— Они дразнили Луливера, Мам!
— Пусть его дразнят, — произносит ледяной голос, и я поворачиваюсь, чтобы увидеть сидящую на качелях королеву фэйри. — Он рожден, чтобы быть сломленным.
Сцена меняется. Дети превращаются в гоблинов и бесов, их черты искажаются во что-то отвратительное. Природа претендует на парк, захватывая скалодром, качели, тоннели. Это должно быть красиво, но кажется, что здесь темно, как на кладбище.
Существа бросаются к Луливеру, дергают его за перья, вырывают их и бросают на землю. Кровь забрызгивает траву и, высыхая, превращается в пепел и пыль. Воздух становится серым, а мальчик кричит.
Внутри меня взрывается паника. Я хочу помочь ему, но не могу. В моей руке появляется золотая рапира.
Зера смеется. Высоким, жестким смехом.
— Ты не можешь ею пользоваться, — говорит она. — Ты никогда не станешь по-настоящему одной из нас. Ты рождена, чтобы умереть.
Я резко просыпаюсь, Аид склонился надо мной. Я снова заснула в его постели.
— С тобой все в порядке? — спрашивает он.
— Кошмар, — говорю я ему. — Дети были грубы с тобой. Кроме того, твоя мать, возможно, разрушила мир.
Он фыркает.
— Приоритеты, Сефи.
— Нет, — говорю я, наклоняясь, чтобы быстро чмокнуть его в губы.
Он выглядит совершенно сбитым с толку этим ощущением, и я пользуюсь моментом, переворачивая его, чтобы осмотреть рану. Поверхность зажила, оставив лишь шрам, но кожа вокруг все еще сморщенная и красная.
— Как ты себя чувствуешь? — спрашиваю я его.
— Словно на мне сидит красивая девушка…
— Это не ответ.
— Мне правда нужно снова туда пойти…
— И это тоже не ответ. И если ты выйдешь туда и снова пострадаешь из-за того, что не сможешь защититься, я сама тебя убью.
Он бледнеет.
— Это ложь, Луливер. Это значит, что я забочусь о тебе.
— Верно, — говорит он, будто не совсем уверен.
— Итак, повторяю, как ты себя чувствуешь?
— Хорошо, — надувает он губы, смягчаясь, — все еще немного устало. И будто… не могу слишком много двигаться.
— Еще один день в постели, — заявляю я, натягивая одеяло, а сама выбираясь из-под него.
— Ты не останешься со мной?
— Хочу принять душ. Я мерзкая.
— Нет, это не так.
Я качаю головой.
— На тебе очаровательные розовые очки, но я приму душ.
— Мне бы не помешала ванна.
— В своем нынешнем состоянии ты утопишься в ней.
— Нет, если ты будешь со мной.
Я поворачиваюсь, чтобы скрыть румянец, жалея, что не спала в чем-то большем, чем в нижнем платье.
— Сефи?
— Хорошо, — говорю я, — но мы не пойдем полностью голыми.
Он вздыхает.
— Справедливо, — говорит он. — Полностью обнаженная, ты не сможешь передо мной устоять.
Я издаю писк. Он выгибает бровь.
— Ну, я девственница, — говорю я. — Просто… выкладываю все, как есть.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Его глаза расширяются, совсем чуть-чуть.
— Вы с твоим парнем никогда…
— Это и значит «девственница»… — я делаю осторожный вдох, качая головой. — Мы не пробыли вместе так долго, и были еще юнцами. Скрываться от родителей тоже непросто. Ни один из нас не был вполне готов, и все закончилось до того, как что-то в наших отношениях успело поменяться.
— Тебе не нужно объяснять…
— Я хочу. Хочу все тебе рассказать.
Он делает паузу.
— Я тоже хочу все тебе рассказать, — на мгновение он отводит взгляд. — Нам не нужно ничего делать, если ты чувствуешь себя хоть немного некомфортно…
Я наклоняюсь и целую его.
— С тобой, если это когда-нибудь и неудобно, то только в хорошем смысле. Новом и захватывающем. А теперь, дай мне несколько минут, чтобы наполнить ванну и разобраться с нашим завтраком.
Он ухмыляется.
— Ванна уже течет.
— Перестань впустую тратить свою магию! И нам все еще нужен завтрак. Не вызывай его!
— Как прикажет моя леди…
Мы оба вздыхаем, по совершенно разным причинам, и я выхожу из комнаты, чтобы приготовить завтрак. Я передаю его ему, и сама откусываю пару кусочков, пока проверяю ванну, прежде чем вернуться в свою комнату, чтобы покормить Пандору. Она мяукает, требуя внимания, и я уделяю ей несколько минут, пока чищу зубы и надеваю нижнее платье, которое не носила несколько дней подряд, прекрасно понимая, что скоро оно промокнет.
Я расчесываю волосы, но, по-моему, от этого только хуже.
Проверяю ванну. Она почти полна, так что я возвращаюсь в комнату Аида. Он прислонился к стене. Я ныряю под его руку, принимая на себя часть его веса.
Он улыбается.
— Кто-нибудь когда-нибудь говорил тебе, что ты удивительно сильна для смертной?
— Нет, — говорю я, смеясь и вспоминая все те случаи, когда Либби била меня. — К сожалению, думаю, это больше отражает твое нынешнее состояние.
— О, это немного ранит, — он пытается подавить стон, когда я тащу его из комнаты. — Ты изменилась?
— Нет.
Не уверена, верит ли он мне, то ли он привык к моей способности лгать, то ли настолько привык к тому, что люди этого не умеют, что не ставит слова под сомнение. Мы шаркаем в ванну. Сначала я опускаю его, а затем сажусь, чтобы скользнуть туда самой.
Аид хватает меня за ногу раньше, чем я успеваю это сделать, его глаза расширились.
— Что случилось с твоим коленом?
Наверное, старое нижнее платье было длиннее, или в последние дни я провела слишком много времени в его постели.
— О, я упала, когда шла за Эметрией.
— Это было несколько дней назад!
Я пристально смотрю на него.
— Ты правда не знаешь, сколько времени смертным требуется на исцеление, да?
Он качает головой.
