и вопросительно посмотрел на друга.
– Пусть едет один, он худой и ловкий, ему охота гонять зайцев пусть и гоняет, – Объяснил своё поведение, толстоватому Раббан – аге – главному интенданту трехбунчужной монгольской орды, Коркуз – казначей этой же боевой единицы.
– Вспомни, как еще во время первой войны с меркитами, он погнался за бунчуком Кызыл хана, и добыл его, а мы с тобой медленно теснили охранника Бури хана, одетого в шёлковый халат и добыли его,– продолжил Коркуз.
– Кого добыли? Халат или хана? – переспросил Раббан-ага. любивший точность во всём, особенно в изложении давних событий своей героической жизни, и особенно в их дружеской редакции.
– И то, и другое, халат взял я, штаны и седло – ты, выкуп за хана делили уже на троих с новым десятником, бросившим в ноги Темучина85 бунчук Кызыл хана, сделанный из хвоста дохлой клячи, старого татарина Туры, – немного сердясь на забывчивость друга, сказал Коркуз.
– Ты, имя того нового десятника, взявшего треть не принадлежавшей ему добычи, не забыл?– поинтересовался Раббан –ага.
– Нет. Этот новый десятник сейчас гоняет зайцев, наверное, потому что их хвосты напоминают ему размер, того первого взятого в бою, бунчука,– ответил Коркуз
– Вот может и сейчас, как и тогда он вернётся и получит повышение или выкуп? – предположил Раббан – ага
– Он прежде получит тебя, – старого дурака в шелковом халате, набитого салом и ленью, вместо новой должности. Какую должность может получить этот сын бедной шаманки и не чингизид к тому же? Все, что могло дать ему небо, оно ему дало, – отчитал друга Коркуз
– Да я что-то не вижу тут хана в шёлковых шароварах, за которого мы, стоя тут могли бы получить выкуп,– согласился Раббан-акга
–Его тут просто не было, и нет,– подтвердил Коркуз
– Так зачем же ты не поехал вслед за Чори и меня остановил? – спросил Раббан-Ага
– О Тенгре и Уч ыдук86, помилосердствуйте, у этого старика сил, просто усидеть в седле, осталось на час – полтора, а он за зайцами гоняться собрался. Ты чего есть будешь, на обед Раббан, достопочтенный – ага. Наш начальник по великому своему уму дал команду нукерам привезти воды в двух бурдюках, заметь, не вина или кумыс, а именно воды. Чистой, холодной воды, от которой кишки мерзнут в брюхе.
– Те, те, так чего? – лепетал Раббан – ага, главный интендант.
– Нам надо добыть обед для нас. Для троих уставших стариков. И мы сможем это сделать только вместе, если один будет гнать зверя, а другой в него стрелять,– пояснил Коркуз.
– Ого,– только и смог ответить Раббан-ага.
Вместе они подробно осмотрели местность, потом, немного посовещавшись, разделились. Коркуз взяв собой еще двух пристяжных лошадей – для шума, не спеша, поехал вверх по склону небольшого холма, а Раббан-ага встал, спрятавшись за куст акации, – на номер. Вскоре с вершины холма раздался свист и три лошади, подгоняемые умелым охотником Коркузом, ринулись, вниз наводя ужас на всех обитателей маленькой долины. Раббан – ага терпеливо стоявший на номере, в засаде, пропустил мимо; семейство дикобразов, выводок диких свиней без кабана, одного волка и четырёх шакалов. Его выдержка и терпенье были вознаграждены прекрасным самцом трехлеткой безоарового козла, которого он прибил одним дротиком.
Пока его друг, умнейший Коркуз, ловил глупых лошадей, почему-то разбежавшихся в разные стороны, он неторопливо разделывал тушу козла. После того как пойманные лошади были стреножены, друзья пошли собирать дрова. Вскоре весёлые огоньки разгоравшегося костра возвестили уцелевших обитателей долины о том, что их новые хозяева начали готовить обед. Раббан – ага разделывал тушу козла по всем правилам. Собственно мясо он не трогал, вначале он осторожно, снял кожу, которую разложил подобно скатерти на земле, потом он очистил тушу от жира, который он сложил отдельно, слева от себя. Китайцы сказали бы с восхода солнца. Внутренности; сердце, печень части лёгкого, он сложил отдельно, но рядом с жиром. Остальные внутренности он выбросил, не поленившись отойти от лагеря на сто шагов. Голову и мясо он положил на западную сторону шкуры. Одобрительны взглядом, Коркуз оценил разделку туши в соответствии с общепринятыми в степи обычаями. С востока – направления, откуда всходит солнце, лежало то, что можно было съесть, сейчас, с запада – направления туда, куда солнце заходит, лежало то, что можно было съесть завтра. Свеже забитое мясо,– твёрдое и сохранит твёрдость даже после долгой варки. В степи, где воды не много, люди берегли воду, и старались варить то, что варится быстро. Поэтому убоине, монголы, равно как и другие кочевые народы давали возможность отлежаться сутки, что бы мясо стало мягче и не требовало много воды, и главное дров для приготовления. Сейчас Раббан-ага вывернул желудок козла на изнанку, перевязал один его конец сухожилием, другой немного расширил надрезом, куда положил сало. Пока он занимался желудком его друг, мелко резал сердце печень и лёгкое козла. Вскоре Раббан – ага, под своё одобрительное ворчание, отправил мелко нарезанные внутренности в желудок, куда добавил полупереваренной травы из желудка козла, предусмотрительно оставленной им для приправы. Всё это он энергично встряхнул, завязал концы желудка сухожилием, и положил его в костёр. Огонь весёлым, одобрительным потрескиванием дал знать людям, что он доволен, новой пищей и она ничуть не хуже сухих дров, которые он так любил. Мясо друзья завернули в шкуру.
Коркуз вдыхая дым, говорил, не скрывая своего восхищения талантом друга.
– Да, Доортур ты готовишь лучше всех, ясно, почему великий Чингиз любил тебя и прощал многое.
–Чингиз любил меня за то, что всегда, даже в походе, вы выглядели явственно лучше, чем другие уланы. Хотя, делов-то всего было, делить всё поровну и честно, и есть всем разом, в одно время,– ответил на комплимент друга немного обиженный Раббан – ага.
Он считал, что только природный ум и смекалка дали ему возможность занять этот высокий пост – главного администратора орды, а не простое умение приготовления, пусть и самого любимого блюда Чингисхана. Обиженно посапывая, он все-таки успевал ловко переворачивать Доотур, заставляя его покрываться ровной корочкой. Вскоре, когда урчание в желудке Коркуза стало слышно в трех шагах от костра Раббан-ага, сдул с плоского камня пыль и выверенным движением, путь немного картинным, выложил на этот «стол» готовое блюдо.
–Правда, же, двое телят третьего не ждут, а сосут матку, когда хотят? – спросил измученный голодом казначей, давая понять своему другу интенданту, что не мешало бы, начать есть, не дожидаясь Чормагана.
–Сейчас остынет. Есть горячее это не Фэн
