— Знаю. А что было дальше?
— Привели к самому главному ихнему генералу. Важный такой, в очках. Не верите?
— Верю. Говори.
— Там не один этот генерал был. Еще были генералы, Ужинали они, что ли? На столе — всякие закуски, вино… И вот тут…
— Что?
— Тут я увидел Наташу.
У Кожина сжалось сердце.
— Да вы не хмурьтесь, дядя Саша, ее туда Вебер привел — квартирант. Она хорошая. Она еще больше, чем я, не любит немцев. Но она же девчонка, что она может им сделать? Они ее и переводчицей чуть не насильно заставили работать. Я знаю.
— А Хмелев говорит…
— Так дядя Женя ничего о ней не знает. Он слышал, что она бывает на допросах русских пленных, и все. И о том, как она попала на вечер к немецкому генералу, он тоже ничего не знал. Я ему сказал об этом. А потом к ней приходила Клава. Она — партизанка. Я через дверь слышал, как она говорила Наташе о партизанах. Наташа от меня скрывала все это. Маленьким считала. А я сам слышал их разговор. Только этой ночью, когда мы сидели у Мишки, она сказала, что к ней приходил Шмелев…
— Какой Шмелев? Митрич?! — обрадовался Кожин.
— Ага. Тот, которого вы приняли в отряд. Он еще бригадиром был, когда мы окопы рыли…
— Ну, ну? — торопил его Кожин. — Как он попал к Наташе?
— Из отряда.
— Из какого отряда? Из нашего? — переспросил Александр.
Олег удивленно вытаращил глаза.
— Ну конечно. А из какого же еще?
У Кожина гора свалилась с плеч. «Ну, значит, цел отряд!» — радостно подумал он и, повернувшись к брезентовой двери, закричал:
— Ни-на-а-а!
В палатку вбежала военфельдшер Светлова.
— Что случилось? Ему плохо?.. — глядя на Олега, спросила она.
— Плохо-о? Наоборот, Нина. Все наоборот! Звони Воронову. Пусть быстрее идет сюда.
— Да он здесь. С ранеными разговаривает.
— Давай его сюда. Скорей!
Но Иван Антонович уже сам входил в палатку.
— Что тут стряслось у вас?
— Пляши, комиссар. Сейчас же пляши! Нашелся твой отряд.
— Кто сказал? — спросил Воронов.
— Да вот… — указал Кожин на мальчика. — Пришел с такими вестями и молчит. Оказывается, в город к Наташе из отряда приходил Шмелев.
— Где же сейчас отряд?
— Точно не знаю. Раньше был в Горелом лесу, — сказал Олег.
— В Горелом? Значит, это его осаждали гитлеровцы?
— Ага. Но теперь фашистам слабо. К отряду на помощь пришли партизаны. Они вместе бились против карателей и, прорвавшись, все ушли в другой лес, за Сосновку.
— Ну, спасибо, брат, спасибо. Ты даже сам не понимаешь, какую ты нам радость принес, — сказал комиссар. — Надо срочно попытаться наладить с ними связь.
— Обязательно, — согласился Александр. — Скажи, Олег, а больше тебе ничего не говорила Наташа?
— А как же! Я об этом и хотел рассказать вчера, а вы меня отправили сюда. Наташа сказала, что ровно через пять дней… шестнадцатого числа немцы начнут большое наступление на Москву.
— Шестнадцатого?! Что же ты молчал? Это же самое главное!
— Откуда она узнала об этом? — спросил Воронов.
— Не знаю. Но она сказала, что это точно. Что шестнадцатого ноября немцы начнут новое наступление.
Теперь Кожину все стало ясно. Значит, Наташа неспроста пошла работать к немцам. Пошла не потому, что ее заставили. «А Хмелев думает, что она предала нас, перешла на сторону гитлеровцев. Чудак», — подумал Кожин и быстро поднялся с места, заторопился.
— Я должен немедленно ехать к командиру дивизии, Иван Антоныч. Надо с глазу на глаз сообщить ему данные, переданные Наташей, — сказал Александр и двинулся к выходу. У самой двери он вдруг остановился, обернулся к Олегу и спросил: — Ты говорил об этом еще кому-нибудь?
— Никому. Что же я, маленький, не понимаю? — обиделся мальчик.
15
Сведения о готовящемся новом немецком наступлении, полученные Кожиным от Ермаковой, подтвердились. Армейская и фронтовая разведка, внимательно следившая за действиями противника, еще в начале ноября заметила, что гитлеровское командование лихорадочно перегруппировывает свои силы и подтягивает к фронту резервы. Четырнадцатого ноября Военный совет Западного фронта предупредил командующих армиями о возможном переходе противника в новое наступление на Москву.
Через два дня немецкие армии перешли в наступление. Почти до конца ноября шла ожесточенная битва у стен Москвы.
На севере Красная Армия оставила Клин, Солнечногорск, Красную Поляну. На юге немецкие танки прорвались к окраине Каширы.
Казалось, что уже никакая сила не может остановить врага, и все-таки он был остановлен…
На некоторых участках фронта, особенно в центре, где действовала армия генерала Громова, наступило короткое затишье, Громов нервничал. Особенно встревожило его сообщение Полозова о том, что в тылу немцев происходит передислокация танковых соединений. Районы их передислокации установить пока не удалось.
До ноябрьского наступления Громову было ясно, что раз фон Клюге усиливает танками группу Мизенбаха, значит, он снова, как и в октябре, попытается нанести удар в центре, вдоль автомагистрали. К этому он и готовился. А теперь? Если верно, что танки ушли от Мизенбаха, значит, немецкое командование придумало что-то новое. Но что? Генерал прошел к столу, склонился над картой.
— Разрешите, товарищ командующий?
Громов повернул голову к двери. У порога стоял генерал Тарасов. Невысокий, сухощавый, лет пятидесяти, с кожаной папкой в руках, он, как всегда, был чисто выбрит, маленькие английские усики подстрижены, негустые, седеющие волосы аккуратно зачесаны назад.
— А, Владимир Иванович. Какие вести? — сказал Громов.
— Вести неважные, Павел Васильевич, — тяжело вздохнув, ответил Тарасов. — Вчера гитлеровцы в районе Яхромы подошли к каналу Москва — Волга, а сегодня форсировали его и вырвались на восточный берег.
В кабинете командующего нависла гнетущая тишина. Только маятник больших старинных часов, стоявших в углу, негромко отсчитывал секунды: «тик-так… тик-так!» Часы тикали совсем тихо, а командующему казалось, что над его ухом громыхает огромный колокол.
— Что же это такое, Павел Васильевич? — взволнованно сказал начальник штаба. — Немцы с севера и юга обходят Москву. Они уже в сорока — тридцати пяти километрах от столицы. Неужели это конец? Неужели мы позволим гитлеровцам замкнуть кольцо окружения вокруг Москвы?
Начальник штаба армии засыпал Громова вопросами, а тот, тяжело опершись руками о стол, усталыми, воспаленными глазами смотрел на черную линию фронта, которая огненной дугой охватывала Москву. Потом командующий вышел из-за стола и стал ходить по комнате. Это была его манера думать.
— Меня очень беспокоит сообщение Полозова!
— О танках?
— Да. Что обнаружила авиаразведка?
— На прежнем месте немецких танков нет.
— Я так и думал. Упустили мы их, Владимир Иванович. Не уследили. Надо найти их. Нельзя не знать, что намеревается делать твой противник.
— Да. Конечно. Я уже всю разведку поставил на ноги… — сказал Тарасов и тут же спросил: — А может, фон Бок забрал у Клюге эти танки?
— Зачем? Куда он их пошлет?
— Ну послать-то, положим, есть куда. Усилит Гудериана под Тулой, а то двинет их на север — Гепнеру или Ренгардту.
— В данной обстановке это маловероятно. Скорее всего, Клюге хочет обмануть нас, он делает вид, что отводит их, а сам уже наметил, где он их скрытно сосредоточит и в нужный момент нанесет внезапный, неожиданный удар.
— Вы все-таки думаете, что фон Бок свой главный удар перенесет в центр?
— Не уверен. Но я на его месте поступил бы именно так. На флангах для вида продолжал бы наступление, чтобы сковать войска противника, а главный удар нанес бы здесь. Расколол фронт врага и по кратчайшему пути ринулся бы к столице.
Начальник штаба задумался.
— Какие части у нас остались в резерве, Владимир Иванович?
Тарасов развел руками:
— Резервов больше нет, товарищ командующий.
— А стрелковая дивизия и танковая бригада, обещанные штабом фронта?
— Они еще в пути, Павел Васильевич.
Командующий все еще шагал по кабинету и думая, думал. Трудно принять какое-нибудь решение, если ты точно не знаешь о намерениях противника, если у тебя в резерве пока одни обещания.
А время неумолимо шло. Фон Клюге куда-то скрытно передвигал свои танки, подтягивал резервы, готовился к новому удару.
«Тик-так… Тик-так…» — маятник отсчитывал время.
16
К большому бревенчатому дому, стоявшему посреди лесной поляны, подъехал капитан Кожин. Соскочив с коня, он передал повод подоспевшему ординарцу и шагнул к парадному. Гордей Прохорович Иванов, который совсем недавно вернулся из санбата, встал по стойке «смирно». Кожин ответил на приветствие и, легко поднявшись по скрипучим порожкам на крыльцо, крикнул на ходу вывернувшемуся из-за угла дежурному:
