на них: однако Диван, узнав об этом, не стал прислушиваться к измышлениям, пока 15 июня 1710 года не был низложен визирь Али-паша [Alì Bassa][936], обвиненный в том, что его подкупили русские, и великим визирем не был назначен Кёпрюлюзаде [Kiuperlì Sadè][937]. Этот человек, от природы наделенный умом и спокойным и искренним нравом, всего через шестьдесят дней своего правления был удален на свою прежнюю должность губернатора Негропонта[938]. За краткое время, пока он был великим визирем, султан решил предоставить Карлу эскорт численностью в сорок тысяч человек татар и турок, чтобы сопроводить его, словно триумфатора, через всю Польшу до границ Швеции. Сам визирь известил об этом решении Толстого, который сразу же сообщил о нем своему государю. Царь немедленно направил из Петербурга султану письмо, датируемое 27 июля 1710 года[939], в котором, укоряя его за это решение, заявлял, что «он бы согласился с тем, чтобы эскорт Карла составлял не более трех тысяч человек, но только не из татар, потому что те слишком жадны до грабежа и любят совершать набеги через границы. В противном случае, если король со столь многочисленным войском появится в Польше, как он, царь, так и союзная ему Речь Посполитая воспримут этот шаг как объявление войны». Это письмо, прямо противоречившее интересам Порты, заставило Константинополь принять другое решение, и на место Кёпрюлюзаде был назначен Балтаджи Мехмед [Baltagì Mecmet][940].
В момент этого переназначения одна мелочь в церемониале дала возможность королю Карлу еще больше распалить недовольство турок против московитов. При назначении нового визиря иностранные послы обыкновенно просят его об аудиенции ради поздравлений с избранием на высшую должность в империи. Российский посланник попросил аудиенции первым, но ему ответили, что «первое место полагается французскому послу, как самому старинному союзнику Порты, в особенности потому, что согласно издавна существовавшим договорам король Франции пользовался титулом императора». Толстой ответил, что «французский государь считается дворами Европы лишь королем, а не императором: этот титул куда больше подобает его государю как правителю всероссийскому, поэтому первое место причиталось ему, по крайней мере, как чрезвычайному послу». Эта дискуссия продлилась несколько дней: турки, обратившись к архивам, выяснили, что российский государь всегда именовался лишь титулом царя. Было решено, что его посол будет допущен к аудиенции только после французского, а другим послам будет сообщено, что они будут допущены только вслед за послом Великобритании. Толстой протестовал, но безуспешно; тогда он попросил передать великому визирю, что «в таком случае ему придется отказаться от чести нанести тому визит»[941]. Татары, шведы и французы не преминули нашептать визирю, что подобный ответ дерзок и исполнен презрения к Его Высочеству — такой титул с некоторых пор был присвоен великому визирю. Помимо этого, из‐за границы поступили и другие жалобы, и в конце концов Диван принял решение объявить царю войну, а Толстого отправили в Семибашенный замок[942]. Об этом было объявлено во всех концах Оттоманской империи: был издан также манифест, в котором провозглашалось, что «неверные русские тысячами способов нарушили мир и верховный муфтий[943] мусульман всего мира издал фетву, в которой он объявлял им войну. Поэтому всем вооруженным силам государства приказывалось присоединиться к великому визирю, чтобы начать эту войну». Этот указ был издан в месяце зулькада 1122 года[944], что соответствует декабрю 1710 года по нашему календарю[945]. Великий визирь подготовил все необходимое для военной кампании так быстро, что уже через три месяца, к середине марта 1711 года, он выехал из Константинополя, чтобы встать во главе османской армии, сосредоточенной под Адрианополем[946], и выступить оттуда маршем к Дунаю [Danubio][947].
Царь не мог получить сведений о происходящем в Константинополе от своего посла, потому что тот содержался под стражей, а также потому, что все его курьеры были арестованы на границе и из трех писем, посланных царем султану, ни одно не дошло до адресата. Несмотря на это, он узнал обо всем другими путями и так быстро, что успел подготовиться к кампании быстрее самих турок. Первым делом он отдал приказ укрепить оборону Азова, послав туда опытных морских офицеров и всю необходимую провизию. Поручив князю Меншикову заботу об Ингрии, Финляндии и Ливонии, царь отбыл в Москву. Там он собрал под своим началом армию в пятьдесят тысяч человек регулярных войск и крупными денежными подарками убедил калмыцкого хана выступить против крымских татар. Эти крымские татары, охочие до грабежа, не став дожидаться, пока султан начнет кампанию, открыли военные действия уже в январе. Войско крымского хана насчитывало сто тысяч татар, а калга-султан[948], его сын, командовал другим войском численностью в пятьдесят тысяч[949], и им также помогал воевода Потоцкий [Potochi][950] с десятью тысячами солдат разных наций: поляков, шведов, венгров, валахов и казаков. Один татарский отряд дошел до Изюма[951] [Izium] — первого русского города в направлении приазовских степей — и опустошил весь этот край, взяв крупную добычу. Хан и Потоцкий продвинулись еще дальше, заняв несколько небольших крепостей, однако, когда выпал снег, оставили их, вернувшись на Перекоп с большой добычей и двенадцатью тысячами пленных. Другая судьба ожидала Белоцерковскую [Bialocerchiev] крепость[952]: ее гарнизон, составлявший не более пятисот московитов, противостоял всему татарскому войску численностью в сорок тысяч человек. Из последних четыре тысячи были истреблены, а потом, когда подоспел на подмогу князь Голицын[953], и еще пять тысяч: у татар отвоевали всю добычу и пленных, а тех, кто уцелел, обратили в бегство.
В то же время великий визирь, не слишком опытный в военных делах, совершил большую ошибку, сместив с должности капудана-паши[954] знаменитого Джанун-Ходжу [Gianun-Chogia], лучшего среди турок флотоводца[955]. Паша, пришедший ему на смену, получил приказ вывести в море триста кораблей и посадить на них сорок тысяч солдат. Топчи-баши[956], т. е. генерал артиллерии, получил приказ держать наготове значительное число орудий. Был смещен со своего места бендерский сераскир[957], которого подозревали в тайном соглашении с царем[958]. В то время от имени султана правили, с титулом князей[959], в Валахии — Константин Бессарабский [Costantino Bassaraba][960], в Молдавии — Дмитрий Кантемир [Demetrio Cantimiro][961]. Последний, при первом знаке неизбежного столкновения России и Оттоманской империи, решил изменить своему изначальному государю, вверившему ему княжество, но способному при любом своем капризе или
