Преступления никакого — руками они меня не трогали, но от этого не легче.
— Симпатичная она у тебя. И уже не боится. Можно, я ей половину своего десерта отдам? Я всё равно не хочу, а она, как девушка, наверное, сладкое любит.
Хозяин усмехнулся, обернулся ко мне и усадил себе на колени:
— Садись уж, нечего за моей спиной маячить. Булочки с кремом тебе можно, не располнеешь. Давай тарелку, Фрейя.
— А можно я сама? — мне не хотелось, чтобы он кормил меня с рук.
— Можно. Бери, сколько хочешь.
Я съела больше половины, но меня никто не остановил.
Норн спокойно доедал свой яблочный пирог, а норина допивала чай, с интересом посматривая на меня.
— Ну, сыта?
Я чуть не поперхнулась, поспешив убрать руки от тарелки.
Хозяин рассмеялся и легонько подтолкнул меня, намекая, что пора вставать.
Остаток дневного перехода норн провёл вместе с нами в экипаже.
Разомлев после плотного обеда и бокала вина, который мне всё-таки налили, я дремала, положив голову на колени хозяину.
Мне снился солнечный день, пшеничное поле, и я, совсем маленькая девочка, в салатовом платье.
Проснувшись, поняла, что полулежу на сиденье, но головой на плече норна. Его рука лежит на моей талии. Я одну подложила под щёку, другую доверчиво закинула ему на спину.
Заметив, что я проснулась, хозяин погладил меня по волосам.
Я быстро выпрямилась, извинилась, вызвав улыбку на лицах обоих, и снова заняла своё место у ног норна.
Вечером въехали в какой-то городок, вроде того, что был неподалёку от имения хозяина.
Мне поручили заняться комнатами и вручили деньги, а норн со спутницей сразу направились ужинать.
Это был соблазн — одна, с кошельком, полным серебрушек и цейхов, в одежде, скрывающей рабий браслет, без охраны — вся она дружно пила элей у барной стойки.
Глубоко вздохнув, я направилась к конторке владельца гостиницы, сняла две комнаты (о слугах мне ничего не говорили, значит, позаботятся о себе сами). Забрала ключи и перенесла саквояж норины Багонсор наверх. Вроде бы всё, можно спуститься вниз и поесть, но я почему-то так не сделала.
Спрятала кошелёк в белье, осторожно выглянула в коридор и, поколебавшись, открыла саквояж норины. Мне нужна была шпилька: я надеялась, что она испортит браслет, нарушит его связь с пластиной.
Но сначала я в который раз попыталась его снять. Разумеется, неудачно, хотя шпилька, кажется, сумела немного разомкнуть застёжку. Не став продолжать, в нескольких местах царапнула металл.
Медленно, стараясь не привлекать внимания, вышла в коридор, спустилась по лестнице и вышла во двор. Вокруг много людей, меня не запомнят и не заметят, а с такими деньгами я быстро доберусь до нужного места и уговорю какого-нибудь кузнеца избавить меня от этого жуткого браслета.
Но куда бежать? Хозяин рядом, уже через пару минут он меня хватится, позовёт солдат…
Раньше я утверждала, что не буду так глупа, как те, кого секли на площади Слёз, а теперь понимала, как может пьянить близость свободы.
Достав пару цейхов и крепко сжав в кулаке, я направилась к двум собиравшимся уезжать всадникам.
— Далеко направилась, зелёноглазка?
Хватился, и раньше, чем я думала.
Сердце обмерло от страха. Хорошо, что в этот момент он не видел моего лица.
Нужно было срочно придумать правдоподобную ложь. Что, что я могла делать во дворе?
Рука хозяина легла на моё плечо и развернула к себе. Янтарные глаза впились в меня, губы сжались.
Было больно, и, чувствуется, будет ещё больнее.
— Что-то не так, хозяин? — я постаралась выдавить из себя улыбку.
— Тебе виднее. Мечтаешь о двадцати трёх ударах плетью? Но кто сказал, что их будет, скажем, не тридцать?
— Вы всё не так поняли, хозяин, я не собиралась бежать. Я просто вышла во двор подышать свежим воздухом. У меня разболелась голова. Вот ваши деньги, комнаты я сняла, саквояж вашей спутницы занесла.
— Всё никак не могу понять, лжёшь ты мне или нет? — он отпустил меня.
— Клянусь Небесными заступниками, я честна перед Вами, хозяин. Вы очень добрый, заботливый, мне очень повезло, что я попала к вам.
Давать подобные клятвы я не боялась: верила и поклонялась только Шоану. А вот вторая часть фразы — чистая правда: мне не в чем было его упрекнуть.
— Хорошо, я тебе верю, — голос его потеплел. — У меня нет поводов не доверять тебе. Но, Лей, в следующий раз спрашивай разрешения. У Фрейи есть порошок от боли, выпьешь. И бокал красного вина — тоже помогает. Наказывать не стану, но это в первый и последний раз. Цени мою доброту!
Я потянулась к его руке, чтобы поцеловать, но хозяин не позволил, взъерошил мне волосы и притянул к себе. Неужели поверил?
Шоан, как же хорошо, что я не успела уйти со двора, не подошла к конюшне! А так сижу за столом, на этот раз за одним столом с норнами, ем то же, что они. Периодически отвлекалась на то, чтобы собрать пустые тарелки, наполнить бокалы, помочь подавальщице расставить блюда.
Странно, но хозяин не остался на ночь с нориной Фрейей, он провёл её со мной. Как и все последующие. Тогда-то я стала замечать, что хозяин ведёт себя с нориной не как с Дорраной — более сдержано, никогда не целует в губы, даже если никто, кроме меня, этого не видит. Видимо, я ошиблась, приписав им любовную связь. Либо она носила другой, менее страстный характер, чем с прежней любовницей.
В имении дяди хозяина всё окончательно прояснилось: норн просто сопровождал норину Багонсор. Молодой девушке благородного происхождения неприлично путешествовать одной, да и небезопасно. Двоюродный дядя (родной дядя хозяина) пригласил её погостить у себя и, кажется, хотел познакомить с кандидатом в женихи. Подробностей я не знала, да и не желала знать.
Мы пробыли в имении дяди норна больше, чем планировали — виной всему охота, которую устроил барон. На неё собирался весь цвет местного общества. Длилась она целую неделю, и всю эту неделю я была предоставлена сама себе.
Жила в комнате хозяина, спала на его постели, в изножье, если одна, и на подушках, если с ним. Чаще без него, потому что на охоту он меня не взял — слишком опасно, а охотники далеко углубились в окрестные леса и поля, поэтому ночевали не в замке, а либо в охотничьих домиках, либо в деревнях.
К слову, некоторые взяли с собой торх. А меня вот оставили… И правильно — одну девушку ранил зверь.
Развлекали и обслуживали господ хыры, как мужского, так и женского пола. Именно тогда я близко познакомилась с мальчиками-наложниками. Бедные несчастные подростки! Все красивые, стройные, лет по четырнадцать-пятнадцать. Наложников старше шестнадцати я не видела: видимо, становились слишком грубы для хозяев, либо просто не доживали. Они по утрам так странно ходили, будто прихрамывали, на шее — синяки, руки частенько в кровоподтёках. Глаза вечно испуганные.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
