Борис Суварин — член ЦК Французской компартии (изгнанный из неё по настоянию ИККИ в конце 1924 года) и редактор газеты «Юманите», последователь и пропагандист взглядов Троцкого, непредвзято охарактеризовал экономическую ситуацию в СССР так:
«Фабрики, которым с трудом удавалось сбывать производимые ими продукты, вынуждены были замедлить темп производства и лишились возможности регулярно выплачивать зарплату. Выплачиваемая со значительным опозданием и в обесцененной валюте заработная плата не удовлетворяла потребностей рабочих, количество безработных росло. Продукты промышленности становились недоступными для рабочей и крестьянской массы. Результатом этого было недовольство, вылившееся в некоторых городах в форму стачек.
В сентябре месяце ЦК партии назначило специальную комиссию (по «ножницам». — Ю.Ж.) для обследования положения и изыскания способов выхода из него. Комиссия эта признала одной из главных причин кризиса присущую промышленным единицам (тресты и синдиката) тенденцию к чрезмерному повышению прибыли в целях наискорейшего создания оборотного капитала, иными словами — стремление к слишком быстрому “первоначальному накоплению”. Она сочла нужным понизить доходность и заставила таким образом соответственно понизить цены, она рекомендовала также сильное сокращение “общих расходов”, более экономную и менее бюрократическую организацию дела продажи и т.д. Одновременно с этим она принимала меры по стимулированию зерна, дабы поднять цены на него на внутреннем рынке.
Меры эти в результате замедлили рост кризиса, значительно ослабили его остроту, несколько сблизили концы “ножниц”.
Но они бессильны были разрешить коренным образом великую проблему русского народного хозяйства — проблему производства»{317}.
И вот только 22 декабря в ПБ нашли силы приступить к решению задач экономического развития. Получили, наконец, от Рыкова проект резолюции, ставший результатом длительной работы комиссий по «ножницам», по зарплате. Проект, который следовало обсудить в ПБ, вынести на пленум, назначенный на 12 января, и 13-ю партконференцию, созываемую 14 января{318}. Но тут все снова приостановилось.
В половине третьего дня Сталин направил Троцкому телефонограмму. «Сегодня, 22 декабря, — говорилось в ней, — в шесть часов вечера, по только что полученному предложению т. Рыкова созывается Политбюро для рассмотрения проекта резолюции ЦК по хозяйственным вопросам. Можете ли присутствовать на заседании или не следует ли собраться у вас? Проект резолюции будет сию минуту разослан членам Политбюро. Может быть, вы прислали бы письменные замечания к проекту? В таком случае можно было бы отложить заседание Политбюро дня, скажем, на два».
Троцкий не принял руку примирения. Отклонил предельно вежливо выраженное предложение. Также телефонограммой ответил: «Сейчас у меня температура 38. Вчера посетивший меня врач настойчиво рекомендовал не участвовать ни в каких заседаниях. Тезисы прошу мне немедленно прислать. Обязаться дать заключение в двухдневный срок не имею возможности, так как большую часть времени вынужден проводить, лёжа на веранде. Постараюсь дать заключение как можно скорее»{319}.
Но и тогда, несмотря на саркастический ответ, Сталин попытался добиться дружной и согласованной работы в ПБ. Не забыл он и о том, что именно Троцкий на 12-м съезде делал доклад «О государственной промышленности», не раз возвращался к вопросу о наиболее рациональной организации наркоматов, связанных с народным хозяйством. Поэтому по его предложению ПБ решило 23 декабря «обсуждение проекта отложить до поступления замечаний т. Троцкого». Но сделало важную оговорку: «Ввиду того, что следующий после вторника (25 декабря. — Ю.Ж.) номер газет ввиду рождественских праздников может выйти только в пятницу, 28 декабря, просить т. Троцкого представить свои замечания до пяти часов вечера понедельника, 24 декабря»{320}.
Мотив условия был весом — резолюцию следовало опубликовать не позже 25 декабря, чтобы у делегатов партконференции было достаточно времени её обсудить. Всё же Троцкий пренебрёг настойчивой, обоснованной просьбой. 24 декабря уведомил Секретариат:
«Тезисы об экономической политике получены мною вчера в три часа дня. Полагаю, что другие члены Политбюро имели возможность ознакомиться с ними в процессе их выработки, иначе не представляю себе, как можно принять тезисы по столь важному вопросу в такой короткий срок. Во всяком случае, я за имевшиеся в моём распоряжении два-три часа едва успел прочитать тезисы один раз. Для тщательного ознакомления с текстом, для наведения некоторых справок и формулировки поправок мне при моей нынешней работоспособности понадобилось бы, вероятно, не менее недели. Не считая себя вправе требовать задержания опубликования тезисов, которые Политбюро считает спешными, я не вижу для данного момента другого выхода, как не участвуя в голосовании сохранить за собой право внести в Политбюро ЦК необходимые поправки»{321}.
Поставленное перед таким фактом, ПБ в тот же день вынуждено было принять следующее решение: «Резолюцию в целом утвердить с поправками, принятыми на заседании (принято единогласно). Опубликовать резолюцию завтра в печати. Ввиду заявления тов. Троцкого, что он не может дать свои поправки, т.к. получил проект резолюции лишь 23.12 в 3 ч. дня, поручить Секретариату разослать членам Политбюро письменную справку, основанную на документальных данных, о том, что проект резолюции был послан тов. Троцкому одновременно с другими членами Политбюро»{322}.
Во исполнение этого решения Сталин 25 декабря направил членам ПБ записку, в которой, в частности, отмечалось: «Ссылка т. Троцкого на его малую работоспособность, требующую для предоставления поправок к тезисам «не менее недели», не убедительна, ибо именно вечером 24 декабря (последний срок предоставления в Политбюро поправок к тезисам) т. Троцкий прислал в «Правду» большую статью о внутрипартийном положении в 12 страниц (действительно, 28 и 29 декабря газета опубликовала две статьи Троцкого из цикла «Новый курс». — Ю.Ж.), что отнюдь не свидетельствует о падении работоспособности»{323}.
Уже после утверждения резолюции Троцкий всё же передал две поправки. О них Сталин рассказал в ходе январского пленума:
«Первая поправка касалась того пункта, где говорится о победе рабочего класса на Западе в промышленных странах и усилении международной революции как о факторе, могущем ускорить дело развития нашей индустрии и ослабить её зависимость от нашего сельского хозяйства. Он предложил смягчить во избежание возможных придирок со стороны буржуазных правительств.
Мы эту поправку приняли и смягчили.
Каменев: Мы сказали вместо “победа” — “только коренные изменения”.
Сталин: Вторая поправка т. Троцкого касалась вопроса о внутренней торговле. В резолюции мы сказали: “Регулирование частного накопления должно достигаться мерами налоговой политики”, а в предыдущем проекте говорилось: “Налоговая политика должна быть построена таким образом, чтобы большую часть прибыли переводить в государственную казну”»{324}.
…Тем временем битва за право стать истинным истолкователем сущности внутрипартийной демократии всё никак не могла стихнуть. И потому «Правде» пришлось продолжить публикацию материалов конфликтовавших сторон. 28 и 29 декабря — двух новых глав теперь уже книги Троцкого «Новый курс», 22 декабря — ответа разобиженного сталинским фельетоном Рафаила, 10 января — язвительного памфлета Осинского «О вывозе, ввозе, торговом балансе, товарной интервенции и сумасшедших пустяках», не оставившего камня на камне от псевдо-теоретических построений члена президиума Госплана Ю. Ларина.
Одновременно выплёскивался на полосы «Правды» нескончаемый поток сообщений о том, что такая-то ячейка, собрание бюро ячеек или региональная партконференция высказались в поддержку линии ЦК; 28, 29, 30 декабря, 1 и 4 января 1924 года появился «ответ редакции ЦО (центрального органа, то есть «Правды») т. Троцкому «Долой фракционность!»; 9 января — «Открытое письмо т. Троцкому членов РКП — учащихся ВУЗов и рабфаков», отвергавшее причисление всей молодёжи к оппозиции.
И как бы в заключение, перед открытием пленума, прозвучали «залпы тяжёлой артиллерии». 29 декабря, 3 и 4 января был опубликован доклад Рыкова на собрании бюро ячеек Московской парторганизации, а 30 декабря и 1 января — Каменева, на заседании ответственных работников Краснопресненского района. Они оба уже не вспоминали о дискуссии. Обсуждали текст резолюции ЦК «Об очередных задачах экономической политики». Но если Рыков постарался далеко не отходить от подготовленной им для партконференции речи, то Каменев позволил себе углубиться в проблему. Сразу же «взял быка за рога», стараясь объяснить суть кризиса с точки зрения не только большинства, но и оппозиции:
