— Ничего, ничего. Я с вами не сегодня, а немного раньше познакомился. Так что я вас знаю, — сказал я.
Он взглянул на меня очень быстро, пристально и даже тревожно и удрученно задумался, потом сообразил что-то свое и понимающе кивнул мне.
— Я столько не возьму. Много, — показал он на деньги.
— Поможете по хозяйству, — сказал я, снова протягивая ему деньги. — Ну, сами посмотрите… Спрячьте их, — сунул я деньги ему в руку, услышав стук открывавшихся дверей. — Уберите…
Мы оба поднялись. На крыльце стояла Мария Григорьевна.
— Хорошо, что вы еще не ушли! — крикнула она мне, подняв руку, в которой белел квадратик бумаги. — Вы здесь написали фамилию… Галузо? Это вы Галузо?
— Да, — ответил я, подойдя к ней, не понимая, что ее смутило.
— Нам рано утром почему-то приносили чужую телеграмму. Я очень удивилась, адрес наш, — сдержанно сказала она. — Кажется, такая была фамилия. Может быть, это вам? Вы знаете, где у нас почта? — И, глядя куда-то поверх моей головы, она объяснила, как идти.
Не пожав, а снова дернув мою руку, Петренко словно выпустил меня на волю, по-хозяйски, как-то очень надежно запер калитку, и я мог идти куда хочу. Двадцать два года назад, когда в августе сорок пятого меня в Саратове выписали из госпиталя, у меня было точно такое же ощущение своей неизвестно для чего мне нужной свободы. До чего же удивительная нам дана память… От воздуха кружилась голова.
Откуда же, от кого могла быть эта телеграмма, если это не ошибка? Мне телеграмма… Нет, невозможно. Какая-то путаница, может быть похожая фамилия? Единственным человеком, который знал, что я здесь и что найти меня можно у Степанова, был Костя. Кто еще? Неужели меня могла настигнуть здесь Оля? Она-то, если ей нужно, перевернет землю… Мысль, что я через неделю-другую увижу ее, показалась мне почему-то странной и даже неправдоподобной. Подчеркнуто суетясь, она изобразит шумную радость со многими восторженными: «О!. О!.. О!..» А в общем-то, у меня там есть машинка и тихая комната. Стоит ли забивать себе голову под таким голубым небом!.. Но что могло случиться у Оли? Она заболела? Жаль, если придется сразу же уезжать из Ростова. Совсем не хотелось бы, хотя, конечно, что делать. Или кто-нибудь разыскивает меня? И все же странно, что кто-то нашел меня даже здесь. А может быть, эта телеграмма как раз и есть объяснение ночного предчувствия и оно было совсем не напрасным? Однако ночью я ощущал скорее какую-то будоражащую тревогу, но ни в коем случае не приближавшуюся беду. Мне ведь, напротив, хотелось, чтобы как можно скорей наступило утро и начался бы наконец этот день…
Возможно, я заставлял себя ощущать жизнь и бодрился через силу, но так же, как в тот день, когда меня отпустили из госпиталя, я стал намеренно пристально вглядываться в попадавшиеся на улице предметы. Точно открывал их для себя. Помню, тогда меня потрясло обилие костылей. А сейчас-то, где же сейчас, куда сейчас подевались все эти люди с костылями? А?..
— До Краснодара махнем? — увидев свободное такси, спросил я шофера.
— Сколько вас?
— Один.
— Двадцать пять, и если кто-нибудь по дороге попадется, подсажу.
— А что так дорого? Здесь же километров сто семьдесят.
— Автобус дешевле, — кивнул он. — Вон касса.
— Ладно, не сердись, — открыл я дверцу. — Сперва до почты.
— А вы не фамильярничайте, — побагровев, сказал он. — А то заведется двадцать пять рублей — и он уже начальник. Закройте дверь.
— Ну, извините, — сказал я.
— Вот именно. — И, вздохнув, он отложил газету, включил зажигание и высунулся из машины, повернувшись к людям, сидевшим и толпившимся возле автобусной станции. — На Краснодар кто есть, товарищи?
Никто не ответил, и мы поехали бесшумно и мягко.
— Ну и развели хамла, — удрученно покачал он головой, все еще не успокаиваясь. — Стрелять таких надо.
— Это вы мне? — спросил я.
— Да если б вы один, — махнул он рукой. — Вон почта. Вы мне задаток оставьте.
— Рюкзак полежит, — сказал я.
— У меня этих рюкзаков и портфелей знаете…
Я вынул деньги и дал ему двадцать пять рублей.
У окошечка, в душной, пыльной, завешенной плакатами комнате с серыми дощатыми полами, все же было человек пять-шесть, которые почему-то не двигались с места. Я достал паспорт, встал в очередь, и вот тут-то по коже у меня и забегали мурашки. А что, если Костя? Чушь! Значит, не так плохо, если он смог дать телеграмму. И совсем не в его характере бить тревогу. Но звонить, заказывать телефон уже бесполезно. Только тратить время. Под окном такси с включенным мотором, и раньше, чем это физически возможно, в Ростове я не буду… Остались только двое, а за мной почему-то никого… Я должен объяснить, что телеграмму сегодня рано утром приносили по адресу, но вернули сюда, на почту. Неужели начнется канитель?.. Следующая очередь уже моя. Нет, конечно, никакой телеграммы не может быть. Это какая-то ошибка…
Все!
Я нагнулся к окошечку, приготовив нужные слова, но увидел посмотревшие на меня глаза и растерялся.
— До востребования? — спросила она.
Я страшно глупо усмехнулся, протянул свой паспорт и попробовал кое-как сказать, что мне нужно.
Передо мной сидела барышня-пуд. Но дело совсем не в этом. На меня взглянули такие ошарашивающие, вдумчивые и с такой бесконечно тихой печалью глаза, что я, наверное, даже испугался. Она подняла их и как будто увидела… нет, не мое лицо, не мою одежду, а, мне показалось, увидела меня. Огромные глаза, которые смотрели вот именно в самую душу… А ведь меня еще и тогда, на автобусной станции, если сказать правду, потрясли эти глаза…
— Когда приносили? — спросила она, встала и пошла к дальнему заставленному ящиками столу. — Сегодня?
— Да, рано утром, — ответил я, почему-то не слишком уверенно выговаривая слова.
В тот момент, когда наши глаза встретились, у меня даже появилось ощущение, что она узнала меня, так посмотрела внимательно, по-особенному. Хотя, конечно, это была чистейшая фантазия, потому что только здесь, у этого окошечка, она меня впервые в жизни и увидела.
И все же не могло быть, чтобы это был ее самый обыкновенный, предназначавшийся каждому взгляд. Какая щедрость! Но самое-то удивительное, ее тяжесть как будто уменьшилась, что ли. У нее были красивые и какие-то очень надежные, крепкие ноги, узкие женственные плечи и совсем неплохая фигура. Откуда я взял «пуд», а уж тем более «гирю»?
— Галузо из Ростова. Да, есть такая телеграмма, — сказала она, полистав какой-то журнал, потом склонилась над столом, перебирая бумажки, и, наконец, положила передо мной сложенный вчетверо и заклеенный листок, но больше уже не посмотрела на меня.
Я неизвестно почему не вышел, а почти выскочил на улицу. Со мной остался ее голос: «Галузо из Ростова. Да, есть такая телеграмма». И, лишь сев в машину, захлопнув дверцу, сказав шоферу: «Все, поехали», уже на ходу развернул этот чертов квадратик бумаги… Ничего страшного. Даже отдаленно. Только Оля могла догадаться из-за таких пустяков занимать провода. Телеграмма была из Ленинграда в Ростов, а Костя уже переслал ее мне. Ну и что, что путевки в Болгарию? Даже если эти путевки в Сингапур…
— Больше уже никуда? — спросил шофер, выворачивая на какую-то широкую улицу.
«Галузо из Ростова. Да, есть такая телеграмма…» Как нам с этой барышней, однако, повезло, что это был всего лишь приятный пустяк.
— Да, в Краснодар, — засмеялся я, облегченно вздохнув и удобно вдавив себя в это мягко покачивавшееся сиденье.
Изредка мелькали вывески, витрины, но я решил, что пообедаю уже в Краснодаре. Каким-то длинным получался этот день. Значит, с Костей ничего…
Потянулась та самая улица, по которой я въезжал сюда в том автобусе, длинная и довольно унылая. Машин в общем-то немного, и, значит, мы пойдем на хорошей скорости. Мне почему-то никак не удавалось сосредоточиться. Чем дальше мы отъезжали, тем сильнее у меня было ощущение, что я как будто что-то забыл, оставил в этом Темрюке. Паспорт? Нет, был на месте, в кармане. И вдруг я как будто сообразил, в чем дело! Как же я не мог догадаться сразу до такой простой вещи?! Глебу Степанову было с кем передать свою восьмицветную ручку. Может быть, из-за него эта барышня и была тогда такая зареванная?.. Везуч Глеб Степанов. Если судить внешне, ему повезло, даже очень. Но какое это имело значение: она или не она? С чего это я буду интересоваться его любовными делами? И тем не менее: она или не она? А ведь я еще могу это узнать… И все-таки я как будто что-то забыл в Темрюке…
— Вы меня извините, нам придется повернуть обратно, — сказал я, заранее понимая, что наткнусь на отпор. — Я оставил на почте паспорт.
Краем глаза я видел, как он опять налился кровью.
— Вот как начался день, так и пойдет! — И он не перевел, а рванул скорость.
К счастью, у окошечка было только два человека.
