Но спрашивать не стал. Знал — сама скажет.
Внезапно Мара, которая во время своего непростого повествования не обращала, казалось, на присутствие Чеслава никакого внимания, отыскала юношу глазами, и, как ему показалось, взгляд ее потеплел.
— Я в этой хате была последний раз, когда тебя из чрева матери вырезала. И жизнь не она одна тебе дала, а можно сказать, и я. А иначе ушел бы ты с ней не родившись. А потому и дорог ты мне больше других на этом свете. И пекусь о тебе, что о родном. И повторю тебе еще раз: не ходи туда, куда намерился! — Она устало прикрыла ладонями глаза и, утерев их, все такие же сухие, проговорила тихо: — Видела я что-то во сне... Да вот толком объяснить не могу! — От досады Мара ударила ладонями по столу. — Отчего-то все, что связано с тобой, неясно вижу. Наверное, потому как привязана к тебе и не могу холодным разумом постичь... А в этот раз и вовсе прервалось видение, чего раньше почти не бывало, — страх меня за тебя взял. Раньше сама тебя на поиск нелюдя сподобила, а теперь вот отговариваю. Не знаю, что ты замыслил, Чеслав — сын Велимира, лишь начало твоего пути во сне видела, однако прошу, молю: не ходи туда, не делай то, что задумал! Давно никого ни о чем не просила, не молила даже тогда на совете, когда меня изгнать порешили, а сейчас тебя, сынок, молю: откажись от затеи! Чую, всем нутром и разумом многоопытным чую: зло губительное на том пути для смертного стоит. Тень та черная, что за тобой охотится, почище любого зверя будет. Обещай, что не ступишь больше на ту тропу гиблую, Чеслав!
Мара какое-то время смотрела на упрямо молчавшего и не поднимавшего на нее глаза парня, а потом, тяжело вздохнув, встала и пошла к выходу.
— Я сам волк-охотник! И мы еще посмотрим, кто кому дичью станет и кто кому горло перегрызет! — неожиданно встрепенувшись, вскочил и огрызнулся не хуже молодого волка Чеслав.
Мудрая старуха на то лишь усмехнулась с грустью и нежностью, отчего даже и морщин на ее лице поубавилось. Чеслав под чарами той нежности медленно сел на место. Но тут же лицо ведуньи стало суровым, а голос требовательным:
— Не упрямься, парень! Тебе еще жить да жить. Что до жреца... Ничего больше не скажу, потому как не ведаю, сам думай. Однако Великие отчего-то так и не открыли мне лик тени той. Не знаю отчего: то ли не время, то ли не мне должны открыть, а может, и потому, что его преданность мудрость их застила?
Сказав это, старуха решительно переступила порог, и далее слышны были лишь ее удаляющиеся шаги.
Чеслав какое-то время сидел неподвижно, все еще слыша, нет, не звук шагов, а эхо последних слов старой Мары и обдумывая их. Ох и дерзки те слова были, да и бесстрашны! Самим богам Великим упрек в них был!
А после, понукаемый живым интересом, молодой охотник внезапно сорвался с места и приник глазами к оконнице, выходящей на центр городища, через который должна была проследовать знахарка, чтобы попасть к воротам.
Он видел, как седовласая женщина с высоко поднятой головой, открыто и уверенно шествовала по селению.
Нет, это шла не изгнанница, которая, гонимая страхом, не должна была бы и мысли допускать нарушить запрет, наложенный на нее издавна. Шла женщина, выстоявшая среди жестоких бурь и испытаний, что не под силу и многим из достойных мужей будет. А на пути Мары виднелся все прибывающий народ, уже прознавший о ее внезапном появлении и влекомый теперь сюда любопытством. Люд, пораженный новостью, что отшельница посмела явиться в селение, замирал чуть в отдалении, не зная, как реагировать на столь явную дерзость. И что удивительно: никто из них и рта не решался открыть, шага в ее сторону ступить, то ли пораженный смелостью Мары, то ли из боязни, молвой знахарке приписываемой, что худое наслать на обидчика может. Так и удалилась она из пренебрегшего ею городища — изгнанная соплеменниками, но не сломленная, не павшая духом.
Отгремела, отшумела неистовая битва двух стихий, двух братьев Сварожичей, богов Великих, властвующих над их краем и миром смертных, грозы и солнца — Перуна грозного и Даждьбога-батюшки. И как это было уже неисчислимо многократно, после разрушительного воителя Перуна, в гневе, а может, и в дикой радости пронесшегося по округе, опять возвластвовал на небесном небосводе Даждьбог-созидатель. Откуда-то издалека доносились еще отголоски грома, похожие на хриплый голос отступающего Перуна, грозящего вернуться, но это были лишь пустые угрозы уходящего с поля битвы.
Омытый грозовым ливнем лес под горячими лучами вновь выглянувшего из-за оскудевших туч солнца быстро терял приобретенную было прохладу, наполняясь от испарения лесных запахов влажным густым духом, обволакивая и дурманя.
Но этот размаривающий дух вовсе не брал следовавшего по тропе Чеслава. Сосредоточенный на своих размышлениях, он не спешил ни шагом, ни помыслами, на ходу тщательно обдумывая, что именно сказать, а о чем следует умолчать там, куда он шел. Ни запреты Сбыслава, ни предупреждения и мольбы Мары не заставили его изменить своего решения довести начатое дело до конца.
Он был почти уверен, что знает причину, по которой сгинули чужаки, да и остальные соплеменники. Вот только не знал пока, кто именно был тем нелюдем, что посеял эти смерти. А чтобы выявить его и заставить открыться, решился юноша на рискованный задум. И сделать это он собирался, не обращая внимания на то, будут Великие на его стороне или нет. И зарок себе такой непростой дал. А иначе не Чеслав он будет, достойный сын Велимира и хранитель своего рода и крови.
Вот уже завиднелась и та сторона, куда он стремился, — стрела при хорошем лучнике легко долетит. Как и каждый из их лесного племени, он часто приходил к этому месту, но впервые шел сюда с такой целью. Внутри, при всей его уверенности, нет-нет да и вздрогнет что-то, какая-то жилка сомнения: «А вдруг я ошибаюсь? Вдруг все совсем не так?» И тут же Чеслав успокаивал себя мыслью, что даже если и не так, как он себе намыслил, то следует убедиться в этом воочию.
Когда же он достиг пределов капища — а именно сюда направлялся молодой охотник, — то все его сомнения и колебания испарились, что остатки дождя на солнце. Потому как еще с малолетства и отец, и старый его наставник Сокол учили: выбрав цель и натянув тетиву, не раздумывай, отпускать ее или нет, а иначе упустишь дичь и останешься ни с чем.
Уверенно войдя в капище, Чеслав первым делом направился к священным идолам. Он, конечно же, заметил и самого верховного жреца, что стоял у своей хижины, и его помощников Миролюба и Горазда, которые убирали последствия неистовства бури — сломанные ветки, сучья да поваленные местами жерди с оберегами, но вида, что увидел их, не подал. Подойдя к божествам, молодой муж низко поклонился, а после, приложив руки к груди, стал шепотом просить их о справедливости.
Именно истинной справедливости жаждал сейчас Чеслав от идолов, застывших в дереве и, казалось, безучастных ко всему происходящему в их таком небольшом по сравнению с остальным огромным поднебесным миром крае. Но, несмотря на эту внешнюю безучастность, молодой следопыт верил в мудрость всевидящих и всепроникающих божеств, а потому и просил их горячо и искренне.
Удивленные его внезапным появлением, младшие жрецы, оставив свои дела, подошли к главному ведуну, и оттуда уже все трое наблюдали за ним, недоуменно перешептываясь. Чеслав же, закончив свое истовое общение с богами, неспешно подошел к служителям и молча кивнул им в знак приветствия.
— Приветствуем тебя, Чеслав! — первым отозвался Колобор. И в его словах чувствовался скорее вопрос, чем приветствие. — Внезапен твой приход...
— Дело к вам привело неотложное.
— Что ж мимо нас проследовал и не привечал? — наконец-то высказал вслух свое удивление волхв.
Чеславу, похоже, таки удалось то, чего он загадал добиться своим появлением в капище. Все трое жрецов, привлеченные его приходом и первоначальным к ним пренебрежением, пребывали теперь в некой озадаченности. А значит, и выдержка их в разговоре будет не столь прочна.
— Сперва хотел Великим божествам поклониться. А вот теперь и вам почтение готов выказать, — опять слегка кивнул Чеслав.
На такой резонный ответ даже мудрый старец не нашелся что возразить, только понимающе покивал головой да все с тем же сомнением проронил:
— Конечно... — И тут же поинтересовался: — А что за дело неотложное?
Чеслав постарался собрать всю свою выдержку в кулак и как можно хладнокровнее поведал:
— Да вот пришел сказать... Я ведь Блага-то нашел. Нелегко мне это далось, но нашел.
Говоря это, молодой охотник старался держать в поле зрения всех трех мужей, не упуская и малейшего изменения на их лицах.
— Надо же... А мы ведь тоже искали, — сообщил с долей досады Горазд.
— Ну и где же неслух? — нахмурил брови Колобор.
