Однако Петр и в этих стесненных обстоятельствах не мог принять вещи, казавшиеся его подлыми деликатной душе. Понятовский при этом вовсю старался, чтобы царь стал бы пленником великого визиря. В своем письме к королю Станиславу Понятовский писал, что «паша и турецкие офицеры истово верят, что визирю угодно видеть царя и весь его двор пленниками, как я ему советую: он мне обещал не подписывать никакого соглашения, не узнав моего мнения. Когда канцлер Шафиров прибыл к визирю за письменными условиями для передачи их царю, я воспользовался обстоятельствами и, войдя к нему в шатер, ознакомился с условиями и заявил, что теперь визирь может оказать Порте невиданную услугу, которую прежде не смог выполнить ни один визирь, — привести к султану такого пленника. Визирь мне сделал великие обещания. Однако, когда Шафиров вернулся из русского лагеря с ответами, визирь забыл о всех своих обещаниях и, вместо того чтобы ужесточить условия, удалил из них сдачу Кантемира, Савы и артилерии».
Как только новость о перемирии распространилась в войсках великого визиря, турки сбежались в лагерь московитов, чтобы продать им свои запасы, так что поле битвы превратилось в веселый базар[998]. Визирь дал московитам хорошее сопровождение из сипахов ради защиты от возможных нападений татар[999] и поляков. Московиты отступали в совершенном порядке, под барабанную дробь, с развевающимися знаменами и шпагами наголо, везя за собой сорок орудий. Таким образом, Петру Великому удалось, можно сказать, счастливо избежать опасности, грозившей его империи полным крахом. Султан, получив известие о случившемся, так обрадовался, что приказал устроить празднество и не только публично одобрил деяния своего визиря, но и богато его одарил. Между тем царь продолжил свой путь, пока не достиг границ своего государства. Затем, отдав необходимые приказы и разместив войска на надлежащих позициях, отбыл в Торгау, в Польшу[1000]. Королева, супруга Августа[1001], устроила торжества в честь бракосочетания царевича Алексея с принцессой Софьей[1002], дочерью Людвига Рудольфа Вольфенбюттельского [Luigi Rodolfo di Volfenbutel][1003] и сестрой Елизаветы-Кристины[1004], супруги Карла VI[1005], который как раз в эти дни был избран императором римлян. Царевичу было в то время двадцать два года, а герцогине восемнадцать. Молодых обвенчал в присутствии царя 25 октября[1006] греческий священник по обряду Восточной Церкви. После этой церемонии супруги направились в Вольфенбюттель, а царь вместе с царицей — в Ригу, которая приняла своего нового государя со всеми почестями[1007].
Французы и шведы делали все возможное, чтобы разжечь новые трения между царем и Портой, всеми силами очерняя перед султаном действия великого визиря. Царь догадывался о происходящем и поэтому, с одной стороны, приказал неукоснительно исполнять все статьи договора, заключенного на Пруте[1008], а с другой — сосредоточивал крупные силы на Волыни, чтобы не оказаться застигнутым врасплох. Вместе с тем царь не переставал думать о славе своего царства. Ливония некогда считалась одной из ленных земель Священной Римской империи. Царь, завоевав эту провинцию, счел, что может быть признан одним из князей Германского корпуса империи[1009]. Поэтому он дал понять императору Карлу VI о желании получить от него инвеституру, чтобы он мог, подобно другим немецким князьям, иметь своего представителя на рейхстаге, предлагая взамен послать ему на помощь в войне против Франции двадцать пять тысяч солдат[1010]. И в самом деле: необыкновенное рвение, проявленное послом французского короля в Константинополе против московитов, вызвало у царя большое негодование против этого монарха. Как бы то ни было, Венский двор не удовлетворил просьбу царя. Ему ответили, что хотя Ливония и в самом деле перешла под власть царя, однако она может быть возвращена Швеции по условиям мирного договора, который рано или поздно будет заключен. Кроме того, если Ливония станет феодом империи, той придется принимать участие во всех интригах, могущих из‐за нее возникнуть. Эти доводы были лишь предлогом. Настоящей причиной было нежелание принимать в состав Германского корпуса империи столь могущественного государя, каким был царь.
Между тем великий визирь, узнавший из перехваченных писем об интригах, которые плетет против него шведский король в своих письмах султану, приказал прекратить выплату пенсии в пятьсот дукатов ежедневно, которую государь-беженец получал от Порты, и послал несколько отрядов солдат, чтобы следить за королем. Несмотря на это, партия Карла, опиравшаяся на поддержку французского посла, возымела такое влияние на султана, что тот сместил Балтаджи Мехмеда с поста визиря, назначив на его место Агу Юсуфа[1011], из янычаров[1012]. В итоге положение дел для московитов изменилось. Прибывший в Константинополь татарский хан и провел переговоры с султаном, в результате которых было решено возобновить войну с царем, если тот не примет следующие условия Порты: «1) в течение месяца царь должен вывести войска из Польши и более не вмешиваться в дела этого королевства; 2) король Швеции сможет вернуться в свою страну в сопровождении такого количества войск, какое он сочтет нужным, царь же ни под каким предлогом не должен пересекать границ Польши». Два московских посла, деятельно поддержанные послами Англии и Голландии, сумели снова уладить разногласия, заключив мир на двадцать пять лет: очередной договор был подписан новым визирем пятого августа 1712 года[1013]. Можно сказать, что обе стороны заключили этот договор с искренними намерениями. Царь, как только узнал об исходе переговоров, приказал перебросить на Украину войска, стоявшие на Волыни, а в Ливонию — те, что стояли в Литве. Султан одиннадцатого числа того же месяца отправил письмо своему наместнику в Бендерах, чтобы тот позаботился о скорейшем отбытии Карла, ибо хотел, чтобы войска, долженствовавшие сопровождать его до границ Швеции, вернулись в Турцию до зимы. Несмотря на всё это, и данный мир продлился всего лишь полгода.
В то время царь собрался было посетить Москву, чтобы восстановить ущерб, нанесенный страшным пожаром, который уничтожил до двадцати тысяч деревянных домов, уцелели лишь каменные дома, которые Его Величество повелел построить в городе за несколько лет до того[1014]. Однако, так как более важные дела потребовали его присутствия в другом месте, царь удовольствовался тем, что отдал приказы о проведении необходимых для ликвидации ущерба мероприятий[1015]. Корпус в две тысячи московитов взял в осаду Штеттин [Stetino][1016], а прочие царские войска подошли к Штральзунду [Stralsund] и Рюгену [Rugen] — трем важнейшим укреплениям Шведской Померании[1017]. Царь также направился туда, но так как шведы
