Мерси беспокоилась, не хотела об этом думать. Но мальчик сделался неузнаваемым. Глаза превратились в щелочки, уголки губ опустились, зубы стиснуты. И руки — то сжаты в кулаки, то хватаются за все подряд. Он с грохотом передвигал посуду, топал по комнатам, громыхая дверями, или оставлял двери открытыми, и тогда в дом врывались полчища мух и комаров. Он больше не собирал головоломок и не читал книг — так и не закончил «Остров сокровищ». И каждый раз, когда соизволяла появляться Джейн, вставал и уходил. И еще он начал кампанию сопротивления Мерси. Недоедать за столом было только частью его войны.
Уилл прекратил общаться с друзьями — никого не хотел видеть. Друзья требуются только в школе — для того чтобы поболтать о том о сем, потрепаться о хоккее и обменяться карточками с портретами хоккеистов. Детские игры его не забавляли: Все равно постоянно проигрываешь. А если выиграешь, тебе говорят, что ты жульничаешь. Единственной игрой, которая ему нравилась, был крокет. Но мои придурки родители испортили газон — устроили на его месте идиотскую клумбу. А когда Мерси напомнила, что это не Грифф и Джейн, а хозяин распорядился сделать клумбу, он ответил: Могли хотя бы возразить. Рассказать про крокет. На это Мерси не нашла что ответить.
Сейчас она направилась к задней двери и сказала: «Мы идем в парк». Не спросила, хочет ли Уилл, а сообщила — «идем».
— Возьмем напрокат лодку и поплаваем по озеру. Я куплю пепси.
Мерси гребла, а Уилл сидел на задней скамейке, надвинув на лоб козырек кепки, чтобы в тени не было видно его глаз.
Редьярд сидел на носу.
— Через три недели начинаются занятия в школе. На следующий день после Дня труда[33].
Уилл ничего не ответил.
— Пойдешь в третий класс.
— Угу.
— И все твои друзья тоже.
— Да, но у меня будет велосипед. Тогда мне не придется ни с кем гулять.
— Посмотрим, что на это скажет твоя мама.
Мальчик пропустил ее слова мимо ушей.
— Велосипед будет синий, — продолжал он, поглядывая на сады вокруг домов на противоположном берегу. — Всегда хотел синий. Десятискоростной.
— А это не слишком опасно?
— Все на свете опасно. Велосипедистов убивают каждый день придурки взрослые, которые не умеют водить машины. Не все ли равно, как умереть — под колесами или от чего-нибудь другого.
— Давай сменим тему.
— Почему?
— Потому. Я не расположена говорить о мертвецах. И тебе не советую. Посмотри, какой прекрасный день.
Подплыли два лебедя и стали к ним присматриваться. Птицы привыкли к присутствию людей — чего тут только не было: прогулочные катера, гребные лодки, водные велосипеды и каноэ. Но лебеди все равно проявляли любопытство: кто это там? Нет ли тут еды?
Дома, незаметно для Мерси, Уилл сунул в карман недоеденный кусок тоста и теперь извлек его и разбросал крошки по воде.
Подплыл самец, попробовал. Неплохо. И только после этого к нему присоединилась самка.
— Лебеди сходятся в пары на всю жизнь, — заметил Уилл.
— Я в этом не уверена, — возразила Мерси. — Гуси, те — да.
— Значит, мои мама и папа лебеди.
Лучше бы они были гусями, подумала Мерси. И потом: Я все-таки не считаю, что все кончено. Черт возьми, ради Уилла, надеюсь, что это не так.
Час спустя они сидели за столиком на тротуаре перед «Паццо» и ели пиццу.
Редьярд дремал у ног Мерси.
— Что значит «гей»? — неожиданно спросил Уилл.
— Веселый. Счастливый.
Мальчик подозрительно посмотрел на нее.
— А я думал, что-то другое. Плохое. — Он разрезал пиццу и отложил нож.
Мерси ждала. А потом сказала:
— Это слово может означать иные вещи.
— Какие?
— Ну, например… — Она пригубила вино и пожала плечами. — А почему ты спрашиваешь?
— Вон тот человек только что сказал сидящей с ним женщине, что он гей. Он мне не кажется очень веселым.
Мерси посмотрела в ту сторону и поняла, что мальчик говорил о двух молодых актерах из труппы.
— Ну так как? — не отступал Уилл. — Если он не веселый, что он имел в виду?
— То, что он любит мужчин, а не женщин.
Объясняй как можно проще.
— Почему?
— Любит, и все. И никаких «почему».
— А зачем он сказал ей об этом?
— Может, она в него влюбилась, — улыбнулась Мерси. — Иногда так бывает.
— Это плохо?
— Что?
— Быть геем.
— Не плохо. Просто он не такой, как другие.
— Другие — кто?
— Другие — мужчины, которые любят женщин.
— Как папа?
— Совершенно верно.
— А я знаю кого-нибудь из геев?
— Понятия не имею. Какое это имеет значение?
— Просто интересно.
Мерси покосилась на мальчика. Выражение лица у него было странное. Почти отсутствующее, но это только казалось.
— Хорошо было на лодке? — спросила она.
— Нормально.
— Хочешь доесть мою пиццу? — Уилл свою уже прикончил.
— Если только она без анчоусов.
— Откуда? Ты же знаешь. Хорошая пицца: полно грибов.
— Давай. Один кусочек.
Мерси переложила пиццу на тарелку Уилла и посмотрела вдоль улицы.
Редьярд внезапно сел и завилял хвостом.
— Что там? — спросил мальчик.
Пес вышел из-под стола и приблизился к перилам.
— Твой отец, — сообщила Мерси.
Гриффин прошел мимо с Найджелом, который играл Калибана; они направлялись в Фестивальный театр на дневное представление «Бури». Ни один из мужчин не сказал ни слова.
Уилл и Редьярд наблюдали за их удаляющимися спинами, как люди, брошенные на берегу, наблюдают за отплывающим судном, на которое они опоздали.
Мерси налила себе второй стакан вина.
— Хочешь еще пепси?
— Нет, спасибо. — Уилл оттолкнул тарелку.
Редьярд так и остался сидеть.
— Может, пойдем? — спросил мальчик.
— Сейчас, минутку. Только заплачу по счету.
— Давай побыстрее. Здесь так противно.
— Успокойся! — резко проговорила Мерси. — Они нас не видели — спешили. А если бы увидели, то наверняка бы остановились.
Уилл подался вперед и отхлебнул вина из стакана Мерси.
— В следующий раз спрашивай, — сказала она и придвинула вино к себе.
— Если бы я спросил, ты бы мне не дала.
Они помолчали.
— Мама сказала, что отец живет у Найджела и Сьюзи, — проговорил мальчик.
— Так и есть.
Уилл подумал и добавил:
— Наверное, для этого и нужны друзья.
— Иногда, — улыбнулась Мерси.
Принесли счет. Мерси расплатилась, и они отправились в долгий путь домой.
7
Суббота, 15 августа 1998 г.
В половине восьмого, когда Мерси готовила утренний кофе и чай, явился Люк. Уилла на кухне еще не было.
— Я еду к Шеппардам. Можно на минутку?
— Конечно. Садись. Кофе сейчас поспеет. Люк расстегнул куртку и сел за стол.
— Ты в порядке? — спросила Мерси.
— Да. Только немного устал. Шеппарды хотят добавить еще роз. Я их убеждал, что сейчас не лучшее время сажать, но они настаивают. Ну ничего, может быть, все обойдется. Они у меня в грузовике.
— Кто, Шеппарды?
— Нет, — рассмеялся Люк. — Боже упаси — там жена — истинная заноза в заднице. Одни розы. Шесть штук.
— А если цветы не приживутся, виноват, конечно, будешь ты.
— Ну и ладно — они же платят.
— Еще бы.
Мерси подала кофе, молоко и принесла кружки Люку и себе.
— Ты как? — спросил он.
— Ничего. Вот Уилл меня беспокоит. Очень его жалею.
— Да… паршивая ситуация для ребенка.
— Хуже некуда. Боюсь, это плохо на него подействует. А что можно сделать? Только подбодрить — и все. Самое печальное, что он начинает ненавидеть родителей.
— Гриффа, наверное, не видите?
— Только на улице. Вчера встретили.
— А как Джейн?
— Ушла в подполье — мы почти не разговариваем.
— Скверно. Она хорошая женщина.
— Да.
Люк помешал кофе.
— Я вот зачем пришел. Хочу пригласить тебя на ужин.
— С удовольствием. Когда?
— Завтра нормально?
— Отлично.
— Я здорово готовлю спагетти под соусом. И салат. Подойдет?
— Еще как. Когда приходить?
— В семь. По-моему, для выпивки как раз.
— Договорились. Я очень рада. Бог знает сколько времени не была в гостях. Что-нибудь принести?
— Только себя. И, может, немного сыра.
— Хорошо. Я собиралась сегодня в «Соби». Удачно, что ты успел.
Люк обвел глазами комнату — никого, кроме Мерси.
— Мне их недостает.
— Мне тоже. Так что ты не один такой.
— До завтра.
Мерси улыбнулась.
Люк ушел.
Она слушала, как заработал мотор, посмотрела, как грузовик отъехал от дома, и вернулась к столу.
Даже Редьярда нет.
Вороны улетели из сада и теперь не вернутся дотемна. Миссис Арнпрайр распахнула окна. Мерси с грустью вспомнила вот такие же утренние часы в детстве: приезжали фургоны молочника и пекаря, а почтальон тогда приходил три раза в день — уж на их-то появление можно было точно рассчитывать. Но постепенно все это сошло на нет. И теперь не появлялся никто.