие описания, подходящие Фрэнку. Но пора было вставать. Так много всего запланировано впереди. Настроение выправилось самым лучшим образом, и Джерард теперь точно знал, какими воспоминаниями станет развлекать себя на вероятно скучном приёме у Шарлотты.
«Суета сует — всё суета», — вспоминал извечные афоризмы Джерард, пока натягивал на лодыжки и икры белые парадные чулки, а затем — замшевые кюлоты из костюма для верховой езды. Он мог бы надеть атласные или шёлковые, но не было никакого желания сохранять строгий стиль одежды. Он терпеть не мог чванливую французскую моду и был ярым поклонником английских веяний в изменениях аристократического костюма. Англичане радели за удобство и простоту, и только благодаря им отходил постепенно на задний план тяжёлый, неудобный и массивный жюстокор, на смену которому торопливо спешил суконный фрак. Но и достоинства французской моды мужчина знал отлично: чувственные кружева жабо и манжет, множества текучих складок, завлекательные узкие формы брюк-кюлотов, так хорошо подчёркивающих его крепкие бёдра и изящные коленные чашечки. Кюлоты определённо были великим изобретением для обольщения. Но больше того он восхищался блузами. Блуз у Джерарда было столько, что впору одеть малый королевский полк на бал-маскарад. И каждой он дорожил, с каждой было связано то или иное, быть может, не всегда приятное, воспоминание. Но любое из них делало его тем, кто он есть, и Джерард, закончив с низом, прошёлся от стенки до стенки гардероба, любовно оглаживая свисающие рукава и ажурные рюши.
Что было в этих блузах? Неприкрытое желание, похоть, страсть и приглашение. Некоторые из них казались определением чистой нежности и стыдливости, которая, между тем, обещала многое, если цель сумеет найти ключик к сердцу, спрятанному под этой блузой. Большинство из них были светлыми; тут вступала в игру расчётливость Джерарда, говорящая о том, что белый, кремовый, сливочный — это те цвета, которые сочетаются со всем. Зато в многообразии форм рукавов, манжет, жабо, разнообразии и богатстве кружев и вышивок он не мог себе отказать. Выбрав кремовую блузу с манжетами под запонки, идеально подходящую к цвету кюлотов, он надел приготовленные заранее туфли с большой вызывающе-блестящей пряжкой. С остальной одеждой было решено повременить: надеть жилет — минутное дело, а жарко от него будет весьма ощутимо. Оценив свой внешний вид в большое, по пояс, зеркало, небрежно пригладил щёткой волосы и подвязал хвост чёрной бархатной лентой.
— Вот тебе и тридцать один, Джерард Мадьяро, — сказал он своему отражению, криво изогнув в полуулыбке правую сторону губ. — Впрочем, всё не так уж и плохо, старый ты ловелас.
Он ещё какое-то время рассматривал себя, словно боясь увидеть у своего двойника за стеклом седой волос или новую морщинку, а затем, едва слышно вздохнув, вышел вон.
Суета ожидала его и на первом этаже. Приподнятое возбуждение в малой столовой, скомканные поздравления и непрекращающийся гул родных голосов, звяканье серебра о тонкие стенки кофейного и чайного фарфора, бесподобный аромат свежеиспечённых пирогов — яблочно-коричного и гусиного с луком — всё это заставляло Джерарда неловко улыбаться, чувствуя разливающееся по телу тепло и удовольствие. Смущение Лулу, уронившей часть начинки на платье и пытающейся скрыть это от остальных, заинтересованно-любопытные взгляды Фрэнка, материнское хлопотание Маргарет и даже отеческое молчание пожилого Поля — всё это заставляло чувствовать себя совершенно счастливым, домашним, семейным человеком. Чувствовать себя нужным и необходимым. Чувствовать себя хозяином не только по праву власти, а по долгу заботы и опеки над всеми этими людьми, этим домом и садом. И никто не посмеет отобрать у него это.
— Месье Джерард, с Днём рождения», — прощебетала Луиза, даря трогательно вышитый инициалами шёлковый платок. Он тут же поблагодарил девочку, галантно целуя тонкую кисть, и положил подарок в карман кюлотов.
— Милый мой мальчик, я знаю, что не слишком искусная швея, но я работала над этим полгода. Если ты наденешь его хотя бы раз — я уже стану самой счастливой старухой на свете, — утирая глаза, оказавшиеся на мокром месте, сказала Маргарет, и он разорвал недорогую бумагу, чтобы вытащить на свет потрясающий расшитый золотой нитью замшевый жилет.
— Не прибедняйся, красотка, — широко улыбнулся он, — тебе до старухи столько же, сколько мне — до отставки.
Он порывисто поцеловал Маргарет в щёку, тут же примеряя подарок. Жилет отлично сочетался с уже надетыми вещами, и Джерард недолго покружил Маргарет в вальсе, которому не нужна музыка — потому что и без музыки сердца прекрасно слышали друг друга.
