есть сравнительно с огромностью событий. Пришлось и Шингареву, и Маклакову, и многим другим напомнить ему, что надо приветствовать армию («я это подразумевал», – сказал он), что надо сказать, что с таким народом нельзя не победить.
Но общий тон верный. Победа, все для нее. И этим все равно у нас полны. Слушая речи наших депутатов, я думала – если так думает Россия, или если мы сумеем передать наши думы России, немцы будут разбиты.
А. В. Орешников, 20 июля
Вчера открылась Государственная дума; из речей, сегодня напечатанных, можно видеть, что немало горькой правды и справедливой критики было сказано по адресу нашего плохого правительства. Хороша речь Милюкова, которой аплодировал новый военный министр Поливанов. Чиновников Военного министерства обозвали прямо казнокрадами! Правильно.
Л. А. Тихомиров, 21 июля
Открылась Гос. Дума. В общем – настроение весьма патриотичное, и выражается твердая решимость вести войну до победы. Вместе с тем – положение власти очень печально. Обвинений против нее масса, и, к сожалению, справедливых. Власть берется под надзор и опеку, и конечно – для спасения России это необходимо. Горе только в том, что фактически это относится и к Царю. Против его личности никто, кажется, искренне ничего не имеет. Но как правитель, как Царь, – его авторитет исчез. В 1612 тяжкая война привела к воскресению Монархии; здесь, по-видимому, война приведет к падению Самодержавия.
Ни в Думе, ни в России, о Царе, как личности, даже не говорят. Слова Государь, Император, произносят как символ. Но власть ищут и стараются видеть не в нем, а в разных других лицах, в Великом Князе, в министрах, в Думе.
Ну а чем кончится война? Все говорят твердо, все утверждают, что будут драться до победы.
Но будет ли когда-нибудь победа? Не знаю. Мы отступаем систематически, и с потерею областей уменьшаются наши силы и средства. Германия, без сомнения, также ослабевает, но в завоевываемых областях все же значительно пополняет свои средства материальные, и – заставляя покоренных работать на себя, – заглаживает в значительной степени убыль людей. Ход войны очень плох, ослабляет нас больше, чем немцев.
В. А. Теляковский, 21 июля
Вчера я обедал у Марченко в Красном Селе. Много было разговора по поводу войны и ухода военного министра. Оказывается, накануне у Сухомлинова был доклад у Государя. На следующий день, ничего не подозревая, Сухомлинов получил собственноручное письмо Государя, в котором Его Величество писал: «Будущая история отнесется более снисходительно к Вам, чем современники, но, уступая общественному мнению и для блага России, Вам лучше уйти. Того же мнения и Великий Князь Верховный Главнокомандующий». Сухомлинов многим это письмо показывает, это подтвердил и генерал Мосолов. Между прочим, Сухомлинов уверял, что немцы кому-то заплатили на подкуп 2. 000. 000 р., чтобы добиться отставки Сухомлинова. Я думаю, что он слишком высоко себя оценил. Едва ли немцам опасен министр, который уверял всех и своего Государя, что снарядов довольно и вооружения тоже. Эта беспечная преступность в такое серьезное время не может быть оправдана.
«Вечерний курьер», 22 июля
Обо всем.
(Наблюдения, заметки на злобу дня).
Россия уже давно прославилась, как страна самых странных неожиданностей. Метаморфозы совершаются у нас так часто, что ничто нас уже не удивляет. Бессмысленные мечтания (знаменитые слова Николая II о западном конституционализме для России, произнесенные в 1895 году на приеме земских депутаций – прим. авт.) превращаются у нас в самую реальную действительность. Самые несбыточные надежды и чаяния вдруг осуществляются и сбываются так легко, что вызывают только недоумение.
Давно ли у нас за громко произнесенное слово «конституция», «революция» мы попадали не только в участок, но и в места не столь отдаленные. Этих слов боялись, как огня, как чумы, как холеры.
Как будто от произнесения их Россия погибнет.
А теперь слова эти знает и произносит всякий мало-мальски грамотный человек и ничего страшного не оказывается.
К таким запретным словам принадлежало слово «автономия». В особенности об «автономии» Польши не позволялось не только писать, но и мечтать. Не далее, как полгода назад ужасное слово это, как бы по мановению волшебного жезла, исчезло со столбцов газет, даже самых влиятельных…
И вдруг слова, об «автономии» Польши разносятся по всей Руси Великой, как радостный лозунг, провозглашенный с высоты трибуны Государственной Думы и с уст первого представителя русской власти. Вот какие неожиданности можно встретить в многообразных явлениях русской действительности.
3. Н. Гиппиус, 23 июля
Более мутного момента еще не было за год войны. <…> 19-го собралась Дума – правительство сдалось тут, отчего же? Но действует все время надвое, тишком. Посменяло министров, одних ворон на других и… больше ничего не хочет или не может.
На двух уже бывших заседаниях – без счету патриотических слов. Левые были бесплодно резки. Так воспитаны, что умеют только жаловаться, притом всегда несколько отвлеченно. «Государственный муж» Милюков произносил прекрасные слова, но… ответственного министерства не требовал. Воздержание, при всех обстоятельствах, его главное свойство.
«Русское слово», 24 июля
От штаба Верховного Главнокомандующего.
По условиям общей обстановки, наши войска, находившиеся к западу от Варшавы, получили приказание отойти на правый берег Вислы.
М. М. Богословский, 24 июля
К вечеру принесено с соседней дачи известие об оставлении нами Ивангорода и Варшавы. У нас уныние. Горько и тяжело, но что же делать, раз это было неизбежно. Есть что-то похожее на то, когда в доме тяжело, безнадежно больной, приговоренный к смерти. Смерти его ждут, и все же она является ударом. Варшава нам за нашу историю ничего кроме зла не приносила, и неизвестно, что выйдет из обещанной Польше автономии, может быть повторение истории 1830 и 1863 годов. Но все же жаль отдавать ее немцам. Лично меня гораздо более тревожат известия в газетах о подступе немцев к Риге и об ее эвакуации. Ригою мы спокойно и беспрепятственно владели с 1710 г. Это приобретение Петра Великого, и потому должно быть прочно нашим. В такие моменты речи некоторых думских ораторов о необходимости сейчас же проводить реформы местного управления и всякие другие реформы нашей внутренней жизни похожи на разговоры и соображения о перестройках и переделках в горящем доме, когда прежде всего надо заняться тушением пожара.
Т. Я. Ткачев, 25 июля
Шли солдаты по полям и дорогам, проходили мимо деревень. Здесь край был еще не тронут войной, но солдаты уже развратились
