Пропели свою протяжную песню сигнальные трубы и ударили барабаны, которые стали задавать войску великого князя шаг. Вздрогнула земля, и потекли полки в сторону убежища врагов Изяслава Мстиславича. Ну, а он продолжал завтракать и доел утку как раз в тот момент, когда начались основные действия. Со стен Москвы полетели первые стрелы, и великий князь встал. Черные клобуки, которых было почти три тысячи, ответили противнику, и на краткий миг над землей повисла тень. Снаряды с обеих сторон стали поражать людей, но атакующих было гораздо больше, и стрелы преданных Изяславу степняков заставили защитников городка спрятаться за стенами.
Залп! Другой! Третий! Тысячи белооперенных стрел летели в городок, и великий князь решил, что сильного сопротивления не будет. Однако в этой мелочи он ошибся. Лишь только его воины стали заваливать ров и вскинули штурмовые лестницы, а таран, добротное сооружение с крышей, подкатился к воротам, как сверху полетели бревна и тяжелые пеньки, а затем полилась раскаленная смола. Дикие крики искалеченных и обожженных людей доносились даже до того места, где находился великий князь, а затем, несмотря на поддержку стрелков, правая колонна стала откатываться от стен.
«Что же, это было ожидаемо», — несколько равнодушно подумал великий князь и приказал воеводам остановить беглецов и усилить их переяславцами, а сам сосредоточил свое внимание на левом фланге.
Дружинники князя, лучшие воины на Руси (великий князь по умолчанию самый богатый, сильный и уважаемый простым народом Рюрикович), а вместе с ними угры, действовали быстро и четко. Они миновали ров, и первые воины уже рубились на стенах. Правда, толком закрепиться у них пока нигде не получалось, но их напор был силен, и они не отступали. Еще немного и дружинники должны были прорваться, но их тоже требовалось поддержать, и полководец направил к ним часть киевлян.
Полки уплотнились. Ворота городка были выбиты, и напор воинов великого князя, которые быстро взяли стены, стал сильнее. Сопротивление оборонявшихся было надломлено и они стали отступать. Однако неожиданно что-то резко изменилось. Изяслав Мстиславич заметил, что его отряды, которые вроде бы уже как добились перевеса в сражении, снова стали отходить назад. Он не понимал, что происходит, и тут к нему примчался посыльный, который доложил, что Гюрги и Святослав, сидевшие в обороне, всеми своими силами, во главе белозерских латников, пошли на прорыв.
Слова гонца подтвердились. Вслед за отступающими полками великого князя из городка вылетела конница Юрия Долгорукого и Святослава Ольговича, и всадники рубили бойцов Изяслава без всякой жалости. Они смяли угров и нестойких черниговцев, которые оказались перед воротами, немного запнулись на черных клобуках киевлянах, а затем, не обращая внимания на резню в городке, рванули в сторону ставки великого князя.
Бронированная конная масса в пять-шесть сотен неслась на него и будь Изяслав малоопытным военачальником, то, несомненно, растерялся бы и потерпел поражение. Однако великий князь опыт имел и сохранил самообладание. Поэтому он вовремя кинул навстречу противнику резервы и велел подать ему боевого коня, после чего, вместе со своей Старшей дружиной помчался на врагов и напрасно ближние люди пытались его остановить. Изяслав рвался в бой, и он его получил.
Удар! Безумный грохот металла. Шум. Крики и ржание лошадей. Два сильных отряда столкнулись в поле между городком и лагерем киевлян, и на какое-то время глаза Изяслава подернулись кровавой пеленой. Копья дружинников разлетались в щепки. Мечи вонзались в тела людей. Злые жеребцы кусали друг друга, а выбитые из седел всадники валились наземь, прямо под их кованые копыта. Людская кровь лилась рекой, и сам не понимая, что он кричит, великий князь рубился словно безумный. Его меч кромсал врагов и сносил головы. Он вертелся, крутился и подмечал все, что было вокруг него, но совершенно потерял счет времени. Боевое безумие захлестнуло его, и очнулся он лишь тогда, когда увидел перед собой Юрия Владимировича Долгорукого, который, несмотря на свой почтенный возраст, все еще крепко держался в седле.
На краткий миг для двух непримиримых соперников все замерло. Они находились на поле битвы, но она не касалась их. Воины рубились, не обращая на двух князей никакого внимания, и они, окатив друг друга злыми взглядами, вскинули мечи и начали свой собственный поединок.
Рюриковичи съехались, и клинки князей скрестились. Размен стремительными ударами и всадники разлетелись в стороны. Разворот. Снова на врага и более молодой Изяслав, привстав на стременах, опустил верный булатный клинок на Юрия. Однако Долгорукий не ослаб, хотя годы и брали свое. Он подставил под удар щит. Скрежет и треск. Щит Гюрги лопнул, и он сбросил его с руки, а затем попытался вонзить свой клинок в горло Изяслава. Мимо! Великий князь уклонился и закружился подле суздальского владетеля.
— Дзан-г! Дзан-г! — звенела сталь, и соленый пот вперемешку с кровью застилал глаза соперников. Но вскоре Изяслав изловчился, ловко перегнулся с седла и все же достал бедро Долгорукого. Клинок вспорол кольчужные чулки и добрался до мяса. Рывок! Кровь потекла по ноге Гюрги и он вскрикнул от боли. Затем Долгорукий попытался оторваться от Изяслава, и этого у него получилось. Он выскочил из конной схватки. Но бьющихся в поле конников к этому времени уже окружили киевляне и воины из племени голядь, и конь князя Юрия Владимировича налетел на рогатину одного из пеших бойцов. Далее он с хрипом завалился наземь, а Гюрги начали бить ослопами (дубинами) и когда к нему подоспел Изяслав Мстиславич, то князь уже не дышал, а тело его представляло из себя сплющенный кусок из костей, мяса и брони.
При виде мертвого врага боевое безумие окончательно оставило Изяслава, и он выкрикнул:
— Всем назад! Отойти!
В измазанном кровью воине трудно было узнать великого князя, но его признали, и язычники отступили от мертвеца. Ну, а Изяслав Мстиславич слез с коня и, передав повод одному из подскочивших дружинников, приблизился к Долгорукому и склонился над ним. Юрий Владимирович не дышал. На его разбитом лице зияли наполнявшиеся кровью дырки и, глядя на искромсанное тело, великий князь тяжко вздохнул, и задумался. Он вспоминал молодость, когда он и Гюрги еще не были врагами, совместные походы в степь и планы о том, как обустроить Русь, чтобы всем, кто живет в ее пределах, было вольно и спокойно. Думал ли он тогда о таком вот конце? Нет. Конечно же, не думал. И на краткий миг душу великого князя заполнила великая печаль.
Впрочем, он был не сам по себе, и тосковать ему не дали.
— Княже, — на плечо Изяслава легла крепкая рука Микиты Колыванова, — Москву взяли. Суздальцы и владимирцы сдаются и надеются на твою милость, а дружинники Святослава и Гюрги почти все полегли.
— Что с Ольговичем? — не оборачиваясь, спросил Изяслав. — Где он? Вырвался?
— Нет. Погиб, рядышком совсем.
— Ну и ладно. Это все?
Воевода убрал руку и замялся, а затем выдавил из себя:
— Вместе с пленными епископ Мануил Смоленский.
— И что мне с этого ромея?
— Он прилюдно проклинает тебя, великий князь.
— Так заткните ему рот.
Изяслав посмотрел в глаза Колыванова, а тот пожал плечами:
— Но это же духовная особа.
— Тогда отделите его от воинов.
— Понял. Будет исполнено.
Воевода направился в городок, а великий князь вернулся в свой шатер, привел себя в порядок, а потом, уже вечером, собрал военный совет. На нем было решено часть воинов, преимущественно черных клобуков и переяславцев, отправить обратно в Киев, к которому подходили войска Владимирко Володаревича Галицкого, а всем остальным полкам предстояло продолжить поход и взять Владимир и Суздаль, а затем повернуть на Переялавль-Залесский и Ростов, под которым стояли отряды венедов и новгородцев. План был прост, следовало прижать сыновей Гюрги и остатки Ольговичей, и поставить во враждебных городах свои гарнизоны. Это было правильно, и воеводы расходились удовлетворенными. Однако одного из них великий князь оставил для доверительной беседы.
— Ты что-то хочешь от меня, великий князь? — спросил Изяслава вождь Витовт Лютоверг.
— Да, — Рюрикович кивнул и встал перед язычником: — У тебя есть надежные воины, которые могут хранить тайну?
— Конечно.
В голосе лесовика была уверенность в себе и своих соплеменниках. Это понравилось великому князю, и он сказал:
— Сегодня ночью надо убрать одного человека. Придушить. Тихо. Спокойно и незаметно.
— И кто это?
— Епископ Мануил.
— А почему это не могут сделать твои дружинники?
— Думаю, что проболтаются, ведь епископ не простой человек.
— Ясно. Сделаем.
Лютоверг покинул великого князя, и ночь в войске великого князя прошла относительно спокойно. Стонали раненные, молились священники, ржали покалеченные кони, коих никто не желал добивать, и похоронные команды закапывали убитых. Все это было, само собой. Но в целом время до рассвета пролетело мирно, люди отдохнули, и только новость о внезапной кончине епископа Мануила немного встревожила воинов. Однако смертей в лагере было более чем достаточно, поэтому про священнослужителя вскоре забыли, а в полдень войско разделилось. Черные клобуки и отряды переяславского ополчения начали марш в сторону столицы, а основное войско великого князя пошло на Владимир и спустя сутки столкнулось с полками князя Глеба Юрьевича Долгорукого.
