– Верен, товарищ, – как сомнамбула ответил Предводитель.
– Готов ли ты вместе со мной содействовать победе Мировой Революции, товарищ?
– Да, товарищ…
– Тогда слушай… Соберешь революционеров из «Красных ватаг»… Вы атакуете здание бывшего Статистического управления, где сводятся воедино данные о рейтинге Президента и хранится секретный рейтингомер, показывающий истинные, а не мнимые цифры… Вы добудете этот прибор и обнародуете ничтожно малый процент народной поддержки… И тогда олигархический преступный режим пошатнется… Ты готов на это, товарищ?
– Готов…
Они обнялись. На глазах Плинтуса блеснули слезы. Он передал Предводителю пробирку с драгоценными зернами. Тот принял дар, порывисто вышел, развевая белые кудри. Пустая кобура «стечкина» эффектно колотилась у него на бедре.
Покуда длился разговор в готическом кабинете Плинтуса, все это время в пустынном зале картинной галереи, что у Крымского моста, перед картиной Малевича «Черный квадрат» стоял Модельер. Обостренно вслушивался в звуки, доносившиеся из черного квадратного зева, напоминавшего старомодный репродуктор. Стократ усиленная магическими и электронными системами, смешиваясь с потрескиванием эфира и упругим хрустом холста, воспроизводилась беседа Плинтуса и Предводителя. «Квадрат», задуманный создателем как чувствилище, реагирующее на протестные настроения людей, захватывающее в свою сумеречную глубину людские несогласия, социальное раздражение, политическую оппозиционность, использовался Модельером как разведывательное устройство высокой эффективности, выявлял опасные для власти зоны сопротивления, после чего спецслужба «Блюдущие вместе» внедрялась в очаг протеста, нейтрализуя его.
Вначале Модельер использовал картину известного авангардиста в «режиме подслушивания», наблюдая, как пульсирует глянцевая поверхность «Квадрата» и сквозь мельчайшие трещинки краски исходит нежное алое свечение. Затем он перевел картину в «режим подглядывания». Черный, небрежно намалеванный квадрат превратился в экран, на котором возникли Плинтус и Предводитель, зеленоватые в туманном свечении, какое бывает в приборах ночного видения или в аквариумах с редкими рыбами. Когда свидание двух заговорщиков завершилось, Модельер выключил «Квадрат», давая ему остыть, и удовлетворенно произнес: «Горе тому, кто соблазняет малых сих…»
«Квадрат» успокоился, по нему больше не пробегали конвульсии. Трещинки краски сомкнулись, погасив розовое воспаленное свечение.
Модельер водил носом, жадно насыщаясь дразнящими ароматами, напоминающими забытую отчизну, где родился не он сам, но его далекие предшественники, вынужденные покинуть отеческие пределы и войти в мир людей, храня генетическую память о своей мрачной прародине. И он вдруг понял, что имел в виду великий русский драматург, замученный исламскими радикалами, когда написал свою загадочную строку: «И дым Отечества нам сладок и приятен…».
В зал галереи возвращалась смотрительница музея, на время удаленная личной охраной Модельера. Пора было покидать помещение. Модельер поклонился картине, перекрестился на нее как на икону, но почувствовал острую мигрень и, не завершив крестное знамение, вышел.
Центральное статистическое управление было необходимо плановому тоталитарному государству, которое считало тонны зерна и стали, протяженность железнодорожных путей, рост продолжительности жизни. Теперь же, в свободной России, точного подсчета требовали только покойники, прибывающие в самый большой на Земле крематорий, который и сам великолепно справлялся с этой нехитрой арифметикой. Незаконно вывозимые из страны миллиарды, армия проституток, полчища инфицированных СПИДом, сонмы ограбленных, изнасилованных и убитых, а также тьма сошедших с ума от просмотра передачи «Культурная революция» – вся эта математика напрочь отсутствовала, что и побудило в конце концов закрыть ЦСУ.
Теперь в этом изумительном доме размещалась служба подсчета президентского рейтинга – «Рейтинг-хаус» – так назывался центр. Он и стал объектом атаки революционных «Красных ватаг».
Операцией руководил Предводитель. Еще храня на губах теплый вкус пшеничного хлеба, легким мановением руки он послал в бой передовой отряд. Ловкие пацаны в черных кожанках с жестяными бляхами, пригибаясь, перебежали улицу и взмахом пращи направили в телекамеры наружного наблюдения маринованные томаты. Сочные сгустки залепили жижей глазки телекамер, ослепили охрану. Пока изумленные охранники протирали заплывшие мониторы, собирались звонить в аварийную службу, вторая волна атакующих, в основном легконогие девушки в кожаных юбках, похожие на амазонок, просочилась в холл и обезвредила охрану. Каждому нерасторопному охраннику залепили лицо тортом с заварным кремом, и, когда кто-нибудь пытался кричать, ему в рот ложками насильно заталкивали сладкую гущу, и он, давясь, умолкал.
Следующая волна революционного спецназа, опять же из девушек, мчалась по коридорам, сшибая заслоны, прорубая проходы, буквально исхлестывая охрану букетами красных гвоздик. Следом двигались неторопливые юноши, нахлобучивая на головы оглушенных противников лохани сдобного теста. Другие из леек поливали поверженных краской. Операцией руководил известный революционный художник, покрасивший подошвы памятника Петру Первому работы скульптора Свиристели в цыплячий цвет, выше подошв было не дотянуться, да и то художнику потребовалась стремянка.
Наконец вал атакующих ворвался в центральный зал, размещенный в цилиндрической части здания, где проходил «круглый стол» политологов на тему «Использование криля и рыбьей муки в выборных технологиях». Почти в полном составе заседала группа, перекочевавшая из «Шурикен-хауса».
Появление «Красных ватаг» оказалось для собравшихся полной неожиданностью, ибо политологи числили их среди распавшихся, несуществующих организаций.
В зал вошел Предводитель, осматривая пленных. Соратники по борьбе не знали, как поступить с захваченными.
– Вот этого, с раскрытым клювом, этого гадкого птенца, мы расстреляем.
А вот этого, с маслеными глазками, с повадками кокетливого педераста, выкинем из окна…
А эту шлюшку, твердящую о политкорректности, отдадим на полдня неграм…
А этого лысого в Москве-реке утопим…
А этого евразийца, у которого борода лопатой, подложим под верблюда…
А этого очкарика, который корчит из себя режиссера, доской пришибем…
А эту клецку с куриной фамилией окунем в унитаз…
Предводитель расстегнул кобуру, извлек мобильник и позвонил:
– Мы взяли здание, товарищ… Ищем ковчег… Много пленных… Что с ними делать, товарищ?… Вас понял, до связи…
Незадачливые участники «круглого стола» умоляюще взирали.
– Действуйте по схеме «А», – сказал Предводитель и в сопровождении ударной группы ринулся в соседнее помещение. Оставшиеся революционеры недовольно, иные с ворчанием, извлекали из сумок кремовые торты, лепили к лицам политологов, наблюдая, как в белом месиве раскрываются липкие, жадно дышащие дыры.
Радзиховский проснулся, отлепил нос от лужи столярного клея, и кто-то из революционеров метнул ему в лицо лопату взбитых сливок. Пленные мычали, выковыривали из ушей и ноздрей сладкий крем, а их поливали из леек бронзовой краской. Золоченые, с белыми шапками крема, они напоминали фонтан «Дружба народов», с фигурами, на головы которых нападал снег.
В соседнем помещении Предводитель нашел наконец прибор, содержащий сокровенную информацию. На постаменте, напоминавшем алтарь, находился маленький золотой саркофаг с головой медведя. Когда крышка его распахнулась, в нем оказалась титановая капсула с головой утки. Когда отвернули утиную голову, увидели деревянное хохломское яйцо. Предводитель извлек его на свет, любуясь яркими цветами и листьями, разомкнул обе составляющие яйцо половины. Там трепетала стеклянная колбочка с электронным числом «108», показывающим истинный уровень народной поддержки. Из яйца пахнуло духами «Шанель № 5», и Предводитель увидел записку. На розовой бумаге, каллиграфическим и слегка кокетливым почерком, было написано по-французски: «Товарищи революционеры, хер вам!» – и подпись: «Сен-Симон».
Предводитель был в бешенстве:
– Немедленно покинуть помещение! Среди нас провокатор!
Ревели на улице милицейские сирены, выскакивал из автобусов зачехленный в кожу и шлемы ОМОН. «Красные ватаги» покидали здание, выбирались из него подземными коммуникациями, оставляли фасад с пришпиленными красными флагами. Предводитель булькал в канализационной трубе по пояс в зловонной жиже, повторяя: «Предателей под ревтрибунал!..»
Глава 15
Мэр начинал свой день на тусклом осеннем рассвете, когда в латунное небо над черными крышами взлетели миллионы ворон. Укутав голое тело в махровый халат, прямо из спальни он прошел в бассейн, где холодильные установки превратили водяную поверхность в лед. Прямоугольная прорубь мягко дымилась. Ухая и пыхтя, Мэр окунул мясистое желтоватое тело в прорубь, плавал, блестя голым черепом, пуская фонтаны воды, надгрызая зубами ледяные края. Когда прорубь увеличилась вдвое, он вышел из воды, и подоспевший слуга-кореец начал растирать его мохнатым полотенцем, покуда на его теле не проступили алые иероглифы – изображения крокодила, змеи и женщины с отрубленными руками. Он принял от услужливого азиата стакан горячего чая, выпил темно-золотой душистый отвар, превратившись в неутомимую машину, соединяющую в себе конструкции гильотины и камнедробилки.
