— Что за секретное и сложное дело вы готовите? — взволнованно спросил Люциан и тут же перебил сам себя: — Хотя нет, не говори. Не желаю знать тайн великого и ужасного Джерарда Мадьяро. Себе дороже, — усмехнулся он.
— Нам нужно очернить одного очень видного и известного деятеля революции, — всё же проговорился Фрэнк и с удовольствием отметил, как округлились глаза друга. — Я буду в главной роли. Джерард — на подстраховке, чтобы контролировать ситуацию. Хотя лично я не понимаю, как можно хоть что-либо контролировать в том, что мы задумали. Всё или пройдёт гладко само по себе, или накроется медным тазом сразу же — если старик на меня не клюнет.
— Не подумай, что я не верю в тебя, но… Будь осторожен, Фрэнки? — с тревогой сказал Люциан, сжимая пальцы и смотря на друга напротив глазами с застывшей внутри них мировой скорбью. Это выражение всегда жило там, даже когда Люциан улыбался, но Фрэнка пробрало — он только сейчас вдруг осознал, что это задание ко всему прочему ещё и опасно.
— Ох, Люци… Конечно, я буду максимально осторожен. Остаётся только молиться за то, чтобы всё прошло успешно.
— Я помолюсь за вас, — серьёзно ответил тот, и Фрэнк понял, что эта тема закрыта.
— Ты верхом?
— Да, Фрэнки. Я искренне надеялся, что мы прокатимся с тобой сегодня.
— Так чего же мы ждём? Пойду, отпрошусь у Джерарда, если тот уже проснулся, переоденусь, и можем ехать.
Люциан обрадованно поднялся с софы. Серебряные часы на камине показывали начало одиннадцатого утра, за окном любвеобильно расплёскивало лучи солнце и пели птицы, а перед ним сидел лучший друг, готовый составить ему компанию. День определённо задался.
За открытой дверью в коридоре раздались шаги, и Фрэнк, узнавая эту лёгкую, пристукивающую каблуками, походку наставника, немыслимо приободрился. Не ясно, что нашло на него, но общее приподнятое настроение решило сыграть с Фрэнком злую шутку: он быстро поднялся с кресла и, шёпотом бросив ничего не понимающему другу: «Прости, Люци, я потом объясню», обхватил его руками и впился в губы требовательным поцелуем.
Закружившаяся от резкого подъёма и необъяснимого порыва голова поплыла туманом, но Фрэнк только и делал, что вслушивался в шаги. Вот они наверняка уже раздались на входе в малую гостиную, потом последовала недолгая тишина и снова шаги, но более быстрые и удаляющиеся. Где-то вдалеке громко хлопнула дверь, и Фрэнк, выдохнув, оторвался от губ Люциана.
— Может, объяснишь мне, что это было? — спросил тяжело дышащий и ошарашенный Люциан у не менее ошарашенного Фрэнка.
— Ох… Друг, прости. Не знаю, что на меня нашло. Хотелось позлить его, такой глупый и детс…
Люциан, чуть подумав, вдруг сам заткнул рот Фрэнку коротким, но чувственным поцелуем, добавляя в него немного нежности. Широко распахнутые ореховые глаза встретились с изучающим взглядом голубых, когда язык Люциана на прощание прошелся по нижней губе Фрэнка. Оторвавшись от друга, Люциан победно заявил:
— Пожалуй, теперь мы квиты, и моя гордость отмщена.
После секунды повисшего молчания оба юноши заразительно расхохотались, распрощавшись с неловкой ситуацией.
— Но откуда ты научился так волшебно целоваться, негодник? — удивился Люциан уже на улице, на пути к конюшне. Сегодня спрашивать разрешения у Джерарда на поездку никто не стал, но Фрэнк надеялся, что ему всё сойдёт с рук: всё же впереди сложное и важное дело, с которым наставник без него не справится. На этом он и рассчитывал сыграть, если вдруг вопрос встанет ребром.
— Ох… У меня был лучший на свете учитель, — туманно изрек Фрэнк, легко запрыгивая на свою лошадь.
****
Каково это — чувствовать себя свободным? Летать над землёй, разглядывая полноводные реки и движущиеся от порывов ветра кроны деревьев, восхищаться седыми морщинами гор и чувствовать, как само небо принимает тебя за равного?
Фрэнк не знал, что чувствуют птицы при полёте. Но сейчас, скача на дикой скорости по росным луговым травам бок о бок с лучшим другом, он определённо чувствовал себя свободным. Он чувствовал себя летящим.
Они смеялись, как дети, то и дело сжимая бока лошадей пятками, посылая их в нещадный галоп, соревнуясь, кто же из них двоих быстрее. Прижимались лицами к конским гривам, прячась от резких порывов ветра и ловя всем телом единый ритм этой бешеной погони. Скакали, отпустив уздечку и расставив руки в стороны, пытаясь обнять весь этот прекрасный мир, цветущий сурепкой и маками в мокрой от росы траве, греющий тёплым солнцем и, кажется, обнимающий их в ответ.
Сейчас в них было так много детского и беспечного, что даже седой взгляд глаз Люциана потеплел, словно ледяная корочка таяла, являя на свет своё истинное содержимое. Они не помнили о проблемах, не думали и секунды о том, что ждёт их впереди. Революция и волнения в стране казались отголосками из страшной детской сказки, а они чувствовали себя всесильными повелителями мира, несясь на лошадях во весь опор и улыбаясь так широко, что ломило скулы.
Как жаль, что счастье не бывает вечным. Оно словно насмехается, отщипывая каждому лишь по хлебной крошке себя, словно пытаясь научить людей ценить даже такие малости.
****
Джерард рвал и метал.
Фрэнк, целующий Люциана… Его Фрэнк! Его сладкий мальчик, ведущий себя так нескромно!
Джерард нервно мерил шагами небольшой кабинет, в котором заперся после увиденного, и никак не мог остыть.
Что это вообще могло значить? Эти двое — у них роман? Но как подобное могло пройти мимо него? Да и не похожи они совершенно на влюблённых. Это просто странная шутка…
Джерард сел в кресло, доставая из небольшой шкатулки вишнёвую трубку и крепкий табак. Ему нужно было успокоиться и подумать. Скорее всего, Фрэнк лишь проверяет его на прочность. А может быть, ещё мстит за тот его показательный урок на кухне, когда Джерард позволил себе несколько больше, чем следовало. Что ж. Как бы то ни было, сейчас совершенно не время думать об этом и, тем более, играть роль ревнивого наставника. Дьявол, самому от себя тошно. Сходить с ума по своему ученику и делать вид, что не чувствуешь ничего особенного. Связывать ему руки своим же безразличием, а потом метаться по комнате, меряя шагами силу своей ревности… Господи, помилуй. Когда он стал настолько слабым? Разве таким он был, начиная выгрызать у Госпожи Удачи положение и статус при дворе собственными же зубами? Нужно срочно брать себя в руки, сейчас самое дурное время для того, чтобы раскиснуть подобно мочёному яблоку в бочке.
Джерард неспешно втягивал в себя дым, зажимая мундштук трубки зубами и чувствуя, как горьковатая ароматная смесь проникает внутрь, окуривая его лёгкие, прогоняя внутренних демонов. Он курил безумно редко, но это занятие всегда помогало ему привести в порядок растрепавшиеся чувства и остудить голову.
Успокоившись, Джерард понял, что он чувствует. Тревогу. Волнение. Беспокойство. Впервые он не будет участвовать в осуществлении плана. Впервые будет не главным актёром, а лишь режиссёром, наблюдающим действо из зрительного зала. Это и пугало, и раззадоривало одновременно. Джерард так сильно и безоглядно доверял Фрэнку, что готов был заплакать от этого щемящего тоской и нежностью чувства, но никак не мог перестать волноваться.
«Нужно просто пережить эти выходные и начать работать. Спокойно, без торопливости и ошибок. А дальше всё пойдёт, как по маслу», — уверял он себя, докуривая и уверенно поднимаясь с кресла.
Джерард решил игнорировать сегодняшнее поведение Фрэнка. Он не скажет ему ни слова, пусть тот мучается в предположениях, что же думает его наставник о произошедшем. Но для себя он понял накрепко. Сегодняшняя выходка наглядно показала, что он не сможет просто взять — и отказаться от этого мальчика. Слишком сладок плод, слишком больно даже думать о том, что подобное сокровище будет не его, окажется с кем-то другим, не стоящим ни единого волоска с его головы. Нет, этому не бывать. Нужно лишь немного подождать, пока план с месье Русто начнёт работать, и вот тогда…
