Я фонтанировала идеями, и хотела их воплотить в жизнь. Я говорила: давайте сделаем так, так и так, организуем вот это, под это можно взять у спонсоров деньги. У вас ведь нет денег? И тогда можно будет съездить туда и туда. Они морщились и фыркали, они думали, что деньги им дадут просто так. Я огорчалась и мрачнела. Позже этими идеями воспользовались женщины из иркутского автоклуба и объехали всю Россию. Я выдавала идеи не потому, что была такой умной, просто эти идеи лежали на поверхности. Радик не перечил, когда я высказывалась, но и не поддерживал. Он всегда склонялся на сторону большинства. Это было удобно — не нужно было никого вести за собой. Все сами куда-то шли, или не шли, как им этого хотелось. В общем, мы столкнулись с тем, что только нам двоим нужно было куда-то двигаться. Всех остальных устраивало просто сидеть в подвале, пить пиво, перетирать бесконечные разговоры, а говорить ни о чем они могли часами, и стараться из старых деталей сделать новые мотоциклы. Но мы с Алексеем не унывали.
Душа жаждала новых приключений, и мы хотели их сами себе обеспечить.
День города стал для нас знаковым событием: мы должны были участвовать в праздничном представлении на городском стадионе, — мы привозили невесту для свадьбы года и брали за неё выкуп. Для массовости Алексей и Вадим позвали иркутян и всех знакомых мотоциклистов, и тут-то мы и познакомились с Будаевым. У него как раз подрос сын, и Спартаку стало небезразлично, кем он станет. Жил Будаев в отдаленном «Седьмом» поселке, на окраине Ангарска, место было неблагополучное: в поселке обосновались цыгане, торгующие наркотиками, многие соседи спились, и Будаев решил, что мотоциклы — самое лучшее, чем можно увлечь парня. В первый раз я даже не обратила на него внимания — сидит себе на «Урале» невзрачный стриженый под машинку мужичок с сыном-подростком, курит и смотрит на все происходящее мудрыми глазами. Я запомнила только то, что багажник коляски его «Урала» закрывался на ключик — очень удобно.
А еще на этом празднике я в первый раз поняла, что байкерскому братству в том смысле, в котором его понимали мы, скоро придет конец. Вместе с ребятами Белецкого на стадион приехал какой-то увесистый, сытенький мужичок в банданке на спортбайке. Перед выездом нам пришлось ждать за воротами, мужичок в рекордно короткий срок нажрался пива и начал лихачить, ставя мотоцикл на заднее колесо среди детишек и женщин, пришедших на праздник. Дело закончилось тем, что он уронил мотоцикл на асфальт и разбил облицовку. Но дело было даже не в этом: меня насторожило, что никто — ни Радик, которому вроде бы вообще бояться было некого, ни иркутяне, которые строили из себя крутых, не сделал ему замечания, будто никого это не касалось. И мне почему-то подумалось, что с каждым днем таких самоуверенных идиотов будет больше, а нормальных ребят, для которых мотобратство что-то значит — меньше. Скоро везде будут только понты и понтометы…
Плато (2001 год, июнь)
О том, что все очень охотно говорят о предстоящей поездке, но мало кто к ней готов на самом деле, мы узнали накануне поездки на Окинское плато. Радик, Игорь, Борис Большов — все оказались занятыми.
— И что, мы не поедем? — упавшим голосом спросила я Алексея, когда узнала об этом.
На этот раз мы решили, что поедем на одном мотоцикле — на «Урале» с коляской — так будет удобнее, к тому же неизвестно, какая дорога нас ждет дальше, на Окинском плато. Мы ведь побывали только в самом начале.
— Погоди, — ответил он. — Вадим едет, а еще с нами хочет поехать Олег Рудин.
— Кто это?
— Помнишь, парень с нами ездил в Иркутск на открытие сезона? Мы еще вдвоем с ним соревновались, кто быстрее до финиша мотоциклом дотолкает бочку? Он выиграл тогда бочонок пива! Ну? Он еще был на таком стареньком «Урале»? Просто коляску отстегнул и приехал!
Нашу идею с путешествием поддержал знакомый начальник спасательной службы города Борис Ханин.
— Езжайте через Орлик, вдоль реки Сенцы на реку Хайтагол, — сказал он. — Там минеральные источники, заодно здоровье поправите. Возле источников можно будет оставить мотоциклы и сходить на вулканы. Правда, придется вброд переправляться через несколько речек, самая глубокая из которых — Хараг-Ос, но если доберетесь — не пожалеете, впечатлений хватит на весь год.
Накануне отъезда к нам присоседился Даня Кононов на старенькой «Яве» — «восьмерочке».
Даня был студентом Ангарского технологического института, тоненьким блондинчиком, который очень хотел быть большим и мужественным и вел себя соответствующе. У нас были серьезные и обоснованные опасения насчет его «Явы»: он был третьим хозяином мотоцикла.
— Да я знаю ее, как свои пять пальцев, — уверенно ответил он ломким голосом на вопрос, не развалиться ли «Ява» где-нибудь в пути.
— У меня есть книга "Ремонт и эксплуатация «Явы», может, взять? — спросила я, — так, на всякий случай?
— Не надо, все будет нормально.
Мы не послушали Даню, и были правы — книжечка эта нам, ой, как пригодилась в дороге.
Двадцать первого июня в семь часов утра наш маленький караван стартовал от "Ангары".
Только на стадионе я вспомнила Олега Рудина, который ездил на стареньком «Урале» невесть какого года выпуска. Это был странный парень, он ходил в том, в чем обычные люди картошку копать не пойдут: старые штаны были промаслены, будто он родился в гараже, куртка в мазуте, а ботинки должны были развалиться еще вчера.
При этом у него были удивительно красивые, большие, светлые глаза, пегий чуб, чумазое лицо и улыбка в тридцать два великолепных зуба. Он был удивительно фотогеничен, — на снимках вы видели мужественного молодого человека с твердым подбородком, серьезным взглядом и правильными чертами лица. На снимках он был похож на модель дорогого журнала. На снимках, но не в жизни. В жизни он был… Он был немного невоспитанным — мог ковырять черенком ложки в ухе и чесаться во всех неприличных местах. При этом он был покладистым, неконфликтным и веселым парнем.
Он тоже жил в «Седьмом» поселке, говорили, что мать держала его в черном теле и заставляла все время работать: косить, копать, окучивать, кормить и доить корову, находить в лесу, возить, пилить и рубить дрова. На мотоцикл он садился сразу, как только выходил из стайки, и поэтому выглядел так неопрятно. Он купил «Урал» всего год назад, однако уже успел как следует погонять старичка и по городу, и по лесу, — то таскал в поселок найденные в лесу сухие стволы, то возил навоз для огорода, то сено. Он не походил, не мог походить на байкера, но он был хорошим спутником для дальнего путешествия.
Култукский серпантин мы проскочили по холодку и без проблем, погодка стояла отличная. Тут же произошел первый казус с «Явой» — у неё отвалился номер — не выдержал тряски и лопнул кронштейн. Пожали плечами, номер привязали к багажу так, чтоб было видно, и поехали дальше.
На ночлег остановились рано, облюбовали место на берегу Большого Зангисана под огромными серыми тополями. Раскинули две палатки, сварили ужин. Вадим достал припасенное пивко и бутылочку погорячее. Где-то над сопками сгущались тучи, гремел гром, но дождя не было. И тут-то я получила первый урок, — от мужчин можно ожидать всего, чего угодно. Стемнело, мы тихо мирно сидели у костра, свет которого еле-еле разгонял кольцо темноты, которое сжималось вокруг нас, и тихонько беседовали о своем, о родном — о мотоциклах, как вдруг над нашими головами что-то разорвалось, и мне захотелось упасть на землю. Когда я пришла в себя, то поняла, что подвыпивший Вадим стоит над костром с ружьем в руке, и злорадно хохочет. Он был похож в этот момент на буконьера — бандана, которую он сделал из цветистой тряпочки, расстегнутый ворот военного кителя и тельняшка, виднеющаяся в этом вороте. Он в азарте вскинул ружье и еще раз шарахнул в темноту.
— Э-э, Вадька, кончай! — закричал испуганный Олег. — Сдурел?
— Вадь, Вадим, положи ружье! — попросил Алексей.
Вид у Вадима, был, в общем-то, невменяемый — было неясно, что он выкинет в следующий момент. Я успела вспомнить все кровавые истории о пьяных с ружьем.
— Что, суки, испугались? — он продолжал ухмыляться, довольный произведенным эффектом.
Неожиданно к нему подскочил Даня.
— Дай попробовать! — лицо студентика вдруг загорелось пламенем.
Тут уже мы запротестовали втроем.
— Ладно, ладно, разгунделись! — проворчал Вадим. — Пусть пацан попробует, шмальнет…
Пацан, довольно улыбаясь, «шмальнул». Я подавила в себе желание пригнуться и отползти в сторону. Но все закончилось благополучно: наши уговоры и ссылки на то, что мы находимся в национальном парке, подействовали, ружье было спрятано, и конец вечера прошел в относительной тишине и спокойствии.
К обеду следующего дня мы уже были в Монды и разыскали своего знакомого Иннокентия Сороковикова. Мы всучили ему бутылку вина в благодарность за наше спасение в прошлом году и хотели расспросить про дорогу на Хайтогол. Но Иннокентий ничего толком не знал, зато сказал нам, что в Орлике мы можем найти редактора тамошней газеты — уж он-то наверняка все знает.
