Слуга подумал, что подобный подарок достоин настоящего принца, покинул прохладные богатые апартаменты старого Тогрул-хана.
Холодные зимние месяцы тот проводил в одном из крупных караитских городов. Его снова мучили боли в ногах, и он прихрамывал, когда бродил по небольшому дворцу. Ранее он принадлежал разорившемуся персидскому богачу. Тот обожал женщин и азартные игры. Дворец был построен из белого мрамора и отличался особой красотой. В зеленых садах со множеством цветов росли мощные деревья и тянулись к небу пальмы. В них были разбиты изумрудные пруды, над которыми висели белые мостки. Это были сады поэта! Шелковые навесы позволяли сидеть в тени даже в самый жаркий день, а в воздухе неумолчно звучало пение фонтанов и звонкий смех женщин из гарема. Тогрул-хан обожал черных пушистых котов и мохнатых серых «персов». Они бегали повсюду, и за ними тщательно ухаживали рабы. Один из таких котов, огромный и серый, как мягкое облачко, лежал у ног Тогрула, пока старый хан восседал на шелковых подушках в своей прохладной комнате. Старые высохшие ноги хана покрывали меха и шерстяные покрывала и рядом отдавала тепло жаровня. Слуга время от времени бросал туда горсти мирра и других благовоний. Комната была большой и светлой, белые и черные мраморные квадраты узором покрывали пол, давали тусклый отблеск. За ханским ложем выстроились колонны из белого камня, воссоздавая старую греческую элегантность. Колоннаду освещало солнце, его свет превращался в пронзительно яркий золотой занавес, сквозь который просвечивало насыщенное синее небо. Старик, сидя на подушках, видел вершины зеленых деревьев, ему нравилось наблюдать за тем, как они покачиваются и блестят на солнце от движения ветерка, слышать доносившийся веселый смех резвившихся в саду женщин.
Помещения отделялись друг от друга плотными занавесями из алого шелка с золотыми кистями. За спиной хана стояла красивая темнокожая рабыня. В гибкой руке у нее был зажат огромный веер из страусовых перьев, и она плавно им покачивала, чтобы дым из жаровни и мухи не досаждали ее хозяину. На гладком мраморном полу в такт ее движениям покачивалось отражение девушки, слегка поблескивали драгоценные камни, которыми была украшена ее прозрачная одежда. Иногда она двигала ногой, и тогда нежно позвякивали маленькие золотые колокольчики на лодыжках.
Комнату заполняли резные сундуки и тяжелые столики из тика, мягкие диваны, крытые шелком, и поставцы из слоновой кости и черного дерева. На одной из мраморных стен висел любимый крест Тогрул-хана. Огромный, из золота, с вычурной резьбой. Сегодня он чувствовал себя христианином, принимал богатого епископа-несторианца, обсуждал с ним положение тех своих подданных, которые исповедовали религию несторианцев, хотя только вчера во время визита одного мелкого султана оставался преданным сыном ислама. Тогрул-хан вспомнил, что и завтра ему снова придется быть мусульманином, потому что прибудут первые посланцы калифа Бухар, чтобы окончательно договориться о свадьбе Азары, которая должна состояться через четыре недели. Тогрул приказал бронзовой рабыне задвинуть алый занавес, отделявший его от колоннады, поскольку направление ветерка изменилось, потянуло прохладой на его лысый пожелтевший череп. Рабыня повиновалась, он откинулся на подушки и углубился в размышления.
Наконец Тогрул хлопнул в ладоши, и звук получился сухой и нетерпеливый. В покои вошел и коснулся головой пола у ног старика огромный, жирный, обнаженный до пояса евнух. На серебряном поясе у него болтался кривой кинжал.
— Пусть мой сын Талиф придет ко мне!
Талиф был старшим и любимым сыном Тогрула, первенцем главной и любимой его жены. Талиф вошел в покои отца. Это был высокий, сухощавый, молодой темнокожий человек с узкой головой, покрытой гладкими волосами. Он имел хитрое лицо священника и считал себя великим поэтом, заимствуя для своих сочинений строки из поэзии Омара Хайяма.[9] Наряд Талифа был изысканным и немного женственным, а руки его украшало огромное количество колец. Он не страдал от излишней стыдливости и был очень злым и весьма хитрым и увертливым. Тогрул-хан прощал ему поэзию и наряды, сын нравился отцу своей жадностью и проницательностью. Старик, как ни старался, никогда не мог его обмануть.
Тогрул знаком приказал сыну, чтобы тот сел, и даже сам налил ему в хрустальный бокал приправленного специями вина. Пока сын пил, старик любовался им. Ему нравилось его темное узкое лицо, живые, бегающие, черные, глубоко запавшие в глазницы глаза и узкий лоб. На впалых щеках Талифа пролегли глубокие морщины, делавшие его лицо более умным и сдержанным. Казалось, что он перенес сильные страдания. Даже когда ему было хорошо, его тонкие губы постоянно кривились в жестокой циничной ухмылке.
В полумраке на его пальцах сверкали бесчисленные кольца, а в просвете широких рукавов сверкали драгоценные браслеты. Но отец все прощал сыну за то, что у юноши за поясом торчал кинжал, с которым он умел обращаться.
— Чем ты занимаешься? Играешь с женщинами или, как всегда, пописываешь стихи? — поинтересовался любящий папаша.
— Нет, я наслаждался омовением.
Тогрул громко втянул в себя воздух и состроил гримаску:
— Ха! Поэтому тут так несет розовым маслом! Почему бы тебе иногда не воспользоваться ароматом вербены? Мне этот аромат нравится гораздо больше.
Талиф пожал плечами.
— Я предпочитаю розовое масло.
— Азаре нравится запах фиалок. Развратные женщины любят запах розы, и хорошо, что Азара предпочитает фиалки.
Талиф зевнул.
— Ты позвал меня сюда, чтобы обсудить предпочтения в ароматах моей сестры и напомнить о ее чистоте и невинности?
— Видишь ли, Азара некоторым образом связана с моим сообщением. Ты можешь прочитать письмо, присланное мне Темуджином — варваром и потным вонючим батыром степей!
Талиф, прочитав письмо, расхохотался.
— Хочешь знать, что я думаю по этому поводу? Это животное из Гоби снисходительно к тебе относится…
Тогрул не стал возмущаться, а только улыбнулся, будто все его забавляло.
— Я тоже так подумал. Ты бы его видел! Ты не смог бы пережить его вонь! Если бы он принял ароматную ванну, от него все равно продолжало нести лошадьми, навозом, кислым молоком и подмышками немытых грязных женщин. Но в нем есть нечто особенное. В нем есть великолепие сильных хищных животных, которые бродят по пустыням и прячутся среди скалистых ущелий. У него поразительные глаза цвета нефрита, а волосы — рыжие, как закатные лучи солнца. Его голос, как ни странно, завораживает, если даже ты относишься к нему с презрением.
Талиф поднял брови.
— Но ему удалось обеспечить безопасность караванов, и в результате этого ты стал вдвое богаче. Мои друзья мне рассказывают, что их отцы боятся его. Судя по тому, что пишет этот варвар, среди разрозненных орд он стал настоящим лидером. — Талиф скривил губы. — Ха! Эти орды! Там не люди, а дикие звери! Когда-то у меня было желание навестить их и ощутить на своем лице резкие ветра пустыни, а потом сочинить поэму, которой люди станут восхищаться многие века.
Тогрул захохотал.
— Если пожелаешь исполнить это желание, тебе надо будет заткнуть покрепче нос. Могу сказать только одно: от Темуджина воняет не сильнее, чем от вчерашнего султана. Мне хотелось, чтобы ты его увидел, но, конечно, на безопасном расстоянии.
Талиф ждал продолжения беседы, глядя на отца. Тот вздохнул.
— Я пытался решить — убивать его или нет. Ты — умный человек и сразу понял, что он из себя представляет. Он и дальше будет идти в гору. Может быть, со временем он подчинит Гоби. Что тогда случится? Я ему помогал и то же самое делали мои друзья в надежде, что он позаботится о наших караванах. Но остановится ли он только на пустыне и степях?
— Я так не думаю, — холодно заметил Талиф. — Ты можешь тайно восстанавливать против него более мелких ханов, и тогда ему придется защищать себя. Никогда не позволяй ему окрепнуть, сила должна быть всегда на твоей стороне. Правитель должен оставаться осторожным и принимать такие решения, которые вовремя остановят того, кто захочет взять себе больше власти, чем ему позволено, однако так его можно ослабить, что он не сможет приносить дары правителю. Борясь с врагами, которых тайно подпитывает правитель, он может стать чересчур сильным, превратиться в сильного покорителя степей. Ты должен быть очень осторожным, отец. Возможно, надо сделать так, чтобы мелкие степные правители заключили соглашение? Если их объединит власть и знамя правителя, с их помощью можно защищаться и добиваться успехов.
Тогрул покачал головой.
— Ты плохо знаком с этими дикими ордами! Они не могут объединиться и жить в мире. Они подчиняются насилию. Тот станет их настоящим правителем, кто с помощью силы и власти соберет эти орды. И тогда нам, горожанам, будет нужно их опасаться. Помни, мы имеем дела с варварами.
