Управляющий кивнул, похоже, не понимая, о чём он говорит. Признаться, я тоже не понимала, но не особо переживала — бежать не собиралась.
— Ну, бери свою котомку, у ворот подожду, — кивнул мне будущий маг и запрыгнул в седло. — Учти, жду пять минут и уезжаю.
Ждать ему не пришлось вовсе — всё, что нужно, было при мне.
Я шагала у стремени Тьёра, стараясь не замочить ноги. Сугробов навело много, так что это было нелегко. Но попроситься на лошадь я не могла — не мой хозяин.
— Что тебе в деревне-то понадобилось? — ученик мага остановился и протянул мне руку: — Залезай, а то простудишься. Мне твоя простуда дорого встанет.
— Спасибо, — я не стала отказываться, только не знала, куда мне сесть: впереди всадника или позади. Оказалось, что сидеть мне предстоит на крупе. И осторожно, чтоб не упасть, обнимать араргца. Думаю, он специально так меня усадил. — Вы так добры ко мне, простой рабыне.
— Так не только я, — усмехнулся Тьёр. — Глядя на тебя, и не скажешь, что рабыня. Такая ухоженная, не запуганная, в добротной шубке, с колечком на пальце… Хозяин подарил?
Я ответила утвердительно, заверив, что мне очень повезло с владельцем.
Мы разговорились о моей жизни в Арарге и той, что была до рабства. В ответ собеседник поведал мне кое-что из своей жизни: сын мага и чужестранки, которую тот привёз из одного из походов королевской армии. Но ни пленной, ни рабыней она не была: отец Бьёрна, батальонный волшебник, спас будущую супругу от серых хищников во время одного из переходов по дружественным странам.
Отчасти происхождение объясняло его отношение к таким, как я, но всё же не до конца. Волшебники, они ведь высокомерные, на авердов-то смотрят свысока — а тут торха… Впрочем, Тьёр со мной не откровенничал, даже фамилии не назвал.
Потом он надолго замолчал, погрузившись в созерцание окрестностей. Только на въезде в деревню решилась спросить:
— А контур вы когда будете ставить?
Маг рассмеялся:
— В первый раз вижу, чтобы сами об этом просили! Ничего я ставить не собираюсь — долго и не уверен, что выйдет. Ты через два года обращайся — всё в лучшем виде сделаю. Я просто вещь одну тебе на платье приколю — снимать не вздумай, а то такой шум поднимется! По ней и буду знать, где ты.
— А как? — простодушно поинтересовалась я.
— Магия, — пространственно ответил Тьёр. — Ну, слезай, приехали! Тебе что в деревне надо-то? Вроде кормят, поят, одежду покупают… Сегодня день не рыночный, лент не купишь.
— Мне не для себя надо, — скороговоркой ответила я и сползла в снег с лошадиного крупа. И обмерла, увидев виселицу. Вернее, сразу две. На одной болтался скелет, а на другой — какой-то человек.
— Не обращай внимания, просто преступник, — равнодушно прокомментировал Тьёр, проследив за моим взглядом. — Бродяга.
Бродяга… Значит, аверд. Значит, и авердов вешают. Но перед этим не бьют до смерти.
Пока я с испугом рассматривала раскачивающийся на ветру труп, маг порылся под плащом и вытащил какую-то булавку. Согрел её теплом ладоней, а потом неожиданно взял меня за руку, снял перчатку и укол мне палец. Я вскрикнула и отшатнулась.
Не обращая внимания на моё поведение, Тьёр что-то прошептал над булавкой. Та сверкнула и на миг изменила цвет. Потом повернулся ко мне и протянул платок:
— На, палец перевяжи. Булавку к платью прикрепи. Заговора на час хватит, но дольше мы тут и не задержимся.
Я послушно выполнила его указания и посторонилась, пропуская всадника. Сама же пошла по его следам, то и дело вынужденная прижиматься к обочине, отступая в сугробы, чтобы могла проехать повозка или пройти группа людей.
Рынок в деревне всё же был. Но не обычный, а рабовладельческий. На базарной площади продавали десяток хыр обоих полов. Мужчины были закованы в колодки и, несмотря на лёгкий мороз, оголены по пояс, женщины прикованы цепью за ногу к бревну. Все простоволосые и босые. К ним периодически подходили, осматривали зубы, глаза, состояние кожи, интересовались у продавца, что умеют делать. Деал лениво отвечал, жуя табак, и временами одаривал ударами бича тех, кто вздумал плакать или жаловаться на холод. Женщин, правда, били меньше.
При мне купили двух рабов: мужчину и женщину. У мужчины пощупали мускулы и проверили спину — хыр с больной спиной ничего не стоит. Женщину осматривали тщательнее, почти так же, как меня врач перед торгами, а стоявший рядом торговец заверял, что она ничем не больна, рожала всего дважды, работящая и послушная.
Я отвернулась, чтобы не видеть этой гнусной сцены, и наткнулась взглядом на других хыр, но уже имевших хозяев. Дрожа от холода, они таскали воду. У одной было обожжено лицо.
— Эй, поторапливайся, шельма, тебе ещё бельё стирать, — в дверях постоялого двора показался усатый араргец.
При звуке его голоса одна из хыр вздрогнула и чуть не уронила ведро в колодец.
Хозяин это заметил:
— Осторожнее, безрукая тварь! Утопишь — зад под решето распишу.
Когда хыра проходила мимо, сгибаясь под тяжестью вёдер, он наградил её руганью и подзатыльником.
Мне стало жаль её, но, памятуя прошлое, я предпочла пройти мимо. У меня всего час, а за него ещё нужно уломать аптекаря продать мне капли и купить в довесок каких-нибудь трав, чтобы было, что ответить, если спросят, что я делала в деревне. А ведь обязательно спросят.
Я сказала, что покупаю не для себя. А для кого? Хозяина? Глупо. Он здоров, как бык, даже бессонница прошла. Для кого-то из слуг? Но они со мной почти не разговаривают и не станут ничего просить. Сама себе задала задачу!
И тут меня осенило: порошок от головной боли! Я же постоянно на неё жаловалась, лишая хозяина удовольствия. Так что можно сказать, что я не для себя его беру. А ещё можно зайти к пекарю и приобрести в подарок Карен немного местного лакомства.
Я начала с аптекаря, по совместительству местного врача.
Вошла, будничным тоном поздоровалась, пожаловалась на головную боль и получила дешёвый, но действенный травяной сбор. Потом протянула рецепт.
Аптекарь долго изучал его, придирчиво вглядываясь в каждую букву, а потом поинтересовался, почему госпожа не привезла капли из города.
— Я не знаю, господин. Она просто велела их купить.
Я начинала нервничать: кажется, аптекарь что-то заподозрил. Сейчас попросит показать руку и узнает, что я не служанка.
Но не попросил, поморщился, но продал, правда, рецепт оставил у себя. Это плохо. Хотя, не станет же он спрашивать норину, пьёт ли она капли? Во всяком случае, хотелось бы надеяться, что не станет.
— О, а вот и ты!
Сердце ушло в пятки. Побледнев, я чуть не выронила пузырёк, но вспомнив, что за мной наблюдают, туманно намекнула, что это связано с женским здоровьем.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
