шель слышит, как рано утром кто-то звонит в
дверь. Склонившись над балюстрадой второго
этажа, наполовину скрытый шторой, он наблю
дает. Возможно, это служащий похоронного бю-
324
ро, явившийся снять мерки. Нет, это дама из
лилльского бомонда, живущая на той же улице
и явившаяся спозаранку с соболезнованиями.
Ноэми проходит через вестибюль, чтобы встре
тить ее.
— Но, бедная моя Ноэми, ты совсем поседела!
— Это горе, милая Аделина, это горе.
Мишель уехал, не дождавшись похорон. По ле
генде, рассказанной моим сводным братом, кото
рый, возможно, выдумал всю историю от начала
до конца, Мишель Шарль завещал держать в од
ной из больниц Лилля кровать для больного бед
няка, при условии, что в случае необходимости
его сына примут туда и будут лечить до самого
конца. Завещание, составленное в подобных вы
ражениях, уместно скорее в XVIII, нежели в
XIX веке. Как бы там ни было, Мишелю не при
шлось воспользоваться своими правами: ему было
назначено умереть в шикарной швейцарской кли
нике. Однако совершенно ясно, что часть наслед
ства, оставленная блудному сыну, находилась под
опекой семейного совета под председательством
Ноэми и ее нотариусов. Извинением для подо
бной меры послужил тот факт, что Мишель еще
долго не сможет вернуться на родину и, следова
тельно, управлять своим состоянием. Эта труд
ность была преодолена быстрее, чем ожидалось:
в 1 8 8 9 году неожиданная амнистия позволила
ему официально вернуться во Францию. Но его не
привлекали ни Лилль, ни Мон-Нуар, где царила
Ноэми. С другой стороны, Турне был дырой, где
325
он поселился лишь для того, чтобы сделать прият
ное человеку, которого не было больше в живых.
Одного сезона было достаточно, чтобы исчерпать
все очарование его общества, замков и красивых
особняков. Денег, которые Ноэми каждые три ме
сяца отправляет сыну, сопровождая их язвитель
ными письмами, молодой паре хватает, чтобы
предаться страсти к перемене мест. В течение
тринадцати лет, отделяющих кончину отца от
смерти Берты, Мишель волей-неволей пережива
ет период приключений.
* * *
Берта происходила из старинной семьи, корня
ми уходящей в легендарную древность, как гово
рил Мишель Шарль. Барон Лоис де Л. гордился
своими дворянскими грамотами; когда было необ
ходимо, а случалось это часто, он находил в них
утешение. Нельзя было без улыбки слушать, как
он рассказывал, что происходит по женской ли
нии от Карла Великого, то есть от Большеногой
Берты *. Подобные улыбки бывают порою вызваны
преувеличенным уважением к великим историче
ским фигурам: нам трудно себе представить, что
потомки потомков этих личностей могут быть са
мыми заурядными людьми, вроде беседующего с
нами господина. Правнучка первого Карла, на
званного великим, Юдифь Французская *, вышед
шая замуж за графа Фландрского и похороненная
в Сент-Омере, оставила капли своей крови в без
вестных семьях феодалов, у одних, как у барона
326
Лоиса, сохранились архивные документы, другие
со временем слились с безымянным крестьянст
вом. Так же обстояло дело и с Этельрудой, до
черью Альфреда, короля Уэссекса, тоже
вышедшей замуж за графа Фландрского, но дру
гого, современника нормандских завоеваний, от
них-то барон Лоис и происходил в двадцать седь
мом колене. Факт этот свидетельствует прежде
всего о древности связей между Фландрией и Ан
глией.
Человек, одаренный воображением, а у ба
рона в нем не было недостатка, чувствует не
сомненное удовольствие от того, что через него
проходит, таким образом, ось истории. Юдифь и
Этельруда поддерживали его в тяжелые момен
ты. В частые минуты гнева Мишель упрекал те
стя за то, что тот не восходит к своим предкам,
а кубарем катится вниз. Но он был глубоко не
прав: великим достоинством барона была, напро
тив, своеобразная неизменчивость. Во времена
более близкие, нежели эпоха Каролингов, его
прадед умер, эмигрировав в Голландию, а двою
родная бабка в возрасте четырех лет была за
ключена в Дуэ в тюрьму вместе с другими
членами семьи по обвинению в заговоре против
Республики. Ему было от кого унаследовать ле
гитимизм. Хорошо экипированная конюшня была
единственной роскошью этого человека, почти
не позволявшего себе роскошеств. Его велико
лепные лошади всегда были наготове в ожида
нии чести послужить Генриху V в тот день,
когда он решится отвоевать свое королевство.
327
Но история Франции в XIX веке так сложна,
что страсть барона к белому флагу долго соче
талась с лояльностью по отношению к режиму
Наполеона III. Он был поочередно гардемарином
на императорском флоте, капитаном в 48-м пе
хотном полку, затем командиром территориаль
ного пехотного батальона. Будучи ранен при
Гравлоте картечной пулей в бедро, он с досто
инством приволакивал ногу. Пришествие Шлюхи
усилило его легитимизм. В Феесе ежегодный
вывоз нечистот осуществлялся 14 июля, и он
косо посмотрел бы на слуг и работников фер
мы, способных предпочесть этому грязному за
нятию прелесть кабачков на деревенской
площади, украшенной трехцветными бумажными
фонариками.
Рядом с этим маленьким человеком, вытягивав
шимся, чтобы не пропал ни сантиметр роста, Мари
Атенаис блистала. Я говорила уже, насколько ис-
панство в семьях на Севере обрастает легендами.
Но в жилах этой высокой худощавой женщины с
красивым соколиным профилем, несомненно, тек
ла sangre azul. Ее прапрадед воевал на полуостро
ве в XVII веке в ту пору, когда Шамийи то
соблазнял, то бросал свою Португальскую мона
хиню*. Более верный, чем любовник Марианны
Алькофорадо, предок баронессы, напротив, при
вез из Севильи в качестве законной жены Марию
Ж о з е ф у Ребак-и-Барка. Некоторые поклонники
баронессы устремляли взоры еще южнее, к Гре
наде и гротам Сакромонте, приписывая своему ку
миру цыганских предков. Ее темперамент
328
оправдывал подобную гипотезу. Веком раньше
другой ее предок, буржуа из Дуэ, назвался попро
сту Леспаньоль 1, что позволяло сделать из него
солдата, уволенного из армии Карла Пятого или
Филиппа II, или ж е , на выбор, потомка одного из
купцов-иностранцев, обосновавшихся в древней
Фландрии в великую эпоху торговли льном и шер
стью.
Вся эта пылавшая под пеплом испанская экзо
тика наградила Мари Атенаис не столько собст
венно красотой, сколько своеобразным животным
великолепием. Мишель любил говорить, что то
или иное место оказывает на людей определенное
влияние. Ему казалось, что Мон-Нуар обречен на
семейные раздоры и ненависть, тогда как в Фее-
се, напротив, царила Венера. Сам суровый барон
приносил жертвы богине. Мари Атенаис дико ре
вновала мужа, который, несмотря на семерых де
тей, казалось, так мало для нее значил. Как-то
летом они пригласили кузину из Арраса, молодую
вдову, чтобы развеять ее печаль. Прошло немного
времени, и баронесса, войдя неожиданно в ком
нату гостьи, застала мужа в объятиях блондинки.
Не удостоив любовников чести взглянуть на них
еще раз, Мари Атенаис направилась к шкафу, ши
роко распахнула его, схватила в охапку платья,
туфли и шляпы и швырнула их в раскрытый чемо
дан сговорчивой кузины. В то время как барон по
тихоньку скрылся, красавица бросилась защищать
1 В переводе с французского L'espagnol — испанец .
329
свое добро. В последовавшей свалке несколько
предметов из несессера приглашенной вылетели в
окно. Мари Атенаис позвала лакея, чтобы связать
чемодан, велела запрягать и за руку довела кузи
ну до подножки кареты, позволив ей только подо
брать расческу и зеркало с серебряной ручкой,
упавшие в траву.
Мишель вспоминал, как она дала оплеуху слу
ге, подававшему за столом с грязными руками;
правда, через мгновение беднягу позвали, чтобы
подарить остатки коньяка, который он мог бы рас
пить с товарищами. Дети этой фурии любили ее,
не строя на счет матери иллюзий. В один прекрас
ный вечер, когда в дом был приглашен сосед по
деревне, Бодуэн, старший сын взял с вешалки
пальто и шляпу гостя, вырядился в них и, про
скользнув на террасу, куда по обыкновению уда
лилась Мари Атенаис, чтобы докурить сигару,
нежно обнял ее за талию. Пощечину Бодуэн по
лучил, лишь открывшись, кто он.
Две старшие дочери были, как и мать, особами
