подошел, но теперь он стоит рядом и смотрит на церковь с чем-то вроде благоговения на лице.
– Я бы отвел тебя внутрь, но они уже закрылись на ночь.
Меня охватывает такое сильное облегчение, что я едва сдерживаюсь от рыданий.
– Ты беспокоилась об этом, – мягко замечает Николас.
– Да, – шепотом отвечаю я, и в одном этом слове больше искренности, чем во всех моих предыдущих признаниях Николасу.
– Это мифы, – говорит он, а затем хватает меня за руку. – Пойдем.
Он ведет меня в кампус Тулейнского университета, мимо массивного каменного здания, достойного статуса замка. Фонарные столбы с идеально круглыми шарами наверху освещают все вокруг, так что, если прищуриться, они кажутся парящими в воздухе лунами.
– Это великолепно, – шепотом сообщаю. Я могла бы проводить здесь часы за рисованием, стремясь запечатлеть это ночное чудо. Оглядываюсь на самое большое здание, но Николас останавливает меня.
– Посмотри вверх, – предлагает он, и я выполняю просьбу.
Не в силах сдержаться, я ахаю, как ребенок, впервые увидевший снег. Над моей головой с ветвей свисают тысячи бусин, похожих на разноцветные виноградные лозы. Одинокий фонарный столб стоит прямо под деревом, освещая бусины радужным сиянием. Я попала в сказку, и это вызывает острую боль в груди – я больше не верю в сказки, но на одну секунду, взглянув вверх, снова в них поверила. Возможно, я смогу зацепиться за эту мысль.
– Ну вот, – говорит Николас, – это я и искал. Это выражение твоего лица, которое говорит, что все в мире возможно, если только поверить. – Он протягивает руку и проводит ладонью по моей щеке. – Куда делась эта девочка?
– Она выросла и улетела, как и все остальные. – Я указываю на дерево. – Отправилась жить в сказочную страну вместе с другими прекрасными созданиями.
– Что ж, возможно, я смогу вернуть ее тебе.
Николас с ухмылкой делает шаг назад, затем приседает, подпрыгивает и срывает нитку розовых бусин с одной из ветвей. Вновь подойдя ко мне, надевает бусы мне на шею. Я не могу удержаться от легкой улыбки. Николас наклоняет голову и внимательно изучает выражение моего лица.
– Тебе нужно больше.
Он вновь прыгает за бусами вокруг дерева, захватывая эти маленькие кусочки магии и утаскивая их на землю, чтобы передать мне. Я разглядываю разноцветные нити на фоне своей рубашки и почему-то, вопреки всем опасениям, не ощущаю их вес на груди. Я даже смеюсь, и бусы танцуют в такт движению моей груди.
– Мне же не придется ходить в этом всю ночь, не так ли?
– Ну, я бы не отказался, раз ты сама предложила, – приподнимает бровь Николас.
Я снова смеюсь, громко и пугающе, и мне так хорошо в этой маленькой стране грез. Когда Николас берет меня за руку и собирается увести, я не хочу уходить, но он говорит, что это еще не все, и мне нравится его обещание. Ощущая тяжесть бус на шее, я меньше чувствую тяжесть на сердце. Когда возвращаюсь на трамвае в центр города, ветерок, дующий в окно, угрожает унести меня прочь.
Я чувствую, что Николас наблюдает за мной, и понимаю: он видит то, что хочет, и это освобождает меня от чувства вины за мимолетное счастье, ведь счастье – неизбежное зло. Кроме того, я неискренна. Я по-прежнему ношу маску, но на этот раз более плотно прилегающую к моей коже.
Я позволяю себе погрузиться в это фальшивое счастье, яркое, неестественно желтое.
В итоге мы идем к Французскому рынку, мимо «Café Du Monde», до того места, где дорога раздваивается, образуя странный треугольный островок, окруженный проезжей частью.
Николас указывает на золоченую статую женщины, сидящей на лошади.
– Это Жанна д’Арк. Мы зовем ее «Дженни на пони».
Я не верю своим ушам.
– И ты хочешь, чтобы я набросила на нее лассо? Где мне его взять?!
Дьявольская ухмылка появляется на лице Николаса, когда он теребит бусы на моей шее, проводя пальцами по нитям.
– Я бы сказал, что у тебя есть около тридцати попыток.
Мы переходим улицу и останавливаемся у статуи. Огни в темноте придают ей расплавленный, тающий вид, как будто Жанна завладела пламенем, в котором ее хотели сжечь, и использовала его, чтобы переплавить себя в богиню. Знамя, которое она держит над головой, едва не колышется в сиянии улицы.
– Это правда необходимо?
Я не сторонник вандализма. Хотя, похоже, на шее Жанны уже красуются бусы, оставшиеся от Марди Гра.
– Она – символ настойчивости и решимости. Она достойна того, чтобы получить частичку тебя на память.
– Она умерла на костре.
Николас пожимает плечами, глядя на Жанну с мрачным уважением.
– Иногда неважно, как именно человек умер.
От его слов у меня перехватывает горло, и я снимаю одно из своих внезапно потяжелевших ожерелий, чтобы немного ослабить напряжение.
Замахиваюсь и бросаю бусы. Они с таким громким звоном щелкают статую по носу, что я вздрагиваю. Следующей я выбираю оранжевую нитку бус. Она ударяется о флагшток и падает на землю.
– Похоже, в детстве ты никогда не играла в подвижные игры, – говорит Николас.
– Заткнись.
Я смотрю на свою охапку бус. Нужно выбрать самые подходящие. Цвет, который ощущается как надежда. Я выбираю весенне-зеленый, даже несмотря на то, что бусы истрепаны непогодой. Это не имеет значения. Надежда тоже изнашивается.
– Эй!
Я подпрыгиваю от неожиданности. На другой стороне улицы остановилась полицейская машина. Женщина высовывается из окна.
– Что это вы там делаете?!
Николас медленно поворачивается ко мне.
– Последняя попытка. Не промахнись.
Когда хлопает дверца машины, я делаю шаг назад, прицеливаюсь в позолоченную голову Дженни и отправляю бусы в полет. На секунду обвив голову статуи, бусы соскальзывают вниз по шее и падают ей на грудь.
– Есть! – Я подпрыгиваю и потрясаю кулаком в воздухе. Бусы на моей груди звенят.
– Быстро уходим! – Николас перехватывает мой кулак своими длинными пальцами и увлекает меня за собой. Мы бежим по улице через закрытый Французский рынок, мимо прилавков, накрытых брезентом в ожидании следующего дня. Как только переходим на другую сторону, Николас замедляет шаг и оглядывается назад.
– Похоже, мы оторвались от погони.
– Ты это видел?! – Не могу отдышаться. Я не фантастическая бегунья. Мое сердце бьется слишком быстро, а легкие трепещут. Но есть особый кайф в том, чтобы испытывать такие перегрузки. Это избавляет от всего, кроме физических ощущений, и все проблемы отступают перед необходимостью продолжать дышать.
Николас молчит. Слегка отдышавшись, я выпрямляюсь, и он наблюдает, как тяжело поднимается и опускается моя грудь. Я пытаюсь задержать дыхание, чтобы остановить это, но в итоге дышу еще глубже. Мы стоим
