Мне некуда. Только говорят, германцы младенцев убивают. Особенно которые мужского пола. Правда это?» <…>
Все пятится и пятится наша армия, оставляя страшный кровавый след на разоренной родной земле. Отдали Варшаву, отдали Ковно, отдали Новогеоргиевск, – где почти все защитники перебиты, – отдаем Гродно, Вильно, Брест-Литовск… Ну, а где же остановимся.
Д. А. Фурманов, 15 августа
Едет больной студент Психоневрологического института, кавалер двух Георгиевских крестов. Пуля скользнула по переносью и процарапала бровь. Другая, позже, пролетела по мизинцу.
– Когда я был на освидетельствовании во Владикавказе, – рассказывал он, – врачи просто удивили меня своей близорукостью. «Как это может быть, да разве допустимо, чтобы не разбить глаз» и проч., – одним словом, заподозрили симуляцию. «Ваше высокоблагородие, говорю, справьтесь в полку, все солдаты видели, – я же ведь и в окопах остался, как я мог роту бросить? (Он был ротным командиром.) Да притом ведь меня силой выписали из полка, я сам не хотел уходить из строя, – какая же тут может быть симуляция?» Насилу отделался. Ну будет ли какой симулянт, скажите на милость, стрелять в бровь? Да тут ведь 90 шансов за то, что рука дрогнет и угодишь на тот свет, а от такой-то симуляции, пожалуй, всякий откажется… Жуткое было чувство, когда в первый раз застонали пули: оглядываешься, робеешь, метишь спрятаться, а куда? Хорош командир у нас был! «Господа офицеры, – говорит, – от медали до виселицы один шаг. Помните!» И не напрасно говорил: были основания, и большие. Хороших офицеров у нас было всего только четверо, – эти идут передом, каждую атаку передом. Ну а за офицером солдаты пойдут хоть на самого бога. <…>
– Турецкие аскеры дерутся превосходно, – говорил офицер. – Артиллерия у них работает дружно и бьет метко. Если около пулемета, по бокам, ударилось два снаряда, третий всегда угодит по цели: мы так уж и знаем, привыкли и потому тотчас же отвозим в сторону. Только-только успеешь отвезти – бац! И как раз шельма по тому месту наладит, где надо было. И одеты хорошо. Пустое, врут все, говоря, что у них не войско, а банда жалких оборванцев. Поглядели бы вы на нас, русских офицеров, как мы щеголяем там на позициях: там, брат, кто угодно через неделю превращается в оборванца. Конечно, и захудалые части есть, но где же и нет их? А дерутся славно, канальи. И удивительно, до фанатизма развито у них чувство патриотизма, то есть черт его знает! – может быть, это и не патриотизм. С товарищем у меня был случай: подходит к турецкому раненому офицеру, чтобы помочь, а тот – хлоп. Да ладно еще – по плечу только проскочило. И на что надеется, на что? Ведь смерть, верная смерть, а все-таки выстрелил вот. Ну, конечно, доколотили всех, обозлились наши.
Про штыковые атаки говорить нечего: дело известное, что против русского солдата на штыковую схватку никто не годится. Только ухо тут надо востро держать. Друг другу все петли закидывают. «Ура!., ура!., ура!..» Зальется весь фронт, ну, думаешь, пошла рубка! А наши орут во всю глотку – и ни с места: лежат себе в окопах, не шелохнутся. Как пойдет турок палить, как забарабанит из пулеметов – только жжж… чшчшчш… А как успокоится – поднимаются наши и в гробовом молчании подходят под самые окопы. Дело, разумеется, ночью. Подойдут – и вот тут уж загремит настоящее «ура». Навалили мы их таким-то образом однажды целые груды, разбежались, да и потеряли из виду свои главные силы. А они что сделали, турки-то? Полегли, будто битые, пропустили нас по своим спинам, да и вскочили разом. Не поняли мы сначала, в чем дело, а как очухались – уж и встрепку только дали, кажется, ни одного не оставили живым: переворачивали уже действительные трупы и прокалывали по лишнему разу, чтобы сомненья не оставалось.
«Петроградский листок», 16 августа
Гришка Распутин.
Наступило время испытаний, и тяжких испытаний. Нас заставляют спокойно смотреть на господство развратных, глупых неучей и мириться со всеми похождениями их, до уголовных преступлений включительно. Что будет дальше, если эти неучи-развратники продолжать свою деятельность – трудно даже представить.
Если Гришка Распутин находит приют у бывшего товарища прокурора Святейшего Синода Даманского и пользуется большим почетом и уважением у господина Саблера, который еще недавно был прокурором Святейшего Синода, то что сказать о других разных графинях, княгинях и баронессах и прочих, и прочих.
Совершается что-то странное и непонятное н в то же время весьма вредное. <…>
Но кто такой Гришка Распутин? Вен. Борисов так описывает в «Биржевые Ведомости» фигуру Гришки:
«Нервная, подвижная фигура, с длинной бородою, с лицом “под Христа”, серым неприятным взглядом всегда бегающих глаз, с нарочито грубоватой манерой разговора и подчеркнутым неряшеством – таков внешний облик Распутина. До сих пор он не привык еще обращаться с вилкой и берет пищу пальцами, которые протягивает после еды своим многочисленным поклонницам, а те облизывают их с чувством высшего удовлетворения. Грубость, доходящая до цинизма, внушает великосветскому кружку, среди которого вращается Распутин, благоговение и восхищение «старцем», которому сейчас всего 43 года…».
«Русское слово», 16 августа
Отмена черты оседлости.
Сегодня министр внутренних дел сообщил рапортом в Сенат о принятии им меры, вызванной чрезвычайными обстоятельствами и касающейся разрешения права жительства евреям в городских поселениях.
В своем рапорте министр приводит известное постановление Совета министров от 4-го августа 1915 года, а также свой циркуляр губернаторам. Разрешение евреям селиться в городах вне черты оседлости вступает в силу в день получения губернаторами и градоначальниками указанного циркуляра князя Н. Б. Щербатова, который подписан им вчера.
По объяснению министра внутренних дел, под правом жительства евреев в городских поселениях подразумевается право всеми законными способами добывать себе средства к жизни, то есть заниматься в новых местах их поселения торговлей и всякой деятельностью, дозволенной законом.
А. В. Орешников, 16 августа
Заходил Вл. Ал. Назаренко проездом с германского фронта (служил в роте пулеметчиков) в Тифлис; по его словам, военные дела (близ Вильны) неважны; наши потери в общем велики, но не столько убитыми и ранеными, сколько пленными: наших войск в плену свыше миллиона! Вчера вечером, часов в 5, на Хитровом рынке были беспорядки: недовольные ночлежники напали на полицию за преследование продажи «ханжи» и политуры; в результате: 1 хитровец убит, несколько десятков городовых ранено камнями.
«Раннее утро», 17 августа
Беспорядки в Москве. В субботу в районе Хитрова рынка произошли столкновения между толпой и полицейскими
