популярность при дворе, как верное средство избавления от навязчивых кредиторов, скупых мужей, опостылевших жен, всякого вида соперников, слишком задержавшихся на этом свете богатых дядюшек и прочих неприятных личностей. Тан Сиверра устремил на Далию испытующий взор:
– Стало быть, это вино, которое принес с собой его королевское высочество, принц Арно?
– Да, дьявол вас забери, именно поэтому вас и вызвали сюда, – рявкнул Сид Рохас. – Мой человек вам все объяснил по дороге.
– Конечно, командор, он мне объяснил, – Сиверра продолжал медленно цедить слова. – А можете ли вы припомнить, когда именно его королевское высочество принес это вино, танна Эртега?
Далия старательно отвечала на все вопросы, в основном, одни и те же. Наконец, минут через сорок начальник тайной полиции и его помощник, не проронивший ни слова, любезно удалились. Слуги, сопровождаемые доктором, унесли тело Ирены в мертвецкую, и Далия вместе с Меченым остались в комнате одни. Командор задумчиво вертел в руках одну из пустых бутылок, разглядывая несколько капель вина, оставшихся на донышке.
Она продолжала сидеть и молча смотреть перед собой. В голове ее была совершеннейшая пустота, как будто расползавшаяся по всему телу. Рохас вытащил из кармана флягу, налил стакан и протянул ей:
– Яда тут точно нет, можете быть спокойны на этот счет.
– Я всегда спокойна, когда вы рядом, командор, – пробормотала Далия, залпом осушив стакан, и мысленно произнесла: – Прощай, сестра.
Часа через два Меченый вернулся в сопровождении двух гвардейцев, волочивших тяжелый кованый сундук, в котором что-то позвякивало. Широким гордым жестом хлебосольного хозяина он открыл крышку сундука, в котором обнаружились бутылки с водой и вином, закуски и сладости, и торжественно вручил ей ключ, наказав никогда с ним не расставаться, после чего объявил, что отныне именем короля ей воспрещается есть и пить что-либо за пределами своей комнаты. Заметив ее тоскливый взгляд, он поспешил ее успокоить.
– Никто не собирается держать вас здесь впроголодь. Клемель, – он указал на одного из гвардейцев, – будет приносить вам обеды три раза в день.
– Я вам очень признательна, командор, – ответила Далия, даже не пытаясь скрыть недоумения, – но не понимаю, к чему все это. Очевидно ведь, что отравить пытались не меня, а…
– На вашем месте я не был бы в этом так уверен, – перебил ее Меченый, – кроме того, у меня есть совершенно ясные указания короля относительно сохранности вашей жизни и здоровья… Его величество очень дорожит вами, танна, – добавил он без тени иронии.
– А что с Арно… то есть с его высочеством? – решилась спросить Далия.
– О нем позаботятся. Он тоже дорог его величеству. Почти так же сильно, как и вы.
Она возмущенно уставилась на него, однако Рохас с прежней серьезностью отсалютовал ей и покинул комнату.
Ближе к полуночи явился сам Арно, вопреки своему обыкновению в последние дни, совершенно трезвый и возможно, по этой причине пребывавший в крайне унылом расположении духа.
В целом же трезвость оказала на него самое благоприятное воздействие. Он сообщил ей, что прекрасно знает коварство своего отца и полностью ей доверяет. Впрочем, судя по внимательному настороженному взгляду, сомнения его не были полностью развеяны. Затем он объявил ей, что отправляется в Шандор, огромный неприступный замок в долине Неры в сопровождении доброй половины гвардейского гарнизона, и пробудет там самое раннее до конца лета, а то и дольше, пока не поймают отравителей.
– Прекрасная идея, ничего не скажешь! Добрейшая матушка королева пособила, несказанная ей благодарность, – бубнил принц, – но ты-то хоть приедешь ко мне?
Далия, разумеется, не надеялась избежать неотвратимого прощального объяснения, но все же сделала попытку отсрочить его:
– Кто же мне позволит это сделать? – грустно улыбнулась она. – Я буду тебе писать.
Она не пыталась придать своим словам убедительности в надежде, что до принца дойдет их очевидная фальшь, и он догадается, что это конец. Однако общеизвестно, что влюбленные по большей части категорически не приемлют очевидности, потому Арно, хоть и был задет ее холодностью, но очевидно, быстро придумал для нее какое-то оправдание, потому что с жаром продолжил ее убеждать, уверяя, что он все уладит и устранит все препятствия. Далия вяло отнекивалась. Арно заподозрил, что она обижена на него за недавний загул и начал было говорить о том, что ей совершенно не о чем беспокоиться, потому что он ни в чем перед ней не виноват, но больше так не будет. Она сделала вид, что не понимает, о чем речь.
Наконец, он потерял всякое терпение.
– Чего ты добиваешься? Чтобы я женился на тебе? Или это все предлоги, чтобы избавиться от меня?
Далия с нежностью провела рукой по его щеке и едва коснулась его губ своими.
– Неравные браки приносят одно только несчастье, поверьте мне, мой принц, как и неумение вовремя расстаться. Женитесь на принцессе Эворе Тамазской или хотя бы на Этель Базас.
Арно замер на несколько секунд, пока до него доходило, что она говорит совершенно серьезно, когда же это произошло, он ледяным тоном пожелал ей счастья, благополучия и прочая, и стремительно вышел, хлопнув дверью так, что с потолка обвалилась лепнина.
На следующий день она стояла на балкончике вместе с принцессой и другими фрейлинами и наблюдала, как принц Арно покидает город и ее жизнь.
Такого июля Брела еще не помнила: пожары, эпидемии и народные волнения вспыхивали повсеместно и без видимых причин, ведь зной, сухость и налоги не слишком повысились по сравнению с прошлыми годами (по крайней мере, первые два). Погорельцы покидали пепелища и устремлялись в близлежащие города. Страна наводнилась бездомными, разбойниками и пророками, предрекавшими конец времен. В Морени были закрыты ворота и объявлен комендантский час. Двор был распущен, придворные разъехались по своим имениям, замкам и особнякам. Король и королева с министрами и немногочисленной свитой отправились с инспекцией по стране. В окруженном двойным кольцом гвардейцев Торене остались лишь принцесса Мелина, альва Мильян, сестра короля, на которую был возложен присмотр за дворцом и в особенности за принцессой, с десяток фрейлин, несколько музыкантов, художник Виотти и его подмастерья, мастеровые, продолжавшие отделывать левое крыло дворца, да прислуга.
Однако раскаленный воздух столичных кварталов, пропитанный подспудной тревогой и ожиданием катастрофы, казалось, не мог проникнуть за дворцовые стены. В саду Торена, где гулял свежий ветер с залива, раскидистые платаны дарили благословенную тень, убаюкивающе журчали фонтаны, а соловьи безуспешно соперничали с музыкантами, царили умиротворение и безмятежность. На аллеях слышался смех дам и кавалеров, продолжавших приезжать в дневное время во дворец (из числа тех избранных, которые попали в утвержденный королем список). Лишь одна беда
