омрачала безоблачное существование обитателей этого райского уголка (не считая нарушавших гармонию стука молотков и визжания пил): ее высочество принцесса Мелина пребывала в тоске и печали, сопоставимых по своему масштабу с брельскими пожарами, происхождение которых (тоски и печали, не пожаров) было известно лишь ее близким подругам.
Дело же было в альде Лозанн, который оставил службу у альва Лоретти (безо всякого вмешательства Далии Эртега, стоит отметить) и начал свою военную карьеру со скромного звания капитана. Рота его была в числе тех, на которых была возложена обязанность по поддержанию порядка в городе, и хотя новоиспеченный капитан не попал в заветный список, но в качестве должностного и военного лица вполне мог найти возможность оказаться во дворце (по крайней мере, как полагала принцесса и ее фрейлины), однако же возможностью этой не пользовался, отговариваясь чрезвычайной занятостью и усталостью, и почти не отвечая на письма, чем вызыва бурное негодование девичьей компании.
– Этот юноша недостоин переживаний вашего высочества, – поджав губы, говорила Матильда Лавага, – он же просто самым возмутительным образом пренебрегает вами. Простите мне мою смелость, но я забочусь только о вашем благополучии. Вы унижаете себя этой связью и вам следует решительно с ним порвать, иначе…
– Что за вздор, – оборвала ее принцесса, приподнимаясь с плеча Далии, – Клеменцио любит меня, просто он проявляет чрезмерное усердие на службе, да сейчас все как с ума посходили, взять хоть командора Рохаса: вы слышали, что он не пустил во дворец старую альду Фьолли под предлогом того, что ее нет в этом дурацком списке? Скоро все эти ужасы прекратятся, и все станет как прежде. Далия, ты согласна со мной, стоит ли рвать из-за таких мелочей?
Далия высказалась в том духе, что никаких решительных действий предпринимать не нужно, лучше занять себя чем-то интересным и поменьше думать обо всем этом, а там видно будет.
Ее нежное убаюкивающее мурлыканье произвело свое обычное умиротворяющее действие, и Мелина снова улеглась на ее плечо, устремив меланхоличный взгляд в безоблачное небо.
– Мужчины в наше время разучились ухаживать, – пожаловалась Эмилия Варенн, – многие как будто совершенно не представляют, как нужно обращаться с дамами, в особенности это касается молодых людей. Мне кажется, альд Лозанн из числа таких неопытных юношей, которые не понимают, что девушкам необходимо внимание и не подозревают, чем грозит подобное пренебрежение. Нужно, чтобы кто-то по-дружески поговорил с ним и объяснил, что с возлюбленной нельзя так себя вести, в особенности, если она принцесса.
– Какая чушь! Не много ли чести, что-то объяснять этому…– возмущенная Матильда даже не смогла найти подходящих слов.
– Да, разумеется, – выдавила из себя принцесса, однако Далия поняла, что семена этой дурной мысли попали в благодатную почву и непременно дадут всходы.
В подтверждение ее опасений через полчаса Мелина повернулась к ней.
– Далия, может быть, тебе и вправду стоит поговорить с ним, – умоляюще произнесла она. – Как будто ты сама решила помочь ему, из дружеских чувств, видя, что он может меня потерять. Он прислушается к тебе, я знаю. Пусть он что-нибудь придумает и придет увидеться со мной, я так больше не могу.
– Да что же он может придумать, если мы здесь как в осажденном городе, – возразила Далия, впрочем, не слишком убежденно, – прорваться во дворец через пост гвардейцев на воротах, поставив под удар свою карьеру и вашу репутацию? И как я смогу с ним поговорить?
– Раньше мужчины совершали подвиги ради своей дамы сердца, – не унималась Эмилия, – а сейчас не могут даже преодолеть даже самое ничтожное препятствие. Рыцари перевелись, увы!
Далия мрачно подумала, что если раньше мужчины и совершали подвиги, то точно не ради таких противных девиц, как Эмилия, однако высказываться на эту тему она не стала, продолжая неодобрительно молчать.
– Придумала! – радостно завопила Мелина. – Поговори с командором Рохасом, чтобы он позволил тебе съездить на встречу с Клеменцио, а потом впустил его во дворец! Если кто и сможет с ним сладить, то это ты. Мы уже давно подозреваем, что он к тебе неравнодушен, верно, девушки?
Эмилия постаралась стереть кислое выражение с физиономии и горячо закивала. Остальные последовали ее примеру.
Убежденность свиты принцессы в тайном неравнодушии командора к Далии происходила из одного случая на прошлой неделе. В тот памятный вечер они сидели и скучали, и Эмилия подбила принцессу позвать командора, чтобы он с ними потанцевал. «Хоть какой-никакой кавалер». Рохас протанцевал один танец с Далией, два раза наступив ей на ногу. Потом явился лейтенант Шевель, объявив, что присутствие командора срочно требуется в Звездной башне, и тот сбежал, оставив Мелину и Эмилию кипеть от негодования.
Далия вздохнула: было ясно, что от разговора с Лозанном ей не отвертеться (хотя, разумеется, нести ту чушь, которую предлагала Эмилия, она не собиралась). С некоторой обреченностью в голосе она объявила, что готова на все ради счастья ее высочества. Принцесса бросилась ей на шею с радостным воплем, и остаток дня они провели в совершеннейшей идиллии.
На следующее утро после разговора с принцессой, вооружившись своим самым пылким взором и самой обольстительной улыбкой, она подошла к командору и заговорила о том, что ей совершенно необходимо навестить тетушку, потому что она совсем плоха, и только она, Далия, знает, как ей помочь. Командор, как и следовало ожидать, не слишком расчувствовался, однако она добивалась вовсе не этого. Она принялась болтать всякую чепуху, пристально глядя ему в глаза.
– Танна Эртега… Далия, – произнес он внезапно охрипшим голосом, – я должен вам кое в чем признаться. Я думаю, сейчас подходящий случай… вы должны знать.
– Да, командор, – проворковала она, невольно подаваясь вперед.
– На меня не действует севардский морок. Совсем. Вы напрасно тратите столько сил.
Далия с достоинством удалилась, одарив его напоследок горестным взглядом несправедливо обвиненной, но сохранившей кротость и человеколюбие пророчицы Этели.
Тем же вечером она выехала из дворца в карете альды Мавель, переодетая в платье горничной. Альда, уверенная, что она собирается на тайную встречу с любовником, приняла в этом деле самое живейшее участие. Когда Торен скрылся из вида, Далия выскочила из кареты и зашагала по улицам в направлении квартала, где находилась казарма Лозанна.
Она не прошла и сотни шагов, как издали послышались звуки музыки. Она вспомнила, что сегодня был день пророка Нануйя, покровителя ремесел, и в городе каждый год устраивается народное гуляние с выступлениями артистов, музыкантов и циркачей, с традиционными песнями, плясками и угощениями. Далия на мгновенье остановилась, задумавшись. Ее вдруг охватило непреодолимое желание оказаться там, в гуще праздника. Она посмотрела на небо. Уже темнело.
