Развернул эту страшную для судеб советской власти характеристику: «Кризис, который мы переживаем (а не «переживали», как только что сказал. — Ю.Ж.) не есть кризис бедности или недостатка, а кризис перепроизводства. Кризис избытка крестьянского хлеба, который не может быть реализован на городском рынке, в результате чего низкие цены на хлеб и низкая покупательная способность крестьянства. Эта последняя определяет кризис сбыта предметов нашей промышленности».
Здесь Рыков просто признал очевидное, не сказав ничего нового, О том же самом, да ещё почти год назад, уже говорил Троцкий на 12-м съезде. Тогда же придумав весьма выгодный для пропаганды эвфемизм — «ножницы». Обыденное слово, скрывшее роковое понятие «кризис». Правда, Рыков и не утверждал, что его доклад — откровение. «Уже в той дискуссии, — продолжил он, — которая велась в партийных организациях Москвы, я указывал… это несоответствие дано нам историей. Мы знали его до Октября, когда “только начинала расти наша промышленность”».
Так зампред СНК поставил диагноз и предложил курс лечения: «Изживём мы» кризис “увеличением числа рабочих, увеличением нашей промышленности, электрификацией страны. Для этого нужно накоплять средства и каждую копейку вкладывать, чтобы усилить рабочий класс и усилить промышленность в нашей стране”».
Снова повторил уже известное, сказанное прежде Троцким о «первоначальном социалистическом накоплении». Но как такое сделать, продолжая идти курсом НЭПа, исключавшем такую возможность, не объяснил. Не напомнил, что НЭП выгоден прежде всего для крестьян, для частных торговцев, в общем — для новой буржуазии, но только не для пролетариата. Следовательно, если развивать положение логически, новая экономическая политика не выгодна для РКП, для советской власти. Иначе следует уточнить: что же такое РКП — партия пролетарская или крестьянская, коммунистическая или буржуазная?
Рыков побоялся таких вопросов, ибо честный ответ на них должен был подтвердить правоту не ПБ, а «Рабочей группы». И всё же он невольно свидетельствовал против НЭПа. «За период новой экономической политики, — продолжал он, — и первый период НЭПа одной из главных опасностей, которая стояла перед промышленностью и партией, была опасность распыления квалифицированной рабочей силы. К своему удивлению, когда собирал справки о количестве безработных, я получил цифру около миллиона. Цифру колоссальную». Но тут же поспешил развеять страхи: «Квалифицированных рабочих или настоящего пролетариата… не более 20–25%». Ну, а остальные
— всего лишь служащие, чернорабочие, которых принимать во внимание не стоит.
Как и Каменев в конце декабря — игнорируя единственно настоящие доказательства своей правоты, абсолютные цифры, заявил: «Процесс восстановления хозяйства, который мы пережили за 1923 год, далеко обгоняет темп восстановления хозяйства за любой из предыдущих годов… Кризис топлива, о котором говорили на последнем партийном съезде (кризис Донбасса), изжит… Наши пути сообщения находятся в таком положении, что никаких затруднений в этой области для восстановления народного хозяйства уже нет… Зарплата… повысилась очень значительно за истекший год: по данным хозяйственников — на 87%, по данным профессионалов (профсоюзов. — Ю.Ж.) — на 63%»{329}.
(В прениях главный редактор центральной газеты ВЦСПС — В.В. Косиор опроверг такое утверждение. Сообщил, что реальный рост зарплаты, да и то за счёт металлистов, составил всего 9% при росте производительности труда в 15%{330}.)
Перейдя к вопросу о соотношении сил, о котором в поправке к резолюции говорил на пленуме Пятаков, отметил: «В области промышленности частный капитал никаких позиций не завоевал. Наоборот, в балансе государственной промышленности имеется целый ряд предприятий — мелких и средних, которые без особых забот можно было бы передать в эксплуатацию частному капиталу… Единственная область, в которой частный капитал пустил корни и занял господствующее положение, это розничная торговля». Но и тут поспешил показать выход, содержащийся в резолюции ЦК.
«Основные средства борьбы, — пояснил Рыков, — с частной торговлей в деревне является кооперация».
Коснулся докладчик, но, по его же словам, — мельком вопроса о финансовой реформе, также не вызывавшей у него беспокойства. Мол, в обращении червонцы составляют четыре пятых, а совзнаки — только одну пятую. Вот и надо заменить последние «твёрдым разменным знаком, использовав тот запас серебра, который имеется в распоряжении правительства». Только и всего — выпустить нужное количество серебряной монеты достоинством в рубль и полтинник.
Затем неожиданно разнёс идею Троцкого о роли Госплана. «Я считаю предрассудком, — резко заметил Рыков, — если кто-нибудь думает, что можно в нашей стране — от Владивостока до Петрограда, от Мурманска до Одессы — иметь плановую комиссию в Москве, в ней составлять все планы и из неё управлять»{331}.
Последовавшие прения сразу же выявили две основные позиции. Первую — в поддержку линии ЦК, выраженную в резолюции и вынесенной на обсуждение конференции. Её высказали В.М. Молотов, председатель Петроградского губернского совета профсоюзов Б.В. Емельянов, Ю. Ларин, секретарь Юго-восточного бюро ЦК А.И. Микоян, нарком финансов Г.Я. Сокольников. Их общее мнение сформулировал Каменев:
«Как строить диктатуру пролетариата, — задался он вопросом вопросов, — когда у нас 5–6 миллионов пролетариев (две недели спустя, 30 января, в докладе на Втором съезде Советов СССР он назвал иную цифру — около 1,5 миллиона{332}) со 130 миллионами мужиков, когда мы дали возможность и право мужику жить на основе свободного рынка, на основе купли и продажи? Вот тут и извольте строить социализм. Это труднее, чем написать план. Конечно, нэпманы наживаются и, вероятно, будут наживаться. Мы предлагаем практические меры, которые будут эту наживу сводить к минимуму»{333}.
Так, только своими словами, Каменев повторил третий абзац изначального варианта резолюции, одобренной ПБ и пленумом внесенной на рассмотрение конференции. Содержащий отдельные фразы другой резолюции — принятой 12-м партсъездом по докладу Троцкого:
«Сельское хозяйство, несмотря на то, что всё ещё находится у нас на низком техническом уровне, имеет первенствующее значение для всей экономики советской власти… Наша партия, в то же время, не должна ни на минуту забывать или хотя бы упускать из виду при оценке любого своего шага фактически преобладающего значения крестьянского хозяйства. Не только игнорирование, но и недостаточно внимательное отношение к этому обстоятельству было бы чревато неисчислимыми опасностями как в области экономической, так и в области политической, ибо неизбежно подорвало бы или ослабило бы тот союз пролетариата и крестьянства, то доверие крестьянства к пролетариату, которые для данного исторического переходного периода являются одной из самых основных опор диктатуры пролетариата, охрана и укрепление которых является основным условием устойчивости советской власти, а следовательно, и основной задачей партии»{334}.
Далее следовало пояснение (ещё без учёта последующей правки, предложенной Троцким) о продолжительности такого «исторического переходного периода» — «Только быстрое развитие революционного движения в промышленных странах Европы и победа там рабочего класса могли бы серьёзно ослабить непосредственную зависимость государственной промышленности от состояния крестьянского хозяйства и создать условия более быстрого перехода к социалистическому хозяйству»{335}.
Словом, хотя революция в Германии так и не состоялась, всё равно следует дожидаться её победы. Пока же пролетарской партии необходимо опираться на крестьянство, делая всё для благополучия только и прежде всего его. Тем самым Рыков сформулировал экономическую программу большинства ЦК. Программу Зиновьева, боровшегося за власть, за признание именно его, а не Троцкого, наследником Ленина и бесспорным лидером РКП и страны.
Сторонников таких взглядов пять лет спустя обвинят в «правом уклоне» от генеральной линии партии. Обвинят в том, что они продолжают отстаивать лозунг Ленина: НЭП — это всерьёз и надолго. То есть до победы мировой революции. Осудят за защиту интересов крестьянства, ради которых и был задуман переход к новой экономической политике. За несогласие с проведением форсированной коллективизации, должной послужить источником финансирования индустриализации, нашедшей выражение в пятилетнем плане развития народного хозяйства СССР.
На противоположном политико-экономическом полюсе оказались те делегаты конференции, кто оставался в оппозиции: Г.Л. Пятаков, Е.А. Преображенский, член президиума ВЦСПС Ю.Х. Лутовинов, член президиума Госплана и председатель его финансовой секции В.М. Смирнов. Не предложившие в своих выступлениях что-либо новое. Просто повторявшие уже сказанное как в ходе только что завершившейся дискуссии, так и на январском пленуме.
