Иван Ростиславич прикидывал, где будет прорублена дорога, а где он поставит лесопилку, как у Вадима Сокола, и сердце его пело оттого, что, наконец-то, удача улыбнулась ему. Вот здесь появится каменоломня — отмечал на карте место князь. Вот здесь рыбные ловли — новая отметка на озере. Вот здесь крепость — капелька чернил опускалась на холм. Вот здесь, если верить рудознатцам, должно быть серебро, а в этом распадке железо — подпись мелкими буковками. Однако вскоре начались неприятности. Дружинников обстреляли из луков. И это были местные дикари, приземистые узкоглазые люди в шкурах, а когда Берладник решил с ними договориться, то против него выступило три десятка лесовиков. Они попытались напасть на дружинников под покровом ночи, чтобы перерезать их. Но воины князя людьми были опытными и, потеряв всего двух товарищей, русичи смогли разбить неумелого противника и взять пленников.
После этого князь понял, что вести переговоры с теми, кто заранее считает его врагов, бесполезно. Иван Ростиславич приказал пытать захваченных саамов, и дружинники исполнили его повеление с радостью. Воины мстили за своих павших товарищей, караульных, которые первыми попали под удар нападавших, и старались. Дикари, конечно, пыток не выдержали, и вскоре Берладник знал обо всех стойбищах в округе, и продолжил составление карты.
День за днем отряд Ивана Ростиславича уходил все дальше от моря. Дружинники напали на одну из дикарских стоянок и разгромили ее. Ни о каком мире с местными речи уже не шло и, оставив после себя только пепел, дружина вновь начала движение.
С этого момента воины шли по северным землям спокойно. Оленеводы и охотники убирались с их пути, и никто не смел напасть на грозных русичей в броне и стальными мечами в руках. Но главные неприятности ожидали отряд впереди.
Как только Берладник решил, что пришла пора возвращаться, стали происходить нехорошие вещи. Сначала неизвестно куда пропали проводники, которые исчезли прямо со стоянки, оставили у костров все свои вещи и оружие, молча встали и ушли в лес. Потом умерли лошади, словно их потравили. Ну, а затем на тропе перед дружиной появился один из северных шаманов. Это был вендель, редкий человек для Норланда, на территории которого их почти не осталось. Он вел себя спокойно и уверенно, и в руках старого колдуна с редкой куцей бородкой, который своим обликом мало походил на славянских волхвов, а больше смахивал на оленеводов, была зеленая ветвь — символ мира. Князь вышел к нему без боязни и спросил длинноволосого старца в накинутой на плечи белой волчьей шкуре:
— Что тебе нужно?
— Отдай мне свою жизнь, вождь, — на ломанном венедском языке ответил шаман, а затем добавил: — И тогда твои воины смогут вернуться домой, и увидеть своих родных.
— Нет, — Иван Ростиславич покачал головой.
— Значит, все вы умрете.
Сказав это, шаман, несмотря на преклонный возраст, ловко скользнул в прилегающие к тропе кусты и исчез.
В тот день больше ничего необычного не произошло. А вот на следующий в дружинников вновь полетели стрелы. Костяные наконечники ударялись в щиты, били в броню и скользили по шишакам воинов. Они не могли поразить тела русичей и дружинники насмехались над бедными лапонами, саамами и венделями, которых так сильно уважали все северяне. Бойцы Берладника не боялись колдовства и проклятий, ибо знали, что сейчас над миром Ночь Сварога и чародейское искусство в упадке, и воины продолжали шагать вслед за своим вождем.
Однако некоторые стрелы все же поражали людей. Порезы и царапины появлялись то у одного дружинника, то у другого. И вскоре раненные стали падать. Вот идет человек, а затем слабеет. Товарищи принимают его рюкзак (удобная новинка пошитая в Рароге), а затем оружие. На привале его осматривают и обнаруживают вокруг пустяковой ранки черноту. А потом наступает ночь, раненый засыпает и уже не просыпается, а на его губах засохшая пена. Колдовство — говорили некоторые воины, и ошибались. Яд — утверждали другие, и они были правы. Наконечники вражеских стрел были смазаны ядом и храбрые люди стали бояться. Воины, которых не страшили крестоносцы, степняки или викинги, не хотели принимать смерть вдали от дома и семьи. Страх стал сковывать их и замедлять, и при шорохе ветвей у многих дружинников дрожали поджилки. И вот когда это произошло, ополчение северян, на этот раз несколько сотен мужчин, некоторые из которых были верхом на оленях, и около полусотни вооруженных мечами и щитами венделей, вновь напали на отряд Берладника.
Это произошло вчера, всего в пятнадцати верстах от морского берега, острога и кораблей, и бой был жаркий. Наверное, местные жители посчитали, что они легко разобьют напуганных дружинников, и завладеют их оружием, которое верно послужит им, а затем ляжет вместе с ними в погребальный костер или могилу. Но они ошибались. Потерявший четыре десятка бойцов отряд встретил противника правильным строем. Русичи сбились в плотный клубок и ощетинились мечами. Стрелки на выбор расстреливали самых смелых врагов, благо, арбалеты пробивали любую преграду, хоть щит, хоть костяную броню, хоть шкуру. Ну, а несколько человек в это время кидали в северян факела.
В итоге противник отступил. Испуганные огнем олени разметали толпу северян и они, с воем, оставив на поле боя почти сотню трупов, скрылись в лесах, а дружина встала на ночлег в удобном для обороны месте.
Ночь прошла относительно спокойно. Теперь следовало совершить последний рывок и выйти к морю, но враги, которые, скорее всего, подтянули дополнительные силы, не хотели их выпускать. Ведь если дружина прорвется, то на следующий год с Берладником придет уже не один экипаж, а пять или больше. Одичавшие вендели, которые растратили свое культурное наследие, понимали это так же хорошо, как и князь Иван, а значит, намечающаяся битва должна была решить очень многое…
В лагере русичей все наблюдали за восходом солнца, а когда рассвело, и впереди, преграждая дружинникам путь к морю, встали северяне, воины обратили свое внимание на князя. Преданные ему люди, ждали от Берладника слова — он чувствовал это, и князь, укрепив свой дух молитвой ко всем богам, каких только знал, включая Христа и Святовида, пожалел, что не взял с собой волхва или священника, расправил плечи и вышел в центр стоянки. После чего строгим взглядом он оглядел дружину и заговорил:
— Братия! Все вы знаете, ради чего мы пришли сюда. Здесь будет наша земля, а мы разведчики. Нам не нужна была война, и не мы первые начали сражение и пролили кровь. И вот, когда до спасительного берега остался один день пути, враги, которых больше, встали перед нами стеной. Но отступим ли мы? Нет! За нами сила и правда. Наши клинки с легкостью разрубают дикарей, а стрелы пробивают их плохие доспехи. Поэтому мы прорвемся. Верно ли я говорю?
— Да!
— Веди, княже!
— Сокрушим дикарей!
— И шамана поймаем!
— На цепи его Вадиму Соколу притянем!
— Нас не остановить!
Воины поддержали князя, а иначе и быть не могло, и после того как дружинники притихли, он отдал первый в этот день приказ:
— Десятники, ко мне! — Семь суровых вояк сгрудились вокруг Берладника, и он продолжил: — Окуд, береги рудознатцев и охраняй наших раненых. Бересень, на тебе прикрытие, наверняка, на нас сразу с двух сторон налетят. Мень, Тепта и Таисий — вместе со мной впереди, слушать меня и не отставать. Влад — ты возьмешь под команду всех стрелков, бей дикарей без жалости, но не лезь под мечи и дубины. Олеша, с двумя воинами, возьмешь наши зажигательные бомбы. Мы такой ценный припас берегли, а сейчас терять нечего и можно их применить, момент как раз подходящий.
Приказы были озвучены, и пришла пора действия. На глаз Берладник оценил численность северян. Примерно шесть сотен на выходе из ущелья и еще около ста человек позади. Назад нельзя — это еще одни потерянные сутки, а значит оставался только путь вперед.
— Пошли! — князь выдвинулся в авангард, вынул из ножен меч и указал им на темную людскую массу на невысоком перевале. — Разгоним дикарей!
— А-а-а-а!!! — услышал он неразборчивый рев дружинников, которые сбились позади него в плотный клубок, и сделал первый шаг.
Иван Ростиславич шел не спеша. Он экономил силы, которые ему понадобятся, когда дружина окажется перед врагами и совершит резкий рывок, и слышал шамана, того самого, который хотел его смерти. Он был косноязычен, но русич смог разобрать слова и, невольно, вникнув в смысл его речи, князь вздрогнул.
— О, Великая Темная Мать! — выкрикивал колдун и его голос разносился над ущельем. — Услышь нас, детей Твоих! Мы не боимся смерти, ибо жаждем ее! Мы не боимся вечной тьмы, ибо там покой! Мы всегда с Тобой, а Ты с нами, ведь наше сердце это врата в новый мир! Нам не нужны пустые слова, ибо нам уже все известно! Мы дарим Тебе кровь чужаков и отступников, а Ты, сама доброта, принимаешь нас в свои объятья! Мы готовы пройти по дорогам мертвых, дабы попасть в царство Твое! Там мы припадем к Твоим стопам, выпьем воды из источника мудрости и очистимся от суеты и скверны! Так смотри же на нас своими черными очами, Великая Мать! Узри гибель недостойных и благослови нас на кровавую страду!
