пушки и фризских лошадей.
Великий визирь, по совету Понятовского [Poniatoschi][978], польского генерала, из ненависти к московитам сопровождавшего турецкую армию, переправился через реку со своими войсками и, подойдя на расстояние двухсот шагов к российским шанцам, начал обстреливать их из пушек, которые, впрочем, не причинили существенного вреда обороняющимся. В центре круга, образуемого траншеями, царь приказал собрать все телеги и соорудить из них нечто вроде ограды, за которой укрылась его супруга Екатерина[979], со своим двором. Это та самая удивительная женщина, которая была бедной ливонской крестьянкой, а стала императрицей Всероссийской. Рожденная от неизвестного отца и воспитанная из милости в доме лютеранского священника[980], она до восемнадцати лет трудилась служанкой, пока ее не полюбил один шведский драгун и не попросил ее руки[981]. Не успели они сыграть свадьбу, как московиты захватили Мариенбург [Mariemburgo][982], и невеста попала в руки сначала генерала Боура[983], а потом и князя Меншикова[984]. В доме Меншикова однажды гостил царь Петр, и он счел Екатерину достойной своей любви. Прошло уже больше десяти лет с тех пор, как этот государь по не слишком хорошо известным причинам прогнал от себя царицу Евдокию [Ottochesa][985] и, ревнуя лишь о счастье и благополучии своего народа, охладел к делам любовным. Только Екатерина оказалась способна вновь разжечь в его душе пламя страсти. Или же, быть может, Петр Великий, как считают многие, заметил в лице этой девушки такие черты, которые указывали на то, что она способна поддержать и продолжить благие реформы, начатые им в своем государстве. А может быть, царь уступил естественной склонности, которую разделял со всеми прочими смертными, в особенности с другими государями: склонность эта состоит в том, чтобы испытывать влечение к одним людям и отвращение к другим — Fato et sorte nascendi, ut cetera, ita Principum inclinatio in hos, offensio in illos[986][987]. Эта внутренняя склонность, незаметная для внешних наблюдателей, сделала царицу Евдокию ненавистной в глазах царя и не позволяла ему разделять с ней ложе и царский престол, и она же внушила ему любовь к Екатерине и побудила его, несмотря на низкое ее происхождение, сделать ее своей супругой и соправительницей. Эта любимица судьбы и в несчастных для Петра обстоятельствах нашла способ еще укрепить любовь к себе царя, как мы сейчас увидим.
Российская армия была окружена врагами снаружи и еще больше страдала от отсутствия припасов внутри, и царь провел ночь в великом беспокойстве, коря себя за «ловушку, куда его завела его несчастная судьба, а точнее — его неосмотрительность, ведь он совершил ошибку, уведя армию так далеко от границ своего государства и не обеспечив ее в достаточной мере провиантом, а также не предпринял достаточных усилий, чтобы помешать туркам переправиться через Дунай или по крайней мере через Прут». Он понимал, что следующий день неизбежно закончится как для него, так и для его войска или гибелью, или пленом. Он решил скорее умереть, чем оказаться во власти врагов: Ut morte honesta contumeliis captivitatis eximeretur[988][989]. Позвав в свой шатер генерала Шереметева, он приказал ему, чтобы «на заре все подготовились к общей атаке на войска великого визиря», и в то же время строго-настрого запретил «кому-либо под любым предлогом заходить в его шатер». Получив этот роковой приказ, генералы московитов решили претерпеть все ради своего государя. Однако Екатерина, узнав от своих офицеров о решении, принятом государем, призвала их на совет, на котором присутствовал также вице-канцлер Шафиров[990]. Было решено, что «следует просить великого визиря о мире и царя нужно убедить в такой необходимости». В этом заключалась самая большая трудность. Кто дерзнул бы войти в шатер царя вопреки его прямому запрету? И потом, как можно было убедить человека столь возвышенной души унизиться до мольбы к туркам о милости? Suadere Principi quod oporteat, magni laboris[991][992]. Екатерина, знавшая, какое влияние она могла оказывать на царя Петра, осмелилась войти к нему в шатер и, упав к его ногам, так красноречиво живописала необходимость попытаться вступить в переговоры с великим визирем, что царь, убежденный в той же мере разумными доводами, сколь и слезами своей супруги, немедленно отправил в неприятельский лагерь нескольких своих посланцев, которые сумели силой золота найти подход к кахье[993] [Kiaja], а через него — к великому визирю. Екатерина пожертвовала для этой цели самые лучшие свои драгоценности и собрала за короткое время сумму денег, достаточную для того, чтобы распалить природную алчность первых министров Порты[994].
Король Швеции, узнав от Понятовского о положении вещей, инкогнито приехал в лагерь великого визиря, чтобы убедить его воспользоваться случаем сокрушить империю московитов. Однако он приехал слишком поздно, потому что визирь уже согласился на условия, предложенные неприятелем. Царь послал визирю письмо, в котором заверял, что «никогда не имел намерения оскорблять Оттоманскую Порту, а взялся за оружие только для того, чтобы защититься, но вместе с тем он готов представить султану любое удовлетворение и просит о перемирии». Письмо произвело необходимый эффект. Визирь, видевший, с каким мужеством московиты бились в предыдущих сражениях, предпочел те надежные выгоды в случае заключения мира неопределенному исходу решающей битвы, обещавшей быть со стороны московитов, воодушевляемых отчаянием, весьма ожесточенной. Он сразу же согласился на перемирие, отдав всем своим войскам приказ отступить, а затем лично проехал вдоль рядов с саблей в руке, требуя от солдат прекращения военных действий. Взяв в качестве заложников вице-канцлера Шафирова и графа Михаила Шереметева[995], сына маршала, визирь заключил с царем мирный договор, в соответствии с положениями которого он получал возможность вернуться в свое государство на следующих условиях. «Царь должен быть вернуть Порте крепость Азов с прилежащими к ней землями, а также разрушить все форты, воздвигнутые в ее окрестностях; он должен был прекратить притеснения казаков, подданных Польши или Тартарии, освободить всех пленных турок и не препятствовать возвращению короля Карла в его страну. Царю рекомендовалось начать с Карлом переговоры о мире, на приемлемых для сторон условиях». Этот договор был заключен и подписан 13 июля 1711 года[996]. В действительности великий визирь пытался включить в договор ряд особых условий, намереваясь, среди прочего, вынудить царя оставить всю артиллерию, выдать князя Кантемира и графа Саву[997], которых турки собирались наказать по всей строгости, наряду с прочими изменниками Порте.
