— Тётушка Марго, — робко проговорила Луиза, осматриваясь по сторонам уже в холле, — называйте меня Лулу. Мне очень нравилось, когда мама называла меня так.
— Хорошо, моя милая, — ответила Маргарет, помогая Луизе раздеться и повесить верхнюю накидку так, чтобы она не помялась. — Разве можно отказать такой прелестной девочке? — и она мягко, но настойчиво приобняла её, целуя в макушку.
Джерард наблюдал, как Луиза постепенно оттаивает в женском тепле Маргарет. Та источала его вокруг себя безо всяких ограничений. Подходи любой страждущий, никто не останется обиженным! Девочка даже робко, но искренне улыбалась некоторым её шуткам, которые звучали в адрес обитателей этого поместья.
— Здесь, кроме нас, живут ещё два человека. Поль, выполняющий обязанности лакея и просто мастер на все руки, сейчас доделывает что-то запланированное в конюшне. А Франсуа — ужасный соня, поэтому даже не спустился вниз к чаю. Но зато завтра вы обязательно познакомитесь. Думаю, он тебе понравится.
Они уже дошли до кухни и мыли руки, а Маргарет всё продолжала говорить и говорить, порой бросая быстрые взгляды на начинающую засыпать девочку.
— Ты голодна? — спросила она, и пока Луиза не успела хоть как-то отреагировать на подобный вопрос, пододвинула на столе различную свежую и очень вкусную снедь: круассаны, булочки, масло и сырную нарезку… — Ешь скорее, пока я пойду и приготовлю тебе постель в гостевой комнате. Теперь это будут твои покои, я покажу их после того, как ты управишься тут.
— Но я не… — начала Луиза, чувствуя, как её веки устало закрываются, а ресницы словно стремятся сплестись друг с другом в страстном и неразрывном объятии.
— Ничего не хочу слышать, мадемуазель, вы долго добирались досюда и вряд ли успели пообедать во дворце, — Маргарет помотала головой, пытаясь придать лицу максимальную серьёзность и строгость. Получалось у неё не то чтобы очень, но зато Луиза, наконец, улыбнулась и начала откусывать небольшие кусочки от круассана, заедая их красивым мраморным сыром.
На следующий день пытающаяся приноровиться к ситуации — новому дому, чужим людям и повышенному тёплому вниманию, — Луиза решила, что хочет пойти на улицу и заняться садом. Мол, негоже таким замечательным хозяевам держать подобное волшебное место в столь запущенном состоянии.
Луиза обожала тюльпаны, которые обильно росли вдоль каждой дорожки в этом чудесном царстве свежей молодой зелени и ярких, умытых ночной росой, ещё не раскрывшихся бутонов. При свете дня всё казалось таким замечательным, таким пропахшим любовью, весной и радостью! Луиза убирала с дорожек упавшие с деревьев старые ветви, чтобы потом выкинуть их в большую кучу, величественно возвышавшуюся с другой стороны дома, там, где был огород и росли различные овощи.
Фрэнк стоял у окна на кухне уже очень долгое время, неотрывно следя за юной принцессой. Они были представлены друг другу за завтраком, и сейчас Фрэнк находил в этой малышке что-то, что никак не давало ему уйти и заняться своими делами. Он смотрел на девочку, ловя каждое грациозное движение, разглядывал красивый, словно высеченный из мрамора, профиль с чуть вздёрнутым курносым носиком. Наблюдал за бликами в просвечивающих на солнце волосах цвета лугового мёда. Фрэнк был вежлив и холоден утром оттого, что не имел представления, как нужно с ней общаться, как держать себя. Он не общался с детьми с тех пор… с тех самых пор, как сам был ребёнком
Несмотря на свою внешнюю нежность, Луиза выглядела потерянной, прогуливаясь по саду вокруг дома. Грусть и одиночество, какая-то невысказанная тоска поселились в её глазах, не давая спокойно смотреть на неё. Когда Фрэнк наблюдал через окно, ему казалось, что этот ребёнок один на целом свете, и даже долговязая фигура Поля неподалёку, равняющего ножницами зелёные кусты, словно оттеняла это одиночество, делая его ещё гуще. Это ощущение ноющим зудом отражалось в сердце Фрэнка.
— Всё не можешь глаз оторвать? — с мягкой улыбкой спросила вошедшая на кухню Маргарет, заставая Фрэнка врасплох. — Очень красивая девочка. Очень красивая и очень печальная. Хотя держится молодцом, — Маргарет начала греметь какой-то посудой, выставляя на печь большую кастрюлю, видимо, собираясь готовить в ней первое на обед. — Даже ты, когда Жерар привёз тебя в поместье, только и делал, что исчезал куда-то на целый день, пока Поль не находил тебя каждый раз в разных местах, и постоянно плакал.
— Но это было всего пару раз! — возмутился сконфуженный детскими воспоминаниями Фрэнк. — Я был ребёнком, переплывшим океан в общем трюме, а потом воровавшим на улицах, чтобы хоть как-то выжить. Потом я столкнулся с Джерардом, и он просто взял — и привёз меня сюда, оборванного, голодного мальчишку… Я был очень напуган.
Фрэнк вспомнил обстоятельства, при которых был пойман Джерардом, и как долго не верил ни единому слову молодого господина: всё ждал, когда тому надоест быть добрым, и он покажет ему все свои самые чёрные стороны. Фрэнк тогда не верил ни в какие чудеса.
Именно поэтому он и убегал на улицу сразу после завтрака в надежде не попасть своему спасителю под руку.
— Ох, мой мальчик, — вздохнула Маргарет, принимаясь за чистку овощей для супа. — Ты думаешь, что Луиза не напугана? Что с ней всё в порядке? Эта девочка только вчера попрощалась с матерью, которую неизвестно теперь, когда увидит. И увидит ли вообще. А ведь ей всего десять, Франсуа. Она всего лишь маленькая испуганная девочка, делающая вид, что сильная. Если в этом доме и есть человек, могущий как следует поладить и даже подружиться с ней, то этот человек — ты. И я верю, милый, что у тебя всё-всё получится!
Постояв ещё какое-то время на кухне под мелодичный звон посуды за спиной, Фрэнк решил собрать всю свою смелость в кулак и выйти на улицу.
— Ты знаешь, там, откуда я родом, это растение считается символом нежности и благородства, — начал юноша, подходя ближе к Луизе и останавливаясь возле зарослей белого шиповника. — Его называют «Дикая роза», и оно олицетворяет собой силу, заключенную в нежности.
Девочка слушала заинтересованно, продолжая меж тем собирать с дорожки ветки, и это подбодрило Фрэнка. Если бы она прервалась, он бы почувствовал себя зажатым, должным говорить много и красиво, чтобы оправдать доверие и интерес. А так, рядом с занятой своим делом Луизой, ему оказалось легко и спокойно, и Фрэнк сам пристроился сбоку от неё, начиная поднимать упавшие ветки.
— Существует даже древняя легенда о том, как белый шиповник попал в Англию, — по секрету сообщил Фрэнк Луизе. — Это страшная и долгая история, иногда мама рассказывала её мне… — он замолк и сделал вид, что и не думает продолжать. Луиза же сгорала от любопытства.
— Ну расскажи мне, Фрэнки! Если это секретная история, то я умею хранить секреты как никто другой! — упрашивала она, прижимая собранные ветки к своему боку.
— И ты не станешь бояться? — искренне удивился Фрэнк, внутри себя сгорая от умиления: на лице Луизы было написано такое нетерпение, что у него еле получалось сдерживать улыбку, вредно тянущую кончики губ вверх.
— Нет! — уверенно ответила Луиза. — Я очень смелая! Мне так все говорят.
— Ну что ж, — задумчиво протянул Фрэнк, словно ещё размышляя над тем, достойна ли девочка такой истории. — Пожалуй, ты и правда годишься. Готовься слушать как следует, потому что такие страшные истории я рассказываю очень редко.
И Фрэнк начал свой рассказ, который больше напоминал спектакль одного актёра, поставленный в естественных условиях: они шли по усыпанным мелким гравием дорожкам вдоль зелёных кустов, совсем забыв о сборе веток, бродили в лабиринте, несколько раз обошли вокруг пруда и сидели на разогретых солнцем деревянных лавочках. Ясное небо, по которому единственным софитом катилось яркое весеннее солнце, было крышей этого импровизированного театра, а пахнущая сыростью и разнотравьем земля служила сценой. Декорации вокруг были выше всяческих похвал, и девочка неотрывно, с расширенными от восхищения глазами следила за вдохновенно жестикулирующим и ведущим рассказ от разных лиц Фрэнком, порой вытворявшим странные па на ровном месте.
