Как не в духе, так на
чинаешь, из
виняюсь за ка
ламбур, плес
ти сло
весные раз
воды про раз
воды. Я про то, что на од
ной рас
кладушке мы у Лиды не по
местимся. — Слова-то какие умные. Каламбур… Зубы заговариваешь?
— А ты что подумала, глупенькая?
— Что-что. Сам знаешь что…
— Ну, вот. Вбила же себе в голову? Самое, конечно, время о ерунде такой думать.
— Ты считаешь семейные дела ерундой?
— Я так не считаю. Я считаю, что сейчас надо думать о главном. В семейных делах у нас полный порядок. Куда же я без тебя? — Вячеслав обнял жену. Та прижалась щекой к его плечу.
— Ну, выкрутились же, когда при первой реформе? Что-нибудь придумаем и теперь, — попыталась Юлька успокоить мужа.
— Что здесь можно придумать? Как бы квартиру пришлось не заложить, — отозвался тот, словно читая её мысли о финансовой ситуации, в которой они оказались. Теперь для них обоих это стало главной больной проблемой. Более того, если сказать, что это проблема, значит, ничего не сказать… — Да, — продолжил он, как бы говоря самому себе, — Не каждый гражданин способен ограбить банк, но банк может ограбить каждого.
— Славик?
— Что?
— Я иногда задумываюсь, может быть, не стоило тебе уходить из армии? Ведь служат же люди?
— Служат. Недавно с командиром своим встретился
— Каким командиром? Ты не рассказывал.
— Как-то повода не было. Теперь есть, раз ты о службе разговор завела.
— Я не хотела тебя обидеть.
— А чего обижаться? Сам принял решение, сам написал рапорт на увольнение. Какие тут могут быть обиды? В училище тоже никто на аркане не тянул. Человек во всём должен спрашивать только с самого себя, самому себе задавать вопросы и самому на них отвечать. И каждый из окружающих, наверное, живёт или должен жить по такому принципу. Так что, какие, Юля, обиды?
— Ну, хорошо-хорошо! Что за встреча с командиром?
— Случайно на железнодорожной станции столкнулся с ним. Подполковник Самойлов. Командир танкового полка, в котором я служил в Германии.
— Он теперь служит здесь?
— Обожди! Не перебивай! Служит… На рефрижераторе с мороженой рыбой!
— Как?
— Я тебе говорил, что все наши войска из-за границы вывели? В том числе и Германии?
— Да, конечно.
— Ну, вот и весь ответ! Кто-то из офицеров сам ушёл из армии, кто-то, как Самойлов, попал под сокращение. В общем, тысячи ребят в погонах остались не у дел. Кинули их и забыли… Плевать хотели на них с высокой кремлёвской колокольни…
— Ой, Славик! — Юлька присела на кухонный стульчик у обеденного столика. — Что-то мне нехорошо… То ли поумнела, то ли подурнела я в последнее время… Вот бьёмся-бьёмся мы с тобой, и всё, как рыба об лёд! Не так я себе представляла нашу жизнь! Не так! Думала, что надо чуть-чуть потерпеть, и всё наладится. А что наладиться, если чувствуешь ведь, что-то не то творится в стране. Топчемся-топчемся. Цены растут! А бизнесу какая поддержка? Мне уже начинает казаться, что, если нет наворованных денег или имущества, так по-честному никакой бизнес и не построить. Слава, может, пора спуститься с небес на землю, а? Как ты думаешь? Чего молчишь? Ответь мне что-нибудь, а?! Успокой… Ты же всегда раньше говорил: «Что-нибудь придумаем»? Придумалки закончились, да?
Вячеслав стоял у окна, глядя через стекло на противоположную сторону улицы. В ржавых железных контейнерах для бытового мусора рылись бомжи.
«Может, и среди них кто-то из наших?» — вдруг подумалось в тему Вячеславу, и он отвернулся от окна. Юлька сидела на стуле, положив руки на коленки и отрешённо склонив голову. Вячеслав подошёл, обнял жену за голову.
— И ребёночка не родили, — Юлька подняла лицо, в глазах блеснули капельки слезинок, — и не родим уже, — добавила она дрожащим голосом. Всхлипнув, опустила лицо, вытирая глаза рукавом халатика.
Вячеслав пытался что-нибудь сказать, но не мог найти нужных слов. А, может быть, в таких случаях они и не нужны? Он молчал и нежно гладил жену по шелковистым волосам, чувствуя печальное ощущение какой-то невозвратности, беспомощности и по-мужски потаённого угрызения совести.
* * *
Строить дальше карьеру военного капитан Вячеслав Шмель не захотел. Оставалось найти своё место под солнцем. Ещё со службы он знал о той породе людей, которые при определённых условиях могут извлечь выгоду даже из того худшего, что преподносит им жизнь… Одними из таких можно считать цеховиков, уникальном и неоднозначном явлении советской эпохи. Среди них встречались как подпольные производители, дельцы-махинаторы, так и просто люди с предпринимательской жилкой, не желавшие в обществе официального равенства жить на одну зарплату и научившиеся извлекать прибыль из незаконной — на то время — деятельности.
Когда не стало СССР, некоторые цеховики, больше молодые, перестроились и стали работать по новым правилам, но очень богатыми не стали. Видимо, не хватало жёсткости, потому что подпольный бизнес в СССР жил без конкуренции, а в 90-е конкуренты часто просто убивали друг друга… Кстати, будто специально про них сказано, что от сумы и от тюрьмы не зарекайся. Когда Вячеслав и Юлька начинали заниматься предпринимательской деятельностью, то вели речь и об этом виде бизнеса. Время прошло, и как-то Вячеслав вернулся к этой теме.
— Даже цеховики оказались в растерянности в новых условиях рыночной, теперь уже легализованной, экономики.
— Стоп, Славик, не совсем понятно, можешь как-то поподробнее объяснить ход своих мыслей?
— Могу. Тем, кто занимался теневой экономикой, в том числе, в первую очередь, цеховикам сейчас необходимо срочно переориентироваться, настала острая необходимость срочной перезагрузки. Впереди открываются большие возможности. Резкий переход от социализма — сначала брежневского развитого, затем горбачёвского перестроечного — к капитализму породит некий гибрид.
— Почему гибрид?
— А ты веришь тому, что капитализм у нас сразу появится, скажем так, с человеческим лицом? Так быстро не бывает, сама знаешь, что бывает быстро.
— Знаю. Быстро только кошки родятся.
— Вот именно, в каком-то смысле. В этом гибридном состоянии сколько будем находится, неизвестно и неведомо никому.
— Какой же ты у меня умный!
— Юля, ситуация очень серьёзная. Та страна, что была, улетела в тар-тарары. Новая представляет непонятно какой гибрид. И лапши на уши теперь так много, что ушей не хватает.
— И что делать?
— Что делать-что делать…
— Ну, мы-то с тобой, кажется, не бедствуем.
— Но от сумы…
— Тьфу-тьфу-тьфу, не вздумай продолжать эту дурацкую фразу, эту идиотскую поговорку или пословицу.
— Пословицу.
— Ой, да какая разница! Всё равно дурацкая, Славик, — Юлия прильнула к мужу. — Ты лучше скажи.
— Чего сказать?
— Ты меня любишь?
— Ну, Юль! Я о серьёзном.
— А я нет, да?
— Ну, ты же знаешь.
— Что знаю?
— Что люблю. Зачем спрашивать? Даже как-то семейно-неэтично. Легче стало?
— Представь, что да, — Юлия сделала
