Касар заскрипел зубами и прошептал:
— Если только я стану его в чем-то подозревать, клянусь, я его убью собственными руками!
Его простенькое лицо перекосилось от лихорадочной ненависти.
Перед сном рану Темуджина Джамуха промыл и намазал мазью, у него были легкие и нежные руки, как у женщины, и раненый почти не ощущал боли. Казалось, что прикосновения целительны. После окончания процедуры Темуджин растроганно ему улыбнулся:
— Тела и любовь женщин весьма важны для мужчин, но, Джамуха, они напоминают слишком крепкий аромат. Любовь между друзьями-мужчинами гораздо выше плотских утех.
Джамуха на секунду замер, опустив голову, и ответил странным тихим голосом:
— Темуджин, я никогда об этом не забывал и прошу тебя тоже не забывать.
Внезапно на щеках Темуджина выступил темный румянец, но он ничего не ответил другу и какое-то время казался расстроенным.
Позже он сказал Джамухе, будто они были в юрте вдвоем:
— Мы с тобой спали у горы Бурхан… давай ляжем сегодня спать вместе, потому что ты снова спас мне жизнь.
Джамуха почувствовал, как у него стало легче на сердце, но грусть не покинула его. Темуджин давно спал, но Джамуха не смог уснуть и продолжал думать: «Я не должен спать в эту ночь, мне надо радоваться, так как я чувствую, что подобное уже не повторится».
Он радовался, потому что Темуджин не отправился к матери, жене или дяде, а пошел к другу, чтобы тот помог ему.
На следующее утро Темуджин предстал перед победившими воинами, и те ликовали и приветствовали своего полководца.
Он с большим достоинством поблагодарил людей за их преданность, храбрость.
— Мы перестали быть маленьким родом и превратились в большое племя. Моя слава — это ваша слава! И вы вместе со мной разделяете мою радость победы. Мы сами себе доказали, что мы — непобедимы, потому что нас благословили духи Вечного Синего Неба. Мне хочется, чтобы вы и впредь слушались их приказаний, а пока давайте радоваться победе. Я не стану брать свою долю добычи в этой битве. Она — вся ваша!
Темуджин приказал организовать славный пир, потому что понимал, как важно повеселиться и отдохнуть после свирепого сражения. Несмотря на свою молодость, он заботился о благоденствии собственного народа, только Джамуха подозревал, что делается это из расчета, а не по желанию, шедшему от всего сердца.
Как-то Темуджин сказал ему:
— Повелитель, который не дает отдых своим воинам, когда они остаются совсем без сил, и жалеет отдать им мелочь, о которой они мечтают, вообще ничего не понимает. Ему воины будут подчиняться без радости, а только по необходимости.
Семьдесят вождей тайджутов и среди них Тодьян-Гирте оказались в плену. Они молча сидели со своими воинами, слушали, как веселились солдаты Темуджина, и им казалось, что впереди их ждет смерть.
На следующий день Темуджин созвал на совет своих нокудов, пригласив и Кюрелена. В юрту пришел и шаман, низко поклонившийся Темуджину.
— Батыр, тебя благословили духи, — робко заявил шаман. — И тебе, видимо, стоит принести им жертву.
Темуджин хитро подмигнул друзьям, но ответил шаману самым серьезным голосом.
— Что ты предлагаешь?
Кокчу уставился на него хитренькими глазками.
— Духам, батыр, нужны жизни семидесяти вождей, которых ты взял в плен.
Гибкий узкий красный язык шамана облизал губы, будто он собирался отведать лакомый кусочек.
Темуджин нахмурился и задумался. Нокуды обменялись взглядами.
— Батыр, эти вожди и особенно Тодьян-Гирте представляют для тебя большую опасность, — проговорил Субодай очень спокойно, но было видно, что ему неприятно об этом говорить.
— Всегда полезно уничтожить тех, кто стоит во главе стаи, а еще полезнее, чтобы стая присутствовала при их уничтожении! — пожал плечами Шепе Нойон. — Они не смогут прийти в себя от ужаса. Возможно, ты желаешь их всех уничтожить, мой господин?
Темуджин взглянул на Касара, который с нетерпением ждал его ответа, однако Темуджин перевел взгляд на Джамуху, а Касар сжал кулаки и стиснул зубы.
— Джамуха, что ты скажешь на это?
— По-моему, достаточно смертей, а эти семьдесят вождей — храбрые воины, — спокойно ответил Джамуха. — Пусть они будут прощены.
Касар собирался сказать то же самое, но сейчас он загорелся от ревности и заорал:
— Прощеный враг — это друг-предатель! Убей их, батыр!
Темуджин продолжал смотреть на Джамуху, а тот спокойно проговорил:
— Человек, убивающий попавших в плен врагов, в глубине сердца понимает собственную слабость и боится своего бессилия. Если он обрушивается на своих врагов, то это означает, что таким образом он пытается победить свою трусость.
Темуджин улыбнулся, и Джамуха, глядя на его ужасную ухмылку, почувствовал, как его сердце замерло от страха.
Темуджин заговорил с усмешкой:
— Ты, Джамуха, обвиняешь меня в трусости?
Все зашептались. Бельгютей усмехнулся и переглянулся с возмущенным Касаром. Шаман был поражен и тихо радовался просчету Джамухи. Кюрелен заволновался, нахмурился.
Джамуха видел перед собой только Темуджина. Они молча смотрели друг на друга. Джамуха побелел, как покойник, голубые глаза его провалились в глазницах, как от сильной усталости души.
Наконец он тихо промолвил:
— Темуджин, я никогда этого не говорил.
— Анда, ты на это намекал, — рассмеялся Темуджин.
Бледные губы Джамухи зашевелились, но никто не услышал ни звука, а Джамуха подумал: «Какой смысл пытаться ему что-то объяснить?»
Кюрелен презрительно промолвил:
— Тебе, Темуджин, прекрасно известно, что Джамуха никогда не говорил о твоей трусости! Человек, который пытается играть с сердцем друга, скоро поймет, что играет с мертвым сердцем.
— Или с сердцем врага, — широко улыбнулся шаман.
Кюрелен взглянул на шамана и пожал плечами.
— Кокчу, временами твоя хитрость оставляет тебя. Ты забываешь, что теперь ты уже не бедный и вонючий шаман нищего племени. — Он повернулся к Темуджину и строго взглянул на него раскосыми глазами: — Темуджин, настоящий правитель не играет в кошки-мышки. Тот, кто пытается этим заниматься, не должен рассчитывать на величие души.
Темуджин от души рассмеялся, и никто больше не посмел с ним заговорить. Он коснулся плеча Джамухи, и тот в первый раз в жизни не обрадовался этому прикосновению. Темуджин пытался расшевелить холодного и сердитого друга.
— Джамуха, ты, видимо, не понимаешь шуток. Я пытался над тобой подшутить, тебе стоит научиться смеяться. Ты же знаешь, как я тебя люблю.
Джамуха медленно поднял голову и взглянул на своего анду. Его взгляд был полон печали и отчаяния.
— Я ничего не знаю, — ответил тот.
В юрте воцарилась тишина. Темуджин не убирал руку с плеча Джамухи, а тот, не улыбаясь, глядел ему в глаза. На лице Темуджина застыло напряжение. Наконец он снял руку с плеча Джамухи и отвернулся.
Касар вскочил на ноги и обнажил меч. Он весь дрожал и с презрением смотрел на Джамуху:
— Ты — белобрюхий трус и предатель! Ты посмел обидеть нашего батыра, и за это тебе грозит смерть!
Темуджин взглянул на брата и громко захохотал, а через миг хохотали все, кроме Кокчу. Темуджин громко ударил себя по ляжке и зашелся в приступе смеха. Он оттолкнул брата в сторону, как отталкивают глупого ребенка, и сквозь смех сказал:
— Касар, мы собрались решать важные дела, и здесь нет глупых детей. Выйди наружу и поиграй с малышами!
Задыхаясь, Касар гневно переводил взгляд с одного смеющегося лица на другое. Ему все труднее становилось дышать, и он сильно дрожал. Он взглянул на брата, не выпуская меча из рук, а затем вдруг из гневных глаз брызнули слезы. Он вложил меч в ножны, наклонил голову и вышел.
Темуджин посмотрел ему вслед, продолжая смеяться, а потом обратился к Кюрелену:
— Я не слышал твоего мнения. Кюрелен, что нам делать с пленными вождями?
Кюрелен поднял брови и насмешливо посмотрел на племянника:
— Ты, Темуджин, давно принял решение, и тебе не стоит нам льстить и делать вид, будто ты стараешься прислушаться к нашему мнению. Если ты решил их убить, могу сказать только одно — я не желаю этого видеть. Я уже стар, и мой желудок не выносит подобных зрелищ. — Он повернулся к шаману и постучал ему по плечу. — Как странно, Кокчу, чем старее ты становишься, тем больше жаждешь крови!
— Меня интересует только жертва. Вот и все! — холодно ответил Кокчу.
— Тогда принеси в жертву ту красивую меркитку, которой ты так восхищаешься. Духи все мужского рода, и они предпочитают сладкое молодое женское мясо, а не жилистую, пропахшую потом плоть закаленных воинов! — Он подождал мгновение, пока шаман смотрел на него злыми и недовольными глазами. — Ну что! Ты не желаешь отдавать в жертву духам женщину, чтобы поблагодарить их за победу нашего батыра в битве?
