В комнате было трудно дышать. Искан открыл форточку и сел на кровать рядом с телом. Надо было звонить в полицию, «Скорую», но он не спешил. Сразу понял, что теперь ему никто не поможет.
Он вывез семью из мятежного Баку в конце восьмидесятых. В Штатах видел будущее своих детей, денежную работу, спокойную старость. Бизнес поначалу пошел плохо. Жена с дочерью уехала на Мидвест, Искан остался с сыном в Пенсильвании. Тот поступил в местный универ, отец занялся недвижимостью и строительством. Сейчас он держал около тридцати домов, которые сдавал в ренту. Прибыль превосходила расходы на ипотеку. Искан создал теорию о том, сколько объектов недвижимости нужно брать в рассрочку, чтобы они себя окупали. Когда дела идут хорошо, к ним приложимы любые оптимистичные теории.
Теперь Искан сидел на кровати рядом с телом сына, умершего от передоза или некачественного препарата. В глазах до сих пор мелькали спортивные задницы танцовщиц, мигали лампочки цветомузыки. Он все еще надеялся, что ему что-то привиделось спьяну.
– Ну ты красавчик… – сказал он Эдику примиряюще укоризненно, взял за руку и тут же ее отдернул.
Искан встал с постели и еле удержался на ногах. Доставая сигареты из кармана, выронил на пол несколько мятых долларовых купюр, заработанных на стриптизе. Со странной улыбкой посмотрел на них и вышел на крыльцо с сигаретой. Двор был уставлен проржавевшими грилями, коптильнями, сломанными газонокосилками, засыпанными снегом. Ночь была морозной и синей, как на рождественской открытке. С сосновых лап осыпался редкий снежок. Олени, с осторожным хрустом подошедшие к дому, смотрели из темноты хищно и настороженно, как собаки.
Ножницы
Есть женщины, которые дружат с мужчинами. Обычно они красивы и умны, и женщины их не любят. Они покровительствуют мужчинам или советуются с ними, если более близких отношений не сложилось. Остальные женщины, а их большинство, дружат с женщинами. Их союзы зыбки, переменчивы, зависят от минутной конъюнктуры. Они всегда подчеркивают солидарность в трудной бабьей доле и направлены против мужчин. Такие женщины называются тетками или скобарихами.
– Вы меня поймете, как женщина, – говорит ответчица судье, и та ее понимает, несмотря на нелепость тезиса.
Ответчица продолжает:
– Я жила с этим мужем, но мысленно была с другим. Поэтому ребенок оказался ни от того, ни от другого. Я чувствовала, что поступаю правильно. Я и сейчас это чувствую.
God feeling. Духовное прозрение. У мужчин может не быть изъянов или грехов, но это не повод избежать наезда. Вам будут мыть кости, потому что этого требует стиль бытия. Будь вы семи пядей во лбу, но в глазах супруги, покорившей ваше сердце, завладевшей банковским счетом и жилплощадью, вы останетесь ничтожеством. «Всего в этой жизни я добилась сама, – будет говорить она и искренне в это верить. – Я отдала тебе лучшие годы своей жизни, а у телевизора такое плохое изображение. Ты никогда не занимался детьми, а лишь возил их по диснейлендам, багамам и карибам».
Она права. У телевизора плохое изображение, а с детьми я занимаюсь лишь тем, что нам нравится. Человек должен заниматься любимым делом, а не черт знает чем.
На Лонг-Айленде мы с супругой держали няньку. Остановились на ее кандидатуре в результате трагических поисков. Сначала нам помогала престарелая невеста моего молодого друга. «В каждой женщине должна быть загадка», – считала она. Когда друг взял ее замуж, график появлений няньки тоже стал загадкой. Супружеский долг перевесил контракт. Как-то я улетел по делам в Калифорнию. Нянька в течение недели не появлялась. Жена ухайдокалась с двумя младенцами и назвала бебиситтера сволочью. Когда я вернулся, оскорбленный Василий приехал на разборки. Мы выпили с ним бутылку бренди, не выходя из машины, и сошлись на том, что молодая мать была понята неверно. Она не назвала нянечку сволочью, она сказала, что «та ведет себя как сволочь». Разница есть, согласитесь.
Я нашел громоздкую потную бабку из Бруклина, приехавшую на заработки из Белоруссии. Жена тоже была оттуда родом. Решил, что землячки должны поладить. Бабка оказалась жизнерадостной, но глухой. Криков наших двойняшек не слышала. Улыбалась и показывала пальцем на военный самолет, летящий в небе.
– Воздушная тревога! – шутила она. – Все в бомбоубежище!
Пришлось от нее избавиться. Для возмещения ущерба бабка потребовала обратную поездку на такси. Пока мы ждали машину, с важностью сообщила:
– Пойду-ка я у душ!
Потом появилась Гоар. Жгучая армянская дама. Я встречал ее на станции Ронконкома. Как проехать еще три добавочных остановки до нас, она не знала. У всех свои странности.
Гоар была в ярко-красном платье. Выглядела так, словно едет не к детям, а на романтическое свидание. Выпили с ней за знакомство бутылку «Hennessy». Поговорили о воспитании детей. На улице стояла жуткая июльская жара. Дети качались в электрических качалках у бассейна и орали. Они всегда орали. К малышам Гоар отнеслась боязливо. Погладила мальчика по лысой голове. Сунула девочке в рот пустышку. Утром сообщила, что у ее мужа начались почечные колики и ей нужно срочно ехать его спасать. Потребовала оплату за один день и билет на электричку. Сказала, что обязательно позвонит, когда спасет мужа. Похоже, спасти не удалось.
Лучшей в списке нянек оказалась молодая мулатка из Тринидада. Она прикоснулась к головкам младенцев темной рукой, и у них сразу наступила ночь. Луиза рассказывала об ужасах колониализма и традициях британского содружества.
– Мой прадедушка приехал сюда на невольничьем корабле, – говорила она. – Вывезли из Индии. Забавно, да? У нас более древняя и развитая цивилизация, чем у белых. А его использовали как рабочий скот.
У Луизы был паспорт Соединенного Королевства, но учиться она предпочитала в Нью-Йорке. Из-за учебы она не смогла остаться с нами.
Плачевность положения спасла Галка – стройная высокая девица из Краснодара, найденная женой через агентство. Она выиграла в лотерею грин-карту, решила не упускать шанса и ассимилироваться в Америке. При знакомстве сообщила, что любит музыку.
– Тяжелый рок. «Ария». Знаете?
«Арию» я не знал, но с детьми она справлялась играючи. Раз в месяц, согласно договору, Галка выпивала бутылку водки. Как-то раз попросила поснимать ее по пояс голой. Ноги у нее были худые и бледные, с выпуклыми коленками, но грудь оказалась неправдоподобно большой и красивой. Я устроил ей шикарную фотосессию. Где-то через год предложила эту грудь потрогать или даже поцеловать. Я случайно оказался в проходной комнате, где она переодевалась. Не помню, как я отреагировал. Скорее всего скромно отказался. Почему-то такие вещи я не запоминаю. В памяти остается только любовь, настоящая.
Через три года, уже уйдя от нас, Галка сообщила моей супруге, что я к ней приставал. Я пожал плечами и не стал вдаваться в подробности. Мы были в ссоре, эта информация вряд ли что меняла.
Они с женой дружили и даже создали против меня некую партию. Я понял это после случая с маникюрными ножницами, этим маленьким металлическим предметом гигиены, из-за которого в доме разразился небывалый скандал. Скобарихи знают, что делают.
Ножнички лежали на книжной полке, и я, распечатывая целлулоидную упаковку от детской игрушки, ими воспользовался. Вернувшись домой после некоторого отсутствия, обнаружил двух женщин взбешенными.
– Как ты посмел? – кричала на меня супруга. – Ты взял чужую вещь и ее испортил.
Я не понимал, что им от меня надо. Когда выяснилось, что драгоценные ножницы от употребления не по назначению затупились, удивился.
– Если они вам дороги, – резонно отвечал я, – на хрена вы разбрасываете их по дому?
– Ты должен купить ей новые, – стальным голосом проговорила супруга, глядя на меня ненавидящим взором.
– В этой сраной Америке таких не купишь, – плаксиво причитала Галка.
Какие-то ножнички я ей приобрел, устраивать войну миров из-за ерунды не хотелось, но женская солидарность меня насторожила. Казалось бы, муж и жена – одна сатана. Должны быть друг за друга. Галка у нас работает. Я плачу ей деньги. Как можно принять ее сторону? Ножнички погнулись, затупились. Случилось недоразумение. В конце концов, я распечатывал погремушку, которую купил нашим детям. Я объяснил себе происшедшее тем, что супруга во время моего с ней знакомства работала нянькой, и ей понятна эта тяжелая доля. Она знает, почем фунт лиха. Знает цену маникюрным ножницам.
Через годы эту цену я узнал и сам. Я давно жил один (жена, на мою удачу, сбежала к богатому любовнику), наслаждался жизнью и путешествовал налегке. С рюкзаком. Что нужно человеку моей формации в дороге? Телефон, кошелек, паспорт, смена белья, зубная щетка и набор бритвенных принадлежностей. Теперь я стал брать с собой планшет: писать стихи и рассказы в нем удобнее, чем в телефоне. Но важнее всего – маникюрные ножницы.
Времена изменились. До теракта в Мировом торговом центре летать на самолетах можно было хоть в домашнем халате, хоть с пулеметом Дегтярева под мышкой. Рейсы влегкую можно было перенести. Помню, проспал свой самолет из Южной Каролины, приехал в аэропорт и без проблем был посажен на ближайший самолет. Распитие напитков приветствовалось. У туалетов на международных рейсах обязательно лежал пьяный пассажир. Стюардессы кокетничали и оставляли номера телефонов. В кабину к пилотам без проблем можно было войти, чтоб сделать фотки облаков.
