Феликс прямо-таки выскочил из пикапа, с распростертыми объятиями.
– Мамуля!
Он подхватил ее и закружил, а с его робы тучей поднялась пыль от желтой краски для наружных работ.
– Хватит, Феликс!
Она рассмеялась, и Лео подумал, как хорошо, когда мама смеется, так и хочется посмеяться вместе с нею.
Феликс отпустил ее, и дверцу пикапа открыл самый младший сынишка.
– Винсент!
Его она держала в объятиях дольше, чем их, и ему было слегка неловко, но он спрятал неловкость под улыбкой.
– Ты стал… такой большой!
– Ну, мне уже восемнадцать.
– Семнадцать.
– Скоро будет восемнадцать.
Она отступила на полшага, не отпуская его.
– Винсент… от тебя пахнет табаком.
– Мама, это я курю, – сказал Феликс.
– А сейчас оба прекращаете, – сказала она, с улыбкой глядя на Лео, только вот не понять, искренна улыбка или нет. Феликс решил, что искренна.
– Иногда мамам лучше знать не все. Верно?
Теплое весеннее солнце освещало двор, и по дороге к дому она озиралась по сторонам, возможно высматривая лужайку, хотя не сказала ни слова. Шла под руку с Феликсом.
– Ты надолго к нам? – спросил он.
– Завтра рано утром уеду. Повидать бабушку. Но вы ведь можете поехать со мной? Вы все? В Шёндаль. Лео, это далеко отсюда?
Место, где они побывали не так давно. Один брат проехал мимо домика деда и бабушки на угнанной машине, другой лежал в засаде на холме, готовый стрелять, а третий привел к мосткам лодку.
– Мы не можем, мама. У нас много… ну, ты знаешь.
– Знаю. Вы расширяетесь. Зайдем в дом?
Аннели видела их в кухонное окно, всех четверых
в открытом гараже. Они обнимались и смеялись. Близость, в которой больше никому не было места.
Она видела, как Лео впереди всех шагал к дому, этакий эрзац-отец, на котором лежит ответственность. За ним Феликс, который при матери всегда казался на несколько лет моложе, чем был, превращался в мальчишку, смешил ее, но эта роль, похоже, была нужна обоим. А позади Винсент, всегдашний малыш, как бы он ни старался быть взрослым.
Знала бы она.
Входная дверь открылась, и Аннели поздоровалась с этой женщиной, которую по-настоящему никогда не понимала. Они, конечно, разговаривали, но не обо всем. Мать Лео, в сущности, никогда не говорила, что думает на самом деле, и уж точно никогда не говорила напрямик. Заставляла искать ответы, расспрашивая ее, и каждый раз Аннели при этом казалось, будто мать Лео видит ее насквозь, будто она что-то сделала не так. Лео иной раз вел себя так же; оба они тщательно взвешивали вопросы, стараясь докопаться до их подоплеки и защититься от обиды, будто здесь было нечто большее, чем просто вопрос.
– Поручаю маму тебе. Можешь все ей показать?
Лео слышал телевизор в гостиной – передавали
сообщение о пустом арсенале.
– Мне бы хотелось, чтобы в этот первый раз ты был с нами.
Он не стал возражать, лишь бы поскорее, но обход занял намного больше времени, чем он надеялся, потому что мама останавливалась в каждой комнате, задавала вопросы, а Аннели при всяком удобном случае подчеркивала, что все это лишь временно (я знаю, Бритт-Мария, двор у нас не ахти, но через год все будет лучше), объясняла, что, когда фирма расширится, они купят дом намного просторнее. Второй этаж и последняя комната, их спальня, и наконец-то он может оставить их у окна, выходящего на соседские яблони и лужайку (что-нибудь в этом духе, Бритт-Мария, вот такой дом мне по душе).
Феликс и Винсент сидели в гостиной в разных концах дивана, ожидая экстренного выпуска новостей, который вот-вот начнется.
– Они знают? – спросил Феликс.
– Угу. Я проезжал мимо, – ответил Лео. – Там тучи народу.
Телеведущий все тот же, что и в детстве, голос у него спокойный, лицо нейтральное, о чем бы он ни говорил – о биржевых курсах или о смерти.
“Самая крупная кража оружия в шведской истории обнаружена сегодня утром на армейском складе в Бутчюрке, менее чем в двадцати километрах от Стокгольма”.
Короткие кадры – гравийная площадка в лесу, с маленьким серым строением посредине. Камера заглянула в открытую дверь ярко освещенного замкнутого пространства. Неровное движение, иногда расфокусированное, когда камера искала большую дыру, а затем словно метнулась вперед и рухнула в черную бездну.
“По данным полиции, зафиксированы следы преступников, которые весьма сведущи в военной тактике и умеют обращаться с взрывчаткой”.
Лео снова ощутил спокойствие, чуть ли не радость.
– Гляди, Лео… мы же там проезжали по дороге сюда! Мама. Он и не заметил, как она вошла в комнату.
– Я так тебе и сказал. Если полиция протянула эту ленту, значит, что-то случилось!
Она села на диван между младшими сыновьями. Феликс чувствовал ее плечо, но ничего не говорил. Обычно именно он смешил маму, а сейчас понятия не имел, что сказать. Она, конечно, ничего не знала, но смотрела на него так, будто ей все известно, ее взгляд прощал все, даже его ужасное предательство много лет назад. Он взял пульт и убавил громкость, полностью отключил. Может быть, сейчас? Может быть, посмотреть на нее и сказать: Мама, именно мы похитили это оружие, о котором говорят по телевизору, а потом с его помощью ограбили пять банков. И, может быть, она наклонится и обнимет его.
– Феликс? Что с тобой? Что случилось?
Еще кадры из пустого арсенала. И все, кроме мамы, знали, что его содержимое лежит сейчас у них под ногами.
– Я думаю уйти… из строительной фирмы.
С той минуты, как мать вошла в комнату, Лео сидел спокойно. А сейчас даже подскочил.
– Ты собираешься… шо?
Феликс не смотрел на него. Он смотрел на мать.
– Потому что мне кажется… знаешь, я не уверен, что хочу заниматься строительством.
– Вот как?
– Мама, пожалуй, я пойду учиться дальше.
Феликс читал вопросы в глазах Лео, но делал вид, будто не замечает, смотрел на маму, а она улыбалась.
– Замечательно, Феликс, конечно, тебе стоит учиться дальше. – Она обняла его, потом обернулась к Лео. – Верно, Лео? Разве нет?
* * *
Гараж в гараже. Джон Бронкс постучал, подождал, пока Санна предложит ему войти.
– Джон, тебе незачем стучаться. Ты и раньше никогда не стучал, заходи.
– Военная Банда. Так мы их теперь зовем.
Когда у преступника или группы преступников вырисовывалась определенная модель преступлений, им давали название, ярлык. Армейское оружие, бронежилеты, армейские ботинки, точность, связь. Название напрашивалось само собой, после первых же снимков опустошенного арсенала, опубликованных несколько часов назад.
На рабочем столе криминалистов лежали фрагменты пластика и мейсонита, образующие какой-то закопченный пазл.
– Сейчас, – сказала Санна, – перед тобой пластина, на которой они смонтировали бомбу.
Пластиковая взрывчатка была разделена на двенадцать частей, соединенных запальным шнуром. Чтобы проделать дыру диаметром шестьдесят сантиметров, взрывчатки понадобилось около пятисот граммов.
– Громыхнуло-то, наверно, ой-ой-ой как.
– Пластина с взрывчаткой находилась под землей. Постройка погасила звук. К тому же… они находились глубоко в лесу.
Санна посмотрела на него, усталая после долгого рабочего дня, все те же глаза, в которые он когда-то влюбился. Она потянулась к куртке, висящей на спинке стула.
– Идем со мной. По дороге поговорим.
По коридорам полицейского управления, на улицу. Плечом к плечу в безлюдном квартале, не говоря ни слова. Через час-другой пробьет полночь, похолодало.
– Старший Брат. Так я его зову. Главарь. Он пристрастился к грабежам. И чтобы словить кайф, ему с каждым разом будет нужно все больше. Когда планировал нападение на инкассаторов в Фарсте, он поджидал их в инвалидном кресле… тогда этого было достаточно. В Сведмюре он сидел в фургоне возле банка… тогда этого было достаточно. Но дальше… доза увеличивается. Он планирует взять два банка одновременно, один берет сам, второй – его подельники.
Хантверкаргатан кончилась, и Бронкс кивнул в сторону моста возле Риддарфьерден, Санна тоже кивнула и последовала за ним.
– Так оно и пойдет. Ему потребуется еще больше. Возможно, ограбить больше банков, возможно, больше стрелять, возможно… чтобы словить кайф, придется увеличивать риск. И у таких одержимых этому нет конца – пока смерть не поставит точку.
Вода по правую руку была спокойна, паромы, что ходят в шхерах, до завтра на приколе, железнодорожные рельсы слева выглядят мирно и безмятежно.
– Старший Брат? – многозначительно повторила она.
Он остановился у скамейки посредине моста, прислонился к ней, глядя на Санну. Она знала его, как мало кто другой. Или думала, что знает.
– Я знаю, о чем ты думаешь. Но все не так просто. Если ты думаешь, что я примеряю кому-то лицо своего брата, то ошибаешься. Они не… у них разная мотивация.
