руку и отошел на несколько шагов, давя на своем пути цветы.
– Я не могу, – громко сказал он, не оборачиваясь ко мне.
– Что не можешь? – отчаянно спросила я, испуганная его поступком.
– Не могу убить тебя. Нет, я могу убить тебя, это легко! Это легче, чем сломать этот дурацкий цветок! – Он ударил ботинком по большому красивому маку, и тот, поверженный и потерявший все лепестки, безжизненно склонился к земле, поломанный надвое.
– Тогда почему ты остановился! – воскликнула я, боясь, что Грейсон не убьет меня, и мои страдания продолжатся.
– Я хочу убить тебя, но не сегодня, не сейчас, – бросил он мне. Его голос был холодным и жестким. – Попроси меня помиловать тебя.
– Нет! – мрачно откликнулась на это я.
Грейсон обернулся, и я увидела, что он был ошарашен своим поступком не менее меня. Его глаза горели лихорадочным огнем, и он зашагал передо мной, как маятник, бросая на меня полные ненависти взгляды.
– Я мог убить тебя уже много раз, и много раз собирался это сделать! Но в самый последний момент что-то сдерживало меня. Не понимаю, что в тебе есть такого, что заставляет меня отказываться от своих замыслов! Я собирался убить тебя еще тогда, когда ты проиграла мне, и тогда, когда ты не надела чертовы туфли! И сейчас я тоже не могу покончить с тобой! Я – идиот… Идиот! Нужно убить тебя, пока не поздно. – Он подошел ко мне, резко схватил меня за шею, притянул к себе и наклонился к сонной артерии, но вдруг резко оттолкнул меня. – Нет, не могу. Что со мной происходит? Что ты со мной сделала, чешская ведьма? Будь ты проклята!
– Почему? – этот вопрос вырвался из самого моего сердца. Я не понимала, что происходит! Он не может убить меня?
– Потому, что я смотрю на тебя и думаю о том, как ты прекрасна в своей верности и своем самопожертвовании. Ты готова умереть для того, кого любишь, хотя прекрасно знаешь, что ему на это плевать.
– Седрику не плевать! – вырвался у меня возглас возмущения.
– Его жизнь ты ценишь выше своей, хотя знаешь, что он все равно никогда не умрет. Но ты готова умереть для него, и это прекрасно, Вайпер!
– Какой бред… Брэндон, ведь это бред! Ты не можешь убить меня из-за этого? – Я изумленно рассмеялась. – Надо же! Жестокий лорд Грейсон не может убить какую-то смертную! И это ты столько раз пугал меня смертью и шантажировал Седриком? И что сейчас? Ты болен?
– О, поверь, я явно не в своем уме, – мрачно усмехнулся на это он. – А может, мне завести свою личную смертную? Она любила бы меня и не посмела бы и пискнуть против моей воли!
– У тебя они были! Целые толпы тех, кто любил тебя! А что делал ты? Ты закрывал и заставлял их гнить в подвале! А потом убивал! Вот, что ты делал! И ты говоришь о любви? Да как ты вообще смеешь произносить это слово! – взорвалась я, возмущенная его эгоистическими словами.
Вампир громко рассеялся.
– Глупая девчонка! Это была всего лишь влюбленность! Согласись, любовь и влюбленность – два разных слова, – это, во-первых, а во-вторых, как только они видели мое истинное лицо, то орали так, что у меня лопались перепонки. Они были просто глупышками, бесхребетными созданиями, попавшими в плен к злому охотнику!
– Ты чудовище! Ты недостоин любви! – воскликнула я, решив спровоцировать его и получить желанную смерть.
– Недостоин? – холодно усмехнулся вампир. – А как же сказал Бог: «Каждой твари по паре». Что ты на это скажешь, милая?
– Да, недостоин! Ты живешь в этом мире более трехсот лет, но до сих пор один! Знаешь почему? Потому, что у тебя гнилое сердце и гнилая душа, ты жесток и бессердечен, и живешь тем, что заставляешь людей страдать! Такие, как ты, не заслуживают права быть любимыми!
– Я не хочу убивать тебя сейчас, но быть с Седриком ты не можешь. Не должна. Но я знаю, как все решить. Я должен был сделать это еще в первый же день нашего знакомства. – Грейсон достал из кармана своего черного пиджака телефон.
По моему телу пробежал холодок ужаса: он собирался рассказать другим вампирам о преступлении Седрика!
– Нет, не надо! – вырвалось у меня. Я бросилась к нему и машинально потянулась к телефону, пытаясь забрать его, но вампир схватил мою руку и притянул меня к себе.
– Я не вправе решать твою судьбу… Хотя, черт побери, нет! Я вправе это сделать! Все они были слепы, и, только благодаря мне, ваша связь с Седриком раскрыта, – говорил он, набирая номер и не обращая внимания на то, что я безуспешно пыталась вырваться из его рук. – Но так, как из-за своего проклятого мягкого сердца я не могу убить тебя, то полностью снимаю с себя ответственность и передаю ее Маркусу.
Вампир с жарким блеском в глазах посмотрел на меня.
– Конечно, я мог бы оставить тебя себе. Но нет, я не могу позволить себе привязаться к кому-либо. Ты и так превратила меня в тряпку. Но ты можешь быть моей, Вайпер. Если ты добровольно останешься со мной, я клянусь, что не убью тебя и забуду о Моргане. Тогда, в комнате, когда я прилетел из Чехии, я еле сдержал себя. Ты не зря испугалась: я желал тебя неистово! Ты превратила меня в психа. Ты будешь со мной. Я желаю тебя так, как не желал ни одну женщину в этом чертовом мире!
Я слушала его, широко раскрыв глаза от удивления.
Он чувствовал ко мне непреодолимое вожделение? Он хотел изнасиловать меня в ту ночь? Нет… За что я заслужила эту муку?!
Грейсон схватил меня за руки и притянул к себе.
– Ты будешь послушной, и я прощу тебе то, что ты сделала со своими волосами. Ты останешься со мной! – нетерпящим возражения тоном сказал он.
– Лучше умереть тысячу, нет, миллион раз, чем терпеть твое насилие! Я люблю Седрика и никогда не изменю ему! Помнишь, ты спрашивал, был ли он моим первым мужчиной? Да! Был! И всегда будет первым и последним, единственным в моей жизни! А ты… Твои прикосновения вызывают у меня только жгучее отвращение! Я ненавижу тебя и лучше умру, чем стану твоей секс-рабыней! – выкрикнула я ему в лицо.
Даже мысль о том, что Грейсон желал меня как женщину, приводила меня в ужас: Быть послушной? Терпеть его сексуальное насилие надо мной? Лучше убить себя! Повеситься! Утопиться!
Грейсон громко рассмеялся и оттолкнул меня от себя.
– Черт, Брэндон, до чего ты докатился! Хочешь трахать эту глупую смертную! Как будто тебе не хватает вампирш! – сквозь смех воскликнул он. Через несколько секунд он приложил ладонь к глазам и пробормотал себе под нос: – Черт! До чего
