Таисия Матвеевна не осмелилась перечить. Она вдруг почувствовала, что побаивается своей дочери…
В доме бабы Нади еще никто не спал.
Сиур колол дрова в сарае – физическая нагрузка отвлекала его от назойливых мыслей.
Иван беседовал с дедом Ильей, курил, и деду дал папироску, несмотря на шумный протест хозяйки.
Баба Надя накрывала на стол. Все засиделись допоздна и не откажутся от чая с печеньем.
Лида и Сергей закрылись в комнате девушки… им было, что обсудить.
Таисия Матвеевна и Элина пришли как раз, когда поспел самовар и все собрались на кухне. На столе стояло блюдо, полное ванильного печенья. На другом блюде остывали пирожки. Лида выбирала между медом и вишневым вареньем. Горский был необычайно галантен и старался ей угодить. Лида капризничала, требовала то сливок, то салфетку…
Сиур про себя посмеивался. Баба Надя не могла надивиться. А Горский был откровенно, до неприличия счастлив. Если бы Лида потребовала луну с неба, он, казалось, кинулся бы, не раздумывая, выполнять ее приказание. Его бросало в жар от близости Лиды. Он хотел провести эту ночь с ней и боялся думать об этом…
Становилось все жарче. Он расстегнул рубашку… в свете лампы ярко блеснул медальон. Элина вскрикнула…
Глава 22
В самой драматической ситуации есть нечто шутовское. Любой финал – своего рода фарс. Ибо конец есть начало. Начало нового, которое так же неизбежно придет к своему финалу. Итак, круг! Замкнутый круг жизни… неразрывный и вечный, как течение мысли…
Да пребудет сила твоя с тобой, чтобы ты мог дойти туда, откуда начал свой путь!
В комнате горела свеча. Она стояла на подоконнике, и было видно, как с обратной стороны к стеклу прилипают снежинки. Снег летел и летел с черного неба подобно серебристой пыли.
– Это осыпается Млечный Путь, когда по нему скачут Белые Рыцари… – мечтательно произнесла Лида.
– Я люблю тебя…
Горскому казалось, что время остановилось или пошло вспять. Он снова говорил те же слова, что и тогда. И снова на полу лежало платье, золотистое и бархатно-зеленое, как спящая Жар-Птица. Казалось, что в окно смотрит Флоренция, пахнущая лавром в снегу. Там тоже шел снег… Все смешалось в потоке бытия: жизнь и смерть, сон и лилии… Должно быть, любовь и есть сон с запахом лилий… если к нему добавить безумие страсти и неодолимое влечение друг к другу…
– Как давно я обнимала тебя…
– Знаешь, я видел, как ты купалась в лесном озере, и принял тебя за русалку…
– А я и есть русалка, – тихо засмеялась Лида. – Слово «русалка» – от русых волос, которые длинны, густы и волнисты. Бывают русалки с зелеными волосами – это царевны.
– Ты лучше… – прошептал Сергей, снова испытывая желание.
Он был так нежен, словно Лида была не девушкой из плоти и крови, а хрупким цветком, который мог рассыпаться при легчайшем прикосновении. Ласки были томительными и жаркими, как медленный огонь…
– Любовь, душа и жизнь есть одно и то же… зеленый омут, над которым клубится туман.
– Почему туман? – не понял Сергей.
– Чтобы не была видна глубина… которой нет конца…
В окно смотрела темно-синяя ночь, пьянея от любви человеческой, неисчерпаемой, как само бытие… И ночь эта приняла их в свое звездное лоно, соединившись с ними, и они плыли и кружились в блаженной тьме, которая была сном…
В электричке на Харьков Сиур и Горский ехали вместе.
– Думаешь, получится выманить зверя из норы?
– Если в твоей квартире кто-то побывал за время твоего отсутствия, значит, их интересует именно медальон, – сказал Сиур. – На этом и можно сыграть.
– А если нет?
Подробного плана у них не было. Уж очень все зыбко и неопределенно. Никаких конкретных зацепок, кроме внешности предполагаемого убийцы. Да и того видел только Вадим.
На вокзале они расстались. Сиур поехал на квартиру Богдана, а Горский отправился к себе домой. Он вошел в подъезд с тягостным чувством вины. Жаль, что ничего уже не исправишь. Подниматься по лестнице было тяжело, как будто к ногам привязаны гири. Он открыл дверь и долго не мог заставить себя войти.
В квартире стоял запах пыли и духов покойной жены. Сергей, не раздеваясь, прошел, открыл настежь все окна. На кухне все было так, как он оставил – чистая посуда, сложенная на столе, недопитая бутылка водки, кусочки хлеба, превратившиеся в сухари. Он вспомнил наставления Сиура, на что ему следует обратить внимание.
Осмотр квартиры решил начать с прихожей и скоро убедился, что в квартире кто-то побывал и тщательно обыскал ее.
Зазвонил телефон.
– Ты, Сиур?
– Вадим, наверное, приедет к тебе, – сообщил тот. – Одному быть опасно. Там обсудите, как быть дальше.
– Я не знал, что у Богдана есть брат…
– Может, оно и к лучшему!
Москвич говорил загадками. Но Горский был не в обиде. Всему свое время.
– Полагаешь, у нас есть шанс?
– Один из ста. Но и его стоит непременно использовать. Вадим не будет выходить из квартиры, во всяком случае днем. Пусть все думают, что ты живешь один и пьешь с горя. А напившись, ничего не соображаешь.
– Ладно…
На следующий день Сергей встретился с отцом Вассианом, который несказанно обрадовался, бросился с объятиями и хмельными поцелуями.
– Вот и ты! Оклемался, значит. Я уж думал, ты стал трезвенником после монастыря! Это бывает.
– Бог миловал…
Горский удивился тому, что искренне рад Вассиану. Даже притворяться не надо. Жизнь в обители сблизила их.
– Пойдем, отметим мое возвращение?
Он пригласил Вассиана в ближайшую забегаловку. Тот не скрывал удовольствия. Денег у него, как всегда, не было, а «трубы горели».
Водку пить не хотелось. Сергей старался больше подливать «батюшке». Разыгрывать пьяного оказалось легко, только жутко скучно. Он с трудом высидел положенное время.
Дома его ждал молчаливый невозмутимый Вадим. Порой Горский ловил на себе его пристальный взгляд, от которого по телу мурашки бегали.
– Мой брат любил твою жену… – однажды заявил тот. – Ты знал об этом?
– Знал…
– Ревновал?
– Самую малость…
Горский вспомнил яростную схватку с Богданом в лесном доме. Неужели они сцепились из-за Алены? Идиотизм…
– Наверное, он ушел за ней, – неожиданно заключил Вадим. – Как думаешь?
– Тебе виднее.
– Я бы тоже хотел…
Горский не стал вникать, что имел в виду Вадим. Этот человек вызывал у него смутную неприязнь.
Шли дни. На улицы города падал снег. Сергей поздно вставал, отправлялся в одно и то же кафе, «напивался» там до полусмерти и кое-как добирался домой.
Ничего не происходило. Никто не пытался проникнуть в квартиру, подкараулить его на улице, устроить пьяную потасовку. Телефон тоже молчал. Приятели и клиенты, которых было у него в Харькове не так уж много, не знали, что он вернулся в город.
Однажды утром, выйдя из душа, Горский разбудил Вадима:
– Вставай скорее!
– Что случилось? – тот мгновенно вскочил, сна ни в одном глазу.
– Медальон пропал!
– Черт… Когда?
– Вчера, когда я пришел домой, подвеска была на мне. – Сергей занервничал. – Давай искать!
– Ты что, не помнишь, куда положил медальон?
– Я его никогда не снимаю.
– Может, когда мылся в душе?
– Нет.
Они обшарили комнаты, кухню – безрезультатно. В ванной и туалете подвески тоже не оказалось.
Вадим решил проверить карманы собственной куртки и увидел злосчастную подвеску. Сначала он остолбенел, а потом засмеялся:
– Ну, ты и шутник!
– Нашел? Слава Богу! – Горский вздохнул с облегчением. – Давай сюда!
Он надел медальон и удовлетворенно улыбнулся:
– Он меня напугал!
– Ты хочешь сказать, эта штуковина сама нырнула в мой карман?
– Вроде того…
Горский не стал ничего более объяснять. Пусть Вадим думает, что хочет. Тот постоял, покачал головой и хмыкнул:
– Давно хотел тебя спросить, Серега…
– О чем?
– Какого черта вы с моим братом и каким-то попом на ночь глядя потащились в лесную пещеру? Понимаешь… Богдан погиб, а я не успел поговорить с ним…
Вадима мучила неизвестность. Какой бы глупой ни оказалась причина, он должен ее знать.
– Ты следил за нами? – удивился Горский.
– Не люблю, когда меня водят за нос…
– Мы клад искали! Иван, отец Алены, все уши мне прожужжал… мол, в пещере клад закопан.
– Нашли?
– Нет…
– А что вас там напугало?
– Где? В пещере?
Горский тянул время, придумывая правдоподобное объяснение, которое удовлетворило бы этого опасного человека. Пусть Вадим будет его другом, нежели врагом.
– Не от дохлой же козы вы дали стрекача?
– Это все водка! – нашелся Сергей. – Спьяну коза показалась нам чертом! Рога, копыта… Вот мы и струхнули. Набрались сдуру… и померещилось!
Поверил Вадим или нет, по нему было не понять.
– Ладно, я пошел спать, – зевнул он. – А ты – на работу!
Сергею страшно надоела и задымленная забегаловка с ее завсегдатаями, и паршивая водка, и сосиски с горчицей, и Вассиан, который, стоило ему выпить, начинал вести себя как доктор богословия. Сил не было выслушивать его поучения!
