Поль заерзал.
— Значит, так…
Казалось, он собирается с мыслями.
— Как я уже говорил раньше, все не так просто. Где она, я понятия не имею. Но сегодня несколько часов назад, когда мы стояли у «Оленса», планшетник находился… — он сверил по своему айфону, — в доме в пятидесяти трех километрах к северо-западу от Шеллефтео, между Йёрном и Арвидсяуром. Сигнал шел почти сорок пять минут. Но потом все стихло. Есть риск, что он переместился. Но думаю, он еще там, в том доме. Туда и держим путь.
«Арвидсяур, это же на самом севере Швеции!» — подумал Микаель.
Несколько минут они ехали молча. Водяная пыль от трейлеров все время оседала на окнах и превращалась в лед, и ему периодически приходилось включать дворники и чистить стекла.
— Рассказывай дальше, — в конце концов попросил Поль. — Какое отношение это имеет к тебе? Пока что я ничего не слышал о твоих намерениях в связи со всем этим. А я уже назвал мое магическое слово Шеллефтео. Давай, черт возьми, рассказывай, чем ты на самом деле занимаешься.
Микаель улыбнулся.
— О’кей, — сказал он. — Я молчу как могила про твой айпод и про то, что у тебя в нем может быть, если ты ни слова не скажешь о том, что я тебе сейчас расскажу?
— Не болтай попусту. Разве мы не заключили сделку? — пробормотал Поль.
— Да. Так вот: если ты путешествуешь с Джеймсом Куком году эдак в 1770-м, являешься учеником Линнея и имеешь возможность наблюдать самую фантастическую жизнь животных в южной части Тихого океана, то существует очень большая вероятность, что ты ведешь дневник.
Поль кивнул.
— Именно, да.
— Точно. А теперь слушай. Еще несколько лет назад я был женат. У семьи моей жены была дача на острове Ловён под Питео. Мы проводили там каждое лето с нашей дочкой Ребеккой.
Он замолчал и откашлялся.
«Черт возьми. Только не Ребекка, — подумал он. — Почему я назвал ее имя этому мерзкому типу?»
— Ну?
— М-да. Дело было летом три года тому назад. Местный краеведческий клуб проводил блошиный рынок. Я люблю такие вещи и знаю, как надо действовать. Я пошел туда за полчаса до открытия и уболтал их, чтобы меня пустили. Под одним из столов стояло несколько пыльных картонных коробок с книгами и старыми бумагами. Я понятия не имел, что в них, но поскольку я писатель, я люблю такого рода вещи. «Сколько ты хочешь за оба ящика?» — спросил я старика. Он сказал, что владелец ящиков умер. Ящики нашли, когда разбирали какой-то чердак. «Давай сотню», — сказал он.
Микаель ударил рукой по приборной доске.
— И когда я пришел домой и стал рыться в бумагах…
Он сделал паузу.
— Да, наверное, ты сам понимаешь.
Несколько секунд Поль сидел молча, а потом положил в рот большую порцию малинового желе.
— Значит, это были бумаги Соландера?
Микаель кивнул.
— Часть его архива. Многого по-прежнему не хватает. Проклятый пазл, надо в первую очередь понять, что произошло в Новой Зеландии. Там было что-то странное, это большой пробел, и есть еще другие удивительные детали.
— Вот как?
Микаель ненадолго замолчал.
Стоит ли мне рассказывать дальше?
— Какие такие удивительные детали? — спросил Поль. — Сказал А, проговори уже и Б.
Микаель вздохнул.
— В его бумагах многого не хватало, это я понял быстро. Похоже, кто-то забрал часть материалов. Но на бумаге, которая, кажется, служила своего рода конвертом, было написано «Переписка Линней — Гёте 1776 г.». Всего лишь за два года до смерти Линнея. А ниже кое-что еще: Lapis virgo[43]. Сам факт, что сохранились письма между Линнеем и Гёте, — настоящая сенсация!
— Но ведь в ящике этих писем не было?
— Нет.
— Что ты еще сказал? Lapis…
— Lapis virgo. Это означает Девичий камень.
— Что это такое?
— Точно не знаю. Но с путешествием в Новую Зеландию связано много удивительного. В частности, участники поездки побывали в пещере на побережье под названием бухта Анахо. Соландер описал это посещение совсем по-имперски; довольно неприятно читать, как аборигены разговаривают и ведут себя. Но в этих описаниях в дневнике есть еще нечто крайне удивительное. Думаю, это имеет отношение к Девичьему камню. Соландер и Бэнкс взяли с собой шведского художника по фамилии Сперинг. Он должен был отображать все их находки. Но на пути домой Сперинг умер от дизентерии. Кстати, Соландер тоже несколько раз был на волоске от смерти. Его даже соборовали, когда он целый месяц лежал на Яве и бредил в тропической лихорадке, но он выкарабкался. Во всяком случае…
«Боже мой, что я несу? — подумал Микаель. — Когда последний раз я так много говорил? Не стоит ли мне попридержать кое-что при себе?»
— Оригинальные рисунки Сперинга пещеры в бухте Анахо исчезли, но Соландер перерисовал некоторые эскизы, они также находились среди бумаг в тех ящиках. И на этих рисунках изображены действительно дикие вещи. Они увидели в этой пещере… нечто совершенно невообразимое. Вероятно, именно это и нарисовал Сперинг.
— А что, Гёте тоже путешествовал с ними?
— Нет-нет. Гёте и Соландер не были знакомы. Гёте был еще ребенком, когда Соландер путешествовал с Джеймсом Куком. Но каким-то образом в конце 1770-х годов Гёте узнал о Девичьем камне. Как это произошло, я не знаю, это большая загадка. Но, похоже, Гёте и Линней переписывались.
— Мне по-прежнему трудно следить за твоим рассказом, — сказал Поль.
— Да, Соландер написал в дневнике о посещении пещеры по-настоящему удивительные вещи. Он написал об этом завуалированно, но ясно, что увиденное им в пещере его испугало. Странное упоминание о некоем Lapis virgo однозначно имеет отношение к пещере, но неясно какое. Также можно решить, что Lapis virgo напомнил Соландеру рассказ Линнея о геологической находке в пещере на острове Бло-Юнгфрун[44], ну, ты знаешь, остров рядом с Эландом, которые считали Блокулой[45], где ведьмы занимались сексом с дьяволом. Я ездил туда в поисках камня, но ничего не нашел. Но ясно, что поэтому находку Соландера назвали Девичьим камнем. Наряду со всем прочим, в бумагах есть формулировка, которую невозможно забыть. Она звучит так: Lapis virgo «не относится к царству Божьему». И наверное, не так странно, что они испугались этой мысли.
— Теперь я понимаю еще меньше. Почему они должны были испугаться?
— Когда я читаю описания Соландера, мне кажется, что у него голова шла кругом. Он хотел поставить Линнея в известность и в то же время не хотел.
Поль стал размышлять.
— Почему ты уверен в том, что бумаги в этих ящиках подлинные?
— Они подлинные, они определенно тех времен. Я потом тщательно проверил опись имущества, оставшегося от умершего. Оно из старинного дома восемнадцатого века в Питео. Все сходится. Мама Соландера провела последние годы жизни именно в этом доме. До конца жизни Соландер так и не успел вернуться в Швецию, по крайней мере официально, должно быть, он отправил свои бумаги матери. Всю остальную собственность он завещал Британскому музею при составлении описи в Лондоне.
— Черт, это как телепередача «Дорогами античности». Почему он хотел, чтобы все эти старые бумаги были у мамаши?
— Да в этом-то и заключается странность. Хотя лучшее место для хранения, чем дома у мамы в Норрботтене, еще надо поискать. И она держала язык за зубами почти двести тридцать лет, это больше, чем банковская тайна в швейцарских банках.
Они ухмыльнулись, но опять замолчали. Вскоре они въехали в коммуну Сундсваль; на въезде их приветствовал веселый баннер с текстом: СТОЛИЦА НОРРЛАНДА!
— Не удивлюсь, — опять начал Микаель спустя какое-то время, — если то, что Соландер и Сперинг увидели в пещере в Новой Зеландии, представляло угрозу для всей Системы природы Линнея, то есть полностью ставило с ног на голову саму суть в труде жизни Линнея. Во всяком случае мне показалось, что Соландер так считал. Он очень боялся, это ясно, когда читаешь его записи. Линней, как ястреб, оберегал свои открытия, он был чрезвычайно тщеславен и к тому же хвастлив. Однажды у него случился психический срыв, когда маленькая дурацкая льнянка обыкновенная бросила вызов его сексуальной системе. Он ведь считал, что Бог создал все существа в самом начале творения, так что когда встречалось необычное маленькое отклонение, которое не укладывалось в его систему, он взвивался до потолка. Он назвал несчастный желтый цветочек «монстром из Руслагена». Сначала он думал, что кто-то пошутил и склеил цветок, чтобы над ним поиздеваться. Из-за каких-то особенностей пестиков и тычинок цветок относился к неправильному виду. По его словам, это «так же чудовищно, как если бы корова родила теленка с волчьей головой». Это была всего лишь обычная мутация, но он этого не понял. Если бы он еще немного подумал и проявил гибкость, он бы обнаружил эволюцию до Дарвина. По крайней мере, вместо того чтобы пересмотреть свое отношение к цветку, он пересмотрел свое отношение к Богу. Но думаю, что Соландер и Сперинг нашли в Новой Зеландии нечто гораздо худшее, чем льнянка Линнея. То, с чем не мог совладать даже новый взгляд на Бога. Девичий камень, Lapis virgo. И, похоже, он напугал их до смерти. И потом о камне узнаёт такой человек, как Гёте, — ой-ой-ой, даже страшно об этом думать.
