Представить их барышня не удосужилась. И если хоть самую малость присмотреться, то заметить, что она несколько растеряна, не составляло труда. Вместо приличествующих случаю слов, она, озираясь в поисках администратора, пробормотала:
— Я заказала нам столик…
— Вы без фотографа? — неожиданно подал голос Энтони. — Мне говорили, планируется что-то вроде репортажа?
— А мне говорили, что вы не даете интервью заграничным изданиям, — сказал Лукин по-русски. — Мне надо всего лишь поговорить. И не о вас.
— А на разговор согласия не было, — тут же включился «Тоха» — с сильным акцентом, но безупречными ледяными интонациями. — Потому либо интервью, либо ничего.
— Да плевать мне на это гребаное интервью! — рыкнул Егор. — Помогите найти Руслану.
— А хрен тебе, а не Руслану!
— Энтони! — прошипела мисс Ларс, схватив его за локоть. — Смотрят!
— Плевать! — по-русски же ответил Тоха своей невесте, не заботясь о том, что она не понимает, глянул на Лукина и повторил: — Так чё? Интервьюировать будешь или расходимся?
— Ага! Буду! Считай, это вопрос такой: где сейчас мисс Росохай?
— Этого нет в списке запрещенных вопросов?
— Нет, — хмыкнул Лукин.
— Зря! — он повернулся к мисс Ларс и рявкнул по-английски едва ли улавливающей суть этого скачущего с языка на язык разговора девушке: — Твой прокол!
— Энтони! — рассердилась она, но тут же заставила себя заткнуться. К ним подкатил администратор с наирадушнейшей улыбкой и поинтересовался, заказан ли столик.
— Да! Мы просили отдельный кабинет! — успела взвизгнуть Пэм, прежде чем ее перебил Озерецкий:
— У тебя вопросов много еще? Или обойдемся без кабинета?
— Один. Где Руслана? Здесь, с вами?
— Она не хочет тебя видеть, ясно?
— Ясно. Где?
— В Караганде! — выдохнул Тоха, после чего проследовала горячая тирада, хоть и приправленная америкосовским акцентом, но блестящая с лингвистической точки зрения, свидетельствовавшая об истинной национальной принадлежности звезды Голливуда Энтони Озерецкого.
— Мне придется вызвать охрану, — резюмировал в ответ администратор в тот момент, как звездный кулак устремился к носу Лукина.
Но был перехвачен его же рукой. Егор крепко ухватил Озерецкого за запястье.
— Не надо. Иначе я отвечу. Ты же не Руслана.
— Разумеется, — прошипел Тоха, пытаясь освободиться. — Иначе ты не интервью свое сраное сейчас получил бы, а мозги по стенам собирал!
— Мне не нужно интервью, — в очередной раз объяснил Лукин, без усилий удерживая его. — И никогда не было нужно.
— У меня другая информация!
— Догадываюсь.
— Вот и вали нахер со своими догадками! И Руську больше не трогай, иначе будешь со мной иметь дело! Я тебя и отсюда достану!
Егор усмехнулся и разжал пальцы.
После чего все-таки пропустил удар. Едва освободившись, Озерецкий как-то очень быстро и совершенно неуловимо, будто бы был не щуплым мальчишкой под стать сестре, а, по крайней мере, опытным боксером, согнул руки в локтях, и резко двинул ими вперед так, что кулаки попали Лукину под ребра.
— Даже если бы я знал, где она, не сказал бы! — процедил он.
Егор тяжело хватил воздух, а сделав выдох, сильно ударил Антона в челюсть. Вокруг защелкали камеры телефонов и фотоаппаратов. Со стороны холла к ним уже торопились охранники. Пэм визжала на весь ресторан.
Но «мальчикам» было пофигу. Издав утробный рычащий звук, Энтони ринулся на Лукина. Одной рукой ухватил его за лацкан пиджака, а другой заехал по лицу.
В следующее мгновение их разняли подоспевшие охранники. Обоих подхватили под руки и вывели из ресторана. Пэм, истинная профи в своем деле, на удивление быстро справившись с эмоциями, договаривалась о том, чтобы обойтись без полиции. Весьма успешно.
Отпустили обоих. Отпустили обоих, хотя каталажка в Лос-Анджелесе сейчас была бы весьма кстати. Для полноты картины.
Добираясь домой, Лукин снова потерял счет времени. Пересадки, смена часовых поясов, бесконечный перелет. Он словно торчал в проклятом безвременье. В котором накручивал себя и одновременно удивлялся, почему до сих пор не выбило предохранители. Если только не перегорели в ресторане.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Конечно, нельзя не признать — определенно и Озерецкому, и ему повезло, что их вовремя разняли. Иначе неизвестно, чем могло все закончиться. Но все же жалел… жалел, что не успел, не дали вытряхнуть дурь из белобрысой головы Энтони. И переставал понимать — утомляет его или доводит до бешенства семейство Озерецких, использующих кулаки вместо мозгов.
Холодный душ в гостиничном номере, который он снимал уже месяц, медленно смывал час за часом, день за днем, неделю за неделей, в которые метался во времени и пространстве, терпя неудачу за неудачей.
Лукин всерьез раздумывал, не свалить ли в отпуск. В горы, где холодно и безлюдно. Он и себя-то терпел с трудом, не говоря об окружающих. И голове надо остыть.
«Может быть, давно надо было так сделать вместо лишних телодвижений», — подумал Егор и вздрогнул от стука, раздавшегося неожиданно и громко.
— Тибетского монаха из тебя не выйдет, — проворчал он и открыл дверь.
На пороге стояла Оля. Вечная чертова Оля, которая будто нарочно подгадала именно этот день. Впрочем, могла ли ошибиться с ее нюхом и настойчивостью? Пока он носился между материками в поисках Русланы, Залужная с не меньшим упорством преследовала его. Разве только через океан не полетела, хотя могла бы что-нибудь придумать.
— Я по делу, — хмуро объявила она, проходя в комнату мимо него и на ходу стаскивая широкое пальто песочного цвета, напоминавшее нечто среднее между шалью, кардиганом и ковром.
Лукин удивленно приподнял брови, молча закрыл дверь и так же молча привалился к стене, скрестив на груди руки.
— Давно вернулся? — снова подала она голос, словно это был обычный день — один из тех, что случались в их жизни раньше. Например, если она устраивала себе выходной, который проводила с подружками, и приходила домой позднее его.
— Сегодня.
— Летал один. Я знаю. То, о чем я думаю?
— Из меня хреновый ясновидящий, — насмешливо проговорил Егор.
— Хорошо! Могу разжевать! — не успев ограничить резкость в голосе, воскликнула она и бросила пальто в кресло. Сама уселась на кровать, расправив складки платья, куда менее откровенного, чем те, что всегда носила. И свободного кроя — по понятным причинам. — Интервью ты и не думал брать, да? Все еще ищешь свою… А я в это время получаю повестку из суда и чувствую себя выброшенным на помойку мусором!
— Повестка и у меня есть. Как видишь, что-то нас все еще объединяет.
— Если ты внимательно присмотришься, то увидишь, что есть еще кое-что, что нас объединяет. Но тебе плевать. На меня, на ребенка, на работу. На все! Носишься по миру за Росохай. Планируешь когда-нибудь угомониться?
Он долго молчал, рассматривая ее. Медленно скользил взглядом по ее лицу, сердито сжатым губам, непривычно широкому платью. Потом вздохнул и выдал:
— Ок. Чтобы избавить тебя от излишних волнений, начну прямо сегодня. Когда у тебя следующее УЗИ?
— Послезавтра, — равнодушно ответила Оля.
— Прекрасно! Пойдем вместе.
— Что?
— А что?
Залужная непонимающе смотрела на почти бывшего мужа, будто бы у него вдруг выросли заячьи уши. Или будто он обзавелся усами. И хлопала-хлопала-хлопала длинными черными ресницами.
— В этой истории ты — изменщик, а я брошенная жена, — медленно проговорила она, пытаясь справиться с собой.
— Ребенок же ни при чем, — пожал плечами Егор.
— Ребенок — только вместе со мной.
— А я и не собираюсь его отбирать, — он устало потер глаза и снова посмотрел на Олю. — Но исключить меня из его жизни у тебя не получится, дорогая. Кто у нас там будет — мальчик, девочка?
— Д… девочка, — сдавленно проговорила Оля и втянула носом воздух, пытаясь осознать, что втравила себя в очень хреновую историю.
— Вот и прекрасно. Хочу увидеть сам.
— Не хочешь! Меня допечь — хочешь. А ребенок тебе не нужен.
