изыскания, ни результаты не имеют отношения к Крэшоу. Однако же мое расследование дало неожиданный результат. Я выяснил, кто такая эта миссис Бомон!
– Кто она такая? Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду, что нам с вами она лучше известна под другим именем.
– И каким же?
– Герберт!
– Герберт?! – переспросил Остин, совершенно ошеломленный.
– Да, миссис Герберт с Пол-стрит, она же Хелен Воан, чьи более ранние похождения мне не известны. Вы не случайно узнали выражение ее лица: когда вернетесь домой, взгляните на то лицо из Мейриковой книги ужасов, и вы поймете, откуда оно вам знакомо.
– И у вас есть доказательства?
– О да, лучшее из доказательств: я сам видел миссис Бомон – или лучше будет сказать «миссис Герберт»?
– Где же вы ее видели?
– О, совсем не там, где можно ожидать встретить леди, живущую на Эшли-стрит, в районе Пикадилли. Я видел, как она входила в дом на одной из самых гнусных и сомнительных улиц Сохо! На самом деле, я договорился о встрече, хотя и не с нею, и она пришла точно в назначенный срок.
– Все это выглядит крайне удивительным, однако не могу не заметить, что это невероятно. Не забывайте, Вильерс, я видел эту женщину в самом обыденном кругу лондонского света, болтающей, смеющейся и попивающей кофе в самой обычной гостиной, среди самых обычных тамошних завсегдатаев. Однако вы, видимо, знаете, что говорите.
– О да, еще бы! Я бы не стал полагаться на домыслы и фантазии. Я ловил миссис Бомон в темных водах лондонской жизни, вовсе не думая выудить Хелен Воан, однако же именно таков был итог.
– Похоже, вы побывали в странных местах, Вильерс.
– Да, в весьма и весьма странных. Сами понимаете, явиться на Эшли-стрит и попросить миссис Бомон вкратце поведать мне о своей предыдущей жизни было бы бессмысленно. Разумеется, нет; но предполагая, как не мог не предположить я, что ее прошлое не из чистейших, можно было быть уверенным, что еще не так давно она вращалась в кругах не столь утонченных, как ныне. Если видишь, что воды ручья мутны, логично предположить, что некогда эта муть лежала на дне. И я нырнул на дно. Мне всегда нравилось погружаться в кривые закоулки для забавы, и вот мои познания о той местности и ее обитателях внезапно очень пригодились. Вероятно, нет смысла говорить, что мои знакомцы отродясь не слыхивали фамилии Бомон, а поскольку я никогда с этой леди не встречался и описать ее никак не мог, пришлось действовать окольными путями. Меня там знают; мне иной раз приходилось оказывать услуги кому-то из местных, так что они не стеснялись делиться со мной сведениями; и им известно, что к Скотланд-Ярду я отношения не имею, ни прямого, ни косвенного. Однако ж пришлось не раз закидывать удочку, прежде чем я наконец-то добыл то, что хотел, и когда я выудил рыбку, то даже не думал, что это та самая рыбка, которую я ищу. Но я выслушал все, что мне рассказывали, просто из природной любви к бесполезным сведениям, и вот в моем распоряжении оказалась прелюбопытная история, хотя, как я подумал поначалу, совсем не та, что была мне нужна. Она сводилась к следующему. Лет пять или шесть тому назад в местности, о которой идет речь, вдруг объявилась некая женщина по фамилии Реймонд. Мне описывали ее как довольно молодую, не старше лет семнадцати или восемнадцати, очень красивую, на вид как будто бы родом из деревни. Было бы неверно сказать, что очутившись в том квартале и сойдясь с этими людьми, она попала в свою стихию – ибо судя по тому, что мне о ней рассказывали, даже худший из лондонских притонов был бы слишком хорош для нее. Человек, который мне об этом поведал, сам, как вы, наверно, догадываетесь, не великий пуританин, содрогался и бледнел, пересказывая все те неописуемые гнусности, в которых ее обвиняли. Прожив там год или чуть больше, она исчезла так же внезапно, как появилась, и больше ее не видали до тех пор, пока не произошла та самая история с Пол-стрит. Поначалу она появлялась в прежних местах лишь изредка, потом зачастила, и наконец поселилась там, как и раньше, и осталась месяцев на шесть-восемь. Мне незачем вдаваться в подробности о том, какую жизнь вела эта женщина; если вам интересны детали, можете справиться в наследстве Мейрика. Все эти рисунки – отнюдь не плод воображения. Потом она вновь исчезла, и местные ее не видели, пока она не появилась несколько месяцев тому назад. Мой осведомитель сообщил, что она сняла комнаты в доме, на который он указал, и что в этих комнатах она обычно появляется раза два-три в неделю, и всегда ровно в десять утра. У меня были основания думать, что в очередной раз она должна появиться в определенный день на прошлой неделе, и, соответственно, без четверти десять я уже дежурил на месте в обществе моего проводника. Настало время, и леди появилась с обычной своей пунктуальностью. Мы с моим приятелем прятались в подворотне, чуть поодаль от улицы, однако ж она нас заметила и бросила на меня такой взгляд, что я его не скоро забуду. Этого взгляда мне было довольно: я убедился, что мисс Реймонд и есть миссис Герберт; что же до миссис Бомон, я о ней и думать забыл. Она вошла в дом; я ждал до четырех часов дня, когда она вышла на улицу и я последовал за нею. Преследование было долгим; мне приходилось быть весьма осторожным, чтобы не попадаться на глаза и в то же время – не потерять ее из виду. Она провела меня по Стрэнду, свернула к Вестминстеру, прошла по Сент-Джеймс-стрит, а потом по Пикадилли. Когда я увидел, как она свернула на Эшли-стрит, мне сделалось не по себе; мысль, что миссис Герберт – это миссис Бомон, пришла мне в голову, однако же показалась слишком невероятной, чтобы быть правдой. Я остановился на углу, ни на миг не теряя ее из виду и следя, у какого же дома она остановится. Она остановилась у дома с веселенькими занавесками, у дома с цветочками, у того самого, откуда выходил Крэшоу в ту ночь, когда повесился у себя в саду. Я собирался уже удалиться со своим открытием, как вдруг увидел, что к дому подъезжает пустой экипаж. Я сделал вывод, что миссис Герберт намерена поехать кататься, и был прав. Я взял кэб и отправился в парк следом за ней.
