сундуке.
– Да уж, рисунки своеобразные! Однако ж хотелось бы знать, что связывало Мейрика и миссис Герберт, и какая связь может быть между нею и этими рисунками?
– Да кто же их знает? Возможно, на этом все и кончится, и нам этого узнать не суждено, но лично я думаю, что для этой самой Хелен Воан или миссис Герберт это лишь начало. Она еще вернется в Лондон, Остин; можете быть уверены, она еще вернется, и мы о ней еще услышим. И не думаю, что эти новости окажутся приятными.
VI. Самоубийства
Лорд Арджентайн был любимцем лондонского света. В двадцать лет он был беден; носил известную фамилию, однако вынужден был зарабатывать себе на жизнь по мере сил, и даже самый отважный ростовщик не ссудил бы ему пятидесяти фунтов в расчете на то, что когда-нибудь он сменит фамилию на титул, а нищету – на состояние. Отец его был достаточно близок к источнику всех благ, чтобы обеспечивать семью служением Господу, но сын, даже если бы и принял сан, вряд ли получал бы столько же, да к тому же и не чувствовал в себе призвания к стезе священнослужителя. Таким образом он вышел в мир, не имея более надежного оружия, чем мантия бакалавра и смекалка внука младшего сына знатного лорда, с каковым снаряжением он худо-бедно ухитрился сражаться с миром вполне пристойно. В двадцать пять лет мистер Чарльз Обернон по-прежнему был небогат и пребывал в состоянии войны с миром, однако же из семи родственников, отделявших его от титула, в живых оставалось всего трое. Эти трое отличались отменным здоровьем, однако ж оно не устояло против зулусских ассегаев[66] и брюшного тифа – и вот в одно прекрасное утро Обернон проснулся уже лордом Арджентайном, тридцатилетним джентльменом, который стойко встречал все жизненные невзгоды – и вышел победителем. Эта ситуация изрядно его позабавила, и он твердо решил получать от богатства не меньше радостей жизни, чем умел находить в бедности. Немного поразмыслив, Арджентайн пришел к выводу, что хорошая кухня как высокое искусство, пожалуй, самое увлекательное из занятий, доступных падшему человечеству, и сделался знаменит на весь Лондон своими зваными обедами, а приглашение к нему стало желанным призом. Лорд Арджентайн владел титулом и давал обеды уже десять лет подряд, и ему до сих пор не надоело. Он по-прежнему наслаждался жизнью, и его жизнерадостность была заразительна. В общем, он был хорошим другом и приятным человеком. Поэтому его внезапная и трагическая кончина потрясла всех. Люди буквально не верили своим глазам и ушам, хотя газета лежала прямо перед ними и с улицы доносились вопли газетчиков «Загадочная смерть аристократа!» Но нет, вот она, короткая заметка:
«Лорд Арджентайн был найден мертвым нынче утром. Тело обнаружил его собственный камердинер при весьма прискорбных обстоятельствах. По слухам, не может быть сомнений, что его светлость совершил самоубийство, хотя никаких мотивов для данного поступка у него не имелось. Покойный был хорошо известен в свете и любим всеми за непринужденный и веселый нрав и щедрое гостеприимство. Наследует ему…» и т. д. и т. п.
Мало-помалу сделались известны и подробности, однако же сама история оставалось загадочной. Главным свидетелем по делу проходил камердинер умершего, который сообщил, что вечером накануне своей смерти лорд Арджентайн ужинал у некой высокопоставленной дамы, чье имя в газетных отчетах не фигурировало. Около одиннадцати вечера лорд Арджентайн вернулся домой и уведомил слугу, что до следующего утра его услуги не понадобятся. Несколько позже камердинер проходил по коридору и был ошеломлен, увидев, как его господин тайком выбирается из дома через парадную дверь. Он переоделся из вечернего костюма в куртку с поясом и короткие бриджи, а на голове у него была плоская коричневая шляпа. У камердинера не было причин предполагать, что лорд Арджентайн его заметил; и хотя господин не имел обыкновения засиживаться допоздна, слуга не придавал этому случаю особого значения до следующего утра, когда он, как обычно, без четверти девять постучался в дверь спальни. На стук никто не ответил; слуга постучался еще пару раз, вошел в комнату и увидел тело лорда Арджентайна, висящее под углом в ногах кровати. Слуга обнаружил, что его господин крепко привязал веревку к одному из невысоких столбиков кровати, сделал затягивающуюся петлю, накинул ее себе на шею и решительно шагнул вперед. Таким образом, несчастный скончался от медленного удушения. Он был в том же легком костюме, в котором слуга накануне видел его уходящим из дома, и вызванный доктор установил, что его жизнь оборвалась более четырех часов назад. Все бумаги покойного, письма и тому подобное нашлись в полном порядке, но не удалось обнаружить ничего, что хотя бы косвенно указывало на некий скандал, крупный или мелкий. На этом все улики кончались – больше ничего так и не узнали. На ужине, где был накануне лорд Арджентайн, присутствовало еще несколько человек, и все они утверждали, что он был в своем обычном жизнерадостном настроении. На самом деле, камердинер сказал, что ему показалось, будто его господин был несколько возбужден, когда вернулся домой, но он признавал, что изменения его поведения были совершенно незначительны, практически незаметны. Поиски какой-либо разгадки казались безнадежными, и в целом сошлись на том, что на лорда Арджентайна просто внезапно накатил некий самоубийственный припадок.
Однако ж не тут-то было: в течение трех недель еще три почтенных джентльмена, один из них аристократ, а еще двое – просто обеспеченные и респектабельные люди, погибли самым жалким образом почти точно так же, как и он. Лорда Суонли обнаружили утром в его гардеробной висящим на колышке, вбитом в стену, а мистер Кольер-Стюарт и мистер Геррис покончили с собой точно так же, как лорд Арджентайн. Ни в одном из этих случаев никаких объяснений не нашлось, одни только голые факты: вечером человек был жив, утром обнаружили мертвое тело с почерневшим, распухшим лицом. Полиция вынуждена была признать, что она бессильна арестовать преступника, также как объяснить кровавые убийства в Уайтчепеле[67]; однако ужасающие самоубийства на Пикадилли и в Мейфере всех просто поставили в тупик: даже обычная жестокость, что хоть как-то объясняла преступления, совершенные в бедных кварталах Ист-Энда, не могла объяснить происходящего в фешенебельном Вест-Энде. Каждый из этих мужчин, что решились умереть позорной и мучительной смертью, был богат, благополучен и, по всем признакам, любил жизнь. Даже самое придирчивое расследование так и не сумело разнюхать хоть какие-то признаки скрытых мотивов во всех этих случаях. В Лондоне царил
