Тела облаченных в кольчуги русских дружинников медленно погружались на дно реки. Они выполнили приказ, и пошли на смерть, но мои воины его тоже выполняли. У каждого была своя правда, однако, тактическая победа осталась за нами. Армия Владимирко Володаревича застряла и потеряет еще сутки, которые будут использованы киевлянами для сосредоточения сил. Правда, галицкое войско пошло на Киев не через Каменец, а мимо Межибожа, в коем сидела полусотня сохранивших верность великому князю конников, то есть двигалось немного южнее, но это мелочь. Все равно мы их перехватили, и основные события произойдут вблизи Киева. Ну, а пока я делал то, на что подписался, и продолжу тормозить галичан завтра, послезавтра и так далее, до тех пор, пока не выйду на соединение с войском Мстислава Изяславича.
Подняв голову, чтобы не видеть мертвецов, я посмотрел на противоположный берег. Там князь Владимирко в красном плаще и на свежем коне, в сопровождении всего пары телохранителей и молодого воина, судя по всему, сына Ярослава, коего в моем времени называли Осмомысл, направлялся ко мне. Он знал, что я ему ничего не сделаю, это очевидно, поскольку со мной не только верные ордынцы и венеды, но и киевляне, часть из которых вместе с варягами сидела в засаде и терпеливо ждала наступления вражеских дружинников. Так что переговоры пройдут спокойно и Рюрикович, живой и здоровый, вернется обратно и начнет искать обходной путь.
Конечно, можно было бы и не встречаться с князем. Но это все-таки передышка. Пока рядовые переговорщики общались и обговаривали условия встречи, да пока мы поговорим, вот пара часов и пролетит. Мои воины вытащат из воды хотя бы некоторых мертвых дружинников, с коих снимут броню и оружие, отдохнут и подготовятся к отходу, который начнется в первых сумерках. Ну, а полки галичан посмотрят на своих павших товарищей, которые отправляются на корм ракам, и послушают раненых. Так что время можно потянуть, тем более что Владимирко Володаревич и его сын Ярослав личности примечательные и свой след в истории оставили. Да и в будущем с ними придется столкнуться неоднократно, поскольку они, если выражаться привычными для меня терминами, западники, сепаратисты и самостийники, которых ради объединения Руси необходимо давить, а врага надо знать в лицо.
Прерывая мои думы, князь Владимирко и сопровождающие его лица выбрались на берег, и я прошел под навес, который специально для такого случая быстро соорудили варяги, и присел на седло. Полуденное летнее солнце припекало немилосердно, но от реки шла приятная прохлада. За моей спиной встали Хорояр Вепрь, Юрко Сероштан, Кулибин и воевода Федор Брагин, который возглавлял приданных мне в помощь киевских воинов. Свидетели на месте и теперь осталось только встретить гостей.
Князь Владимирко и княжич Ярослав, оставив своих охранников снаружи, вошли под навес. Наверняка, галицкий владетель уже посмотрел на моих варягов и киевлян, отметил наличие арбалетов и порядок среди воинов, а значит, разговор будет серьезный. Впрочем, это было понятно сразу, ведь не тот человек Володаревич, чтобы на пустую встречу напрашиваться, так что сделает мне какое-то предложение.
— Присаживайся, князюшка, — я указал гостю на седло рядом, — и ты, княжич, садись, в ногах правды нет, а ты сегодня уже в деле был и утомился.
Владимирко всего передернуло, и он едва не развернулся ко мне спиной. Не привык Рюрикович к такому непочтительному отношению, а правильней будет сказать, что отвык, ибо давно в прошлом остались те времена, когда он голый и босой, сверкая задницей, от своих противников убегал. Ну, а что касается Ярослава, то он едва сдержался, чтобы не наброситься на меня, не отошел еще юноша от схватки и непомерно горяч. Но это ничего, время от несдержанности его вылечит, конечно, если он переживет своего батю, а то времечко нынче смутное, стрелы, мечи, копья и кинжалы, так и ищут княжеского тела. Поэтому предугадывать будущее бесполезно.
Гости присели и князь, кивнув на мое знамя подле навеса, без приветствия начиная разговор, сказал:
— Странно, а мне говорили, что у ведуна Вадима Сокола, которого германские крестоносцы до сих пор забыть не могут, знамя красное, а не голубое.
— Красное для Венедии, сам знаешь, это любимый цвет варягов, а голубой символ вечного Тэнгри, и он дорог степнякам, ханом которых я недавно стал.
— Значит, в степи решил осесть? — ухмыльнулся князь.
— Да, — я улыбнулся и добавил: — Соседями будем, князь.
— Соседство, это хорошо, — Владимирко кивнул. — Да вот только зачем ты на сторону киевлян встал, понять не могу? Неужели они тебе, славному венедскому воеводе, платят?
— Эх, князь, если бы все было так просто. Дело-то не в деньгах. Я за народ русский встал.
— Так и я тоже.
— И поэтому ведешь с собой ромеев и европейских наемников, да прислушиваешься к мнению императора Мануила, который на тебя, лишь только ты ослабнешь, ярмо оденет?
Снова князь едва не сорвался, сказать-то нечего. Но он сдержал готовые сорваться с языка злые слова, сделал вид, что не понял меня и сходу предложил:
— А переходи на мою сторону.
— Нет.
— Зря, Вадим. Я человек не бедный и влиятельный и мог бы тебе помочь. Серебро, золото, земли. Все получишь. Только отойди в сторону и освободи дорогу на Киев.
— Не договоримся, князь. Я слово дал, что против тебя и иноземных находников биться стану, и от этого не отступлюсь. Понимаю, что в таком случае обретаю в твоем лице сильного врага. Да вот какая штука, Владимирко Володаревич, я ведун, ты про это знаешь, и мне ведомо будущее, твое и мое. Поэтому мне не страшно. Ведь ты проиграешь, а Изяслав Мстиславич станет объединителем Руси и великим государем.
— Я не верю тебе.
— Как знаешь. Но на измену я не пойду.
— Это твое последнее слово, венед?
— Да.
— Ладно, ты сказал, а я услышал, но правда все же за мной.
— Ну-ну, время покажет, — я посмотрел в глаза князя и когда он опустил взгляд, предложил ему: — Может, кваску холодного, княже?
— Обойдусь, — пробурчал он.
— Тогда не смею больше задерживать. Думал, услышу от тебя нечто важное, а тут все просто, меня посчитали наемником, которого можно перекупить. Ну, а сие не для меня.
Я сделал вид, что хочу встать, и князь меня остановил:
— Подожди.
— Да?
Снова я посмотрел на Владимирко, и он выдавил из себя:
— Воинов, которые сегодня на переправе пали, оставь на берегу. После вашего отступления мы схороним их как положено.
— Это само собой. Глумиться над ними не станем, чай не дикари. Оружия и доспехов лишим, а тела не тронем.
Владимирко кивнул и поднялся. Затем он еще раз посмотрел на меня и долгим взглядом обвел лица моих подручников, словно пытался их запомнить, после чего кивнул сыну, которого мои слова про грядущее поражение зацепили, на выход. Короткий разговор вышел, но суть не в нем. Мой противник посмотрел на меня, а я увидел его. Мы составили один о другом мнение и теперь в принятии всех наших решений станем от него отталкиваться. Такие вот дела и, проводив гостей, я оставил на переправе Брагина и Вепря, пусть продолжают охрану удобной позиции и вылавливают мертвецов. Далее велел Кулибину разослать вдоль берега дозорные отряды, вдруг, лукоморцы решат через реку вплавь перебраться. Ну, а сам вместе с Сероштаном оттянулся в тыл и раскатал перед собой карту. Война продолжалась, и следовало думать дальше, как и где проще всего притормозить галичан.
Но не успел я сосредоточиться на деле, как появился сопровождаемый десятком воинов гонец, один из варогов, который был оставлен в Киеве. Русоволосый паренек спрыгнул с коня и вразвалочку, видать, ноги болят, подошел ко мне и протянул свиток. Читать его стану потом, а пока спросил варога:
— Как добрался?
— Насилу вас нашел, вождь.
— Сколько добирался?
— Двое суток.
— А какие новости привез?
— Рагдай и новгородцы Тверь взяли и при штурме в городе погиб князь Андрей Юрьевич.
«Вот и нет Боголюбского, — промелькнула у меня мысль. — Очередной поворот истории».
— Это все?
— Нет. Великий князь собрал все свои полки в кулак и вторгся в Суздальское княжество. А Мстислав Изяславич продолжает копить силы, готовится к битве с галичанами и шлет тебе привет.
— Это понятно. А Бравлин Осока что-нибудь передавал?
— Он сказал, что ты опять оказался прав и Андроник Вран сам пришел к нему защиты искать.
— Вот и хорошо, отдыхай, — я кивнул варогу, и развернулся к Сероштану, которого спросил: — А что, Юрко, добрый сегодня денек?
— Добрый.
Черный клобук, который после своего назначения тысячником, часто улыбался, одобрительно мотнул головой. Ну, а я усмехнулся, ведь денек, в самом деле, неплохой, если хорошие вести приходят, а мы еще живы и здоровы, и развернул свиток.
Глава 24
