Более трудной, опасной и изнурительной работы в Палестине не существовало. В батальоне соблюдался принцип полного равенства. Все его члены, чем бы они ни занимались, отдавали свой заработок центральному комитету.
Рядом с трудовым лагерем в Изреэльской долине молодые рабочие создали квуцу Эйн-Харод, которая обеспечивала им жилье и пищу. Однако вопрос о будущем Эйн-Харода и стал камнем преткновения для рабочего батальона. Многие его участники хотели жить в квуце, чтобы превратить ее в образцовую коллективную ферму. Другие настаивали на том, что не стоит тратить силы и средства на Эйн-Харод, следует стремиться к созданию общенациональной коммуны. Эта утопическая идея далеко превосходила самые смелые планы прежних пионеров из числа сионистов-социалистов. Среди членов рабочего батальона она вызвала жаркие споры. В конце концов взаимные упреки и нападки привели к тому, что в 1926 г. батальон рас-палея. Несколько десятков “экстремистов” вернулись в Советский Союз. Там все они погибли в сталинских чистках 1930-х гг. Те, кто остался в Палестине, вернулись к более “нормальной” жизни и стали со временем своего рода политической аристократией: еще в 1954 г. почти половина ведущих деятелей партии Мапай[182] и треть высокопоставленных чиновников в правительстве и Гистадруте[183] могли похвалиться тем, что в 1920-х гг. входили в романтическое братство Рабочего батальона.
По правде говоря, в большинстве своем иммигранты третьей алии вовсе не стремились в наемные рабочие, это противоречило их социалистическим убеждениям. В основном, они пробовали создавать собственные коллективные поселения — квуцот. Ряд таких поселений продержался некоторое время, но в них в общей сложности состояло всего 860 человек — число не слишком внушительное. Самая большая квуца, Кинерет, насчитывала 58 членов; обычно же в них было не больше десятка работников. У пионеров, трудившихся в такого рода поселениях, до начала 1920-х гг. отсутствовала перспектива на будущее. Лишь третья алия возродила коллективные хозяйства и сделала их одной из форм нарождающегося еврейского земледелия в Палестине. И здесь снова катализатором послужила деятельность Руппина. Руппин, в это время возглавлявший отдел колонизации исполнительного комитета, рассматривал задачу абсорбции “отбросов гетто” как личную цель. Более того, он убедил участников послевоенных Сионистских конгрессов в том, что коллективное сельское хозяйство — главная надежда ишува. Для создания квуцы не требуется почти никаких первоначальных капиталовложений, доказывал Руппин. Она обеспечивает большую эффективность результатов на маленьком участке земли и способна организовать самооборону в отдаленных и небезопасных районах Палестины. Кроме того, по утверждению Руппина, таким убежденным социалистам, какими являются многие иммигранты, другой тип организации все равно не подходит.
Пионеры Рабочего батальона, оставшиеся в Эйн-Хароде, также имели прямое отношение к становлению коллективного землепользования. Создав свое хозяйство и еще одну подобную колонию — Тель-Йосеф, они всячески подчеркивали преимущества большого коллектива, то есть кибуца, перед более скромной квуцой. В 1921 г. в колонии, объединившей Эйн-Харод и Тель-Йосеф, состояло 300 человек — число, небывалое для коллективных сельских хозяйств. Социальные преимущества таких объединений экономически подкреплялись возросшей и более продуктивной специализацией труда. Вскоре стало ясно, что большие кибуцы — жизненно важная составляющая сельскохозяйственного развития ишува. К 1927 г. население Эйн-Харода выросло еще на 200 человек, к нему прибавился ряд меньших кибуцев-“спутников”. В том же году делегаты от этих колоний организовали федерацию Га-Кибуц га-меухад (“Объединенный кибуц”), которая высказалась против маленьких поселений типа квуцы и поддержала широкомасштабную абсорбцию иммигрантов. Примеру Эйн-Харода следовало все больше пионеров. В 1930-х гг. Га-Кибуц га-меухад принял решение позволять колонистам уходить на заработки за пределы своих поселений и наниматься на строительство дорог, в каменоломни и на рыболовные суда.
Однако на протяжении 1920-х и 1930-х гг. по-прежнему существовали и коммуны, которые продолжали упорно сохранять семейственность и замкнутость квуцы (хотя со временем термином кибуц стали обозначаться любые коллективные поселения, большие и маленькие). Этой точки зрения придерживались, например, пионеры Дганьи. Такую же позицию занимали пионеры третьей алии — основатели Гивы, Хефци-Ба, Гинегара и некоторых других колоний. В 1925 г. эти “элитарные” поселения организовали свою собственную ассоциацию — Хевер га-квуцот. Поначалу казалось, что Хевер га-квуцот не будет иметь сколько-нибудь серьезного влияния в кибуцном движении. В то время как другие колонии расширялись, Дганья, Кинерет, Гива и Гинегар находились в состоянии застоя, не развивались в экономическом плане и не принимали новых иммигрантов. Однако положение изменилось в 1930-х гг., когда в Палестину переехала из Польши сплоченная молодежная группа Гордония, названная так в честь А.-Д. Гордона и преданная его идеалам. В 1933 г. Гордония влилась в Хевер га-квуцот, и к федерации маленьких кибуцев вернулась жизнь. В это же время отдельные коммуны начали медленно расширяться. Подобное возрождение выпало и на долю движения Га-Шомер га-цаир. В 1927 г. четыре поселения, основанных этим движением, организовали федерацию Га-Кибуц га-арци. В последующие годы коллективы этой федерации прославились в Палестине своей идеологической убежденностью и интеллектуальной активностью. Однако, сохранив многое из своего былого радикализма, эта федерация тоже начала расширять свои поселения и постепенно отошла от первоначальных утопических представлений о коммуне-семье.
Во многих отношениях 1920-е гг. были кризисным этапом в развитии кибуцев. В этот период не наблюдалось значительного роста коллективных хозяйств, а их экономическое положение оставалось неблагоприятным. Основывались новые поселения, но при этом распадались старые. Доходы были меньше расходов. Но в 1930-х гг. с новой волной иммиграции в кибуцах появились свежие силы, и надежды возродились. Внутренний динамизм способствовал признанию кибуцного движения в Европе. К 1939 г. благодаря иммигрантам пятой алии население кибуцев возросло до 25 тыс. человек — их члены, работавшие в 117 коллективных хозяйствах, составляли 5,2 % численности ишува.
Почему же такое количество иммигрантов предпочло путь коллективизма? Ведь в 1930-х гг. жизнь в кибуце была еще трудной и суровой: она требовала от человека упорного труда и готовности ограничивать себя во всем. Однако коллективизм, как мы уже говорили, был обусловлен не только идеологической направленностью, но и конкретными нуждами и потребностями еврейского земледелия. Испытывая нехватку в земле и деньгах, находясь в изоляции в своих расположенных в глуши поселениях, евреи поняли, что совместное хозяйствование — самый надежный путь к физическому и экономическому выживанию. Кроме радости труда на своей земле, были и другие преимущества. На собраниях колонисты принимали решения о том, что родители освобождаются от домашних хлопот, забот об образовании и даже о воспитании своих детей. Женщины, трудившиеся в кибуце, были избавлены от рутинной работы по дому. Таким образом, у людей высвобождалось время для культурных мероприятий, дискуссий и лекций. Это играло колоссальную роль — ведь колонисты были отнюдь не патриархальными крестьянами. И в школе, и в молодежных организациях их детям постоянно внушали, что они — авангард возрождающегося Израиля. Это мнение было принято в широких кругах
