пос
ледующие де
сятилетия со
ветским лю
дям ка
тегорически не ре
комендовалось в ка
кой бы то ни было фор
ме об
суждать ту роль, ко
торую в пос
левоенном вос
становлении эко
номики ст
раны сыг
рали при
нудительно вы
везенные из по
беждённой Гер
мании тех
нические спе
циалисты. Репатриация военнопленных из СССР началась сразу после окончания войны в Европе и продолжалась до весны 1950 года. Осуждённые военнопленные и интернированные пробыли в СССР до конца 1956 года».
* * *
Ведя свои записи воспоминаний, Генрих Беккер, как бывший заключённый лагеря для военнопленных, что располагался в годы войны на Оке, писал: «Причиной плохого продовольственного снабжения нас, заключённых, не была простая жажда мести русских или стремление к уничтожению нас со стороны Красной Армии. Плохое питание объяснялось тем, что сожжённый и разрушенный войной Советский Союз не был в состоянии обеспечить в достаточной степени пропитанием даже своё собственное население, не говоря уже о нас, пленных. Русские люди сами страдали и умирали от голода. Тем более я должен сказать о том, что мне не раз встречались русские, у которых находились „лишние“ кусок хлеба, стакан молока, ломтик сала, пара картофелин или яблоко, что в конечном итоге позволило мне выжить. Особенно необходимо вспомнить здесь русских женщин, которые встречались нам за пределами лагеря, а также работали лагерными надзирателями или инспекторами. Они проявляли настоящую человечность, даже если их мужья, сыновья или внуки были нашими военными противниками. Может быть, они именно поэтому и были в состоянии видеть в нас не только врага, но и человека, которого, как и их родственников, война унизила до замученного создания».
Возможно, только благодаря широте и незлобивости русской натуры смогли выжить и Генрих, и многие другие военнопленные в советских лагерях.
Чистые, выбритые, в добротной одежде, многие с чемоданами с нехитрым скарбом, уезжали из военнопленных лагерей. Их провожали. Кроме вездесущих мальчишек, приходили и те, с кем они сдружились за эти годы, с кем вместе работали. Трудно в это сегодня поверить, но, по рассказам очевидцев, были и слёзы расставания. Был и небольшой митинг перед отправкой пленных домой.
В 1950-ом Генрих вернулся домой — с одним чемоданом и в мокрой одежде, попал под дождь. На вокзале его встретил только приятель, который освободился месяцем раньше. Семьи и родных у Генриха никого не осталось. Все погибли под бомбёжками англичан. Идти было некуда и не к кому.
…Генрих вставил в каретку печатной машинки очередной чистый лист бумаги.
«Отправили в реабилитационный лагерь, где бесплатно выдавались пайки и там можно было спать. В день полагалось пятьдесят пфеннигов, но я не хотел быть нахлебником. Приятель предложил устроить меня к знакомому фермеру, но я тоже отказался, мечтая самому стать на ноги. При этом профессии как таковой у меня не было. Конечно, кроме умения строить и восстанавливать. И ещё огромного желания получить профессию строителя. Оно возникло ещё в сталинградском аду, когда среди развалин города я сам себе клятвенно пообещал, если выживу, то всю оставшуюся жизнь буду только строить и строить дома.
Всему приходит конец. Наш кошмар в этом городе на берегах великой реки тоже закончился. Но я не был уверен, что, оставшись в живых, я перехитрил Судьбу.
Немецкие части уже не оказывают никакого сопротивления русским. Небритые, худые и замёрзшие солдаты, покорившие Европу, вылезают из нор, из-под развалин. Полуживые, полумёртвые. Они сдаются без единого выстрела. О своём намерении сдаться оповещают криком «Гитлер капут!» Русские отвечают: «Паулюс капитулирт!», но чаще они кричали просто: «Фриц, комм, комм!»
Я и другие солдаты стояли с поднятыми руками, когда к нам подошёл русский солдат и молча навёл на нас автомат. Подошли и другие. Все с автоматами. Здоровые, с румянцем на щеках. Все одетые в зимнюю тёплую одежду. Ватные брюки и валенки, стёганые ватные фуфайки или полушубки из овчины, меховые шапки-ушанки. Большинство в маскировочных белых халатах. Среди них не было больных и худых
Неподалёку от нас сбились в кучку офицеры штаба шестой армии. И чем больше я смотрел на них, тем больше ощущал своё падение. Пленные офицеры представляли собой жалкое зрелище. На головах подшлемники и платки, шерстяные пилотки, натянутые на уши, женские шапки, на плечах рваные одеяла, перемотанные верёвками или телефонными проводами. Лица грязные и заросшие, глаза провалившиеся. На дорогах образовывались длинные бесформенные колонны пленных. Они брели в жуткую неизвестность. Многие могли передвигаться, только опираясь на костыль или палку. Почти у всех были обморожены ноги. Знаю по себе, как отваливаются ногти на пальцах, что причиняет дополнительные страдания.
А вечером русские устроили салют из немецких ракетниц, включили патефон и мы слушали русские песни. Для меня это было хуже любой пытки! Под звук патефона я вспоминал хвастливые слова Гитлера о том, что немецкий солдат стоит на берегах Волги и никуда отсюда не уйдёт! Фюрер оказался прав в одном — многие мои сослуживцы остались здесь навсегда…»
* * *
«История Великой Отечественной войны в военном плане делится на две части — до 19 ноября 1942 года и после. За полтора года до этой даты Красная армия захватила только 19000 немецких пленных. В наступлении под Сталинградом она взяла сразу сотню тысяч. Немецкие безвозвратные потери за 19 ноября 1942 года — 2 февраля 1943 года ушли сильно за четверть миллиона. Для сравнения: за весь 1941 год на всём Восточном фронте они составили всего 220 тысяч человек. В одном сражении за 75 дней вермахт потерял больше, чем во всех боях с Красной армией за первые полгода войны. При этом советские безвозвратные потери в сталинградском наступлении были только 154 тысячи, а не несколько миллионов, как в 1941 году
Капитуляция завершилась 2 февраля 1943 года. Но «зачистка» и принятие в плен последних военнослужащих 6-й армии Паулюса продолжалось вплоть до 22 февраля 1943 года. Всего в период с 10 января по 22 февраля 1943 года в городской черте Сталинграда были взяты в плен 91545 человек. Для размещения этой огромной массы людей был экстренно создан лагерь № 108 с центром в сталинградском рабочем посёлке Бекетовка. В плен попали люди, которые последние три месяца находились на грани голодной смерти, вызванной острейшим дефицитом продовольствия. Они были крайне истощены и нуждались в экстренной помощи. Для них делали все, что возможно. Однако не было у Советского Союза в 1943 году пятизвёздочных отелей и «мишленовских» ресторанов для приёма гостей города на Волге. Проблемой было накормить и вылечить мальчишек и девчонок, выживших в руинах Сталинграда. В блокаде оставался Ленинград. В тылу женщины и подростки делали снаряды, гранаты и автоматы для нужд фронта, получая скудный паёк. Пленным солдатам Паулюса честно выделяли то, чем сами располагали.
Последний факт: согласно показаниям немецких военнопленных, в последний период существования Сталинградского котла нормы выдачи хлеба в разных подразделениях колебались от 25 до 100 граммов в день. Норма хлеба, установленная во фронтовых лагерях военнопленных в соответствии
