но вместо того, чтобы сесть рядом, охраняя, захлопывает за ней дверь. А потом уверенно шагает к нам.
— Поехали! — командует он и усаживается слева от меня на заднем сиденье. Машина Шона и Рейвен синхронно с нашей зажигает фары и трогается с места.
Вдруг я осознаю абсурдность ситуации. Если Шон захочет сбежать или отпустить девушку на свободу, у него на руках все карты. Он знает, что Ник не устроит перестрелку на дороге и ни за что не станет привлекать внимание, учитывая, что Арт до конца не пришел в себя, а я ранена. Если Рей с Шоном захотят уйти, никто не сможет им помешать.
— Ты позволил им ехать вдвоем?
Ник смотрит в окно. Словно ничего вокруг его не заботит, но это обманчивое спокойствие. Мимо проносятся зеленеющие поля, подсказывая, что мы направляемся в противоположную сторону от города.
— Я должен знать, что Рид на моей стороне.
Значит, это проверка? Я оборачиваюсь, гладя как машина Шона, выстраиваясь в поток автомобилей на шоссе, следует за нашей.
— А если он с ней сбежит?
— Тогда нам понадобится меньше билетов в Америку, — отвечает Ник и устало прикрывает глаза.
Мы двигаемся на восток, избегая центра города и особенно напряженных трасс. Чтобы чем-то себя занять, я разглядываю дома за окном, читаю названия улиц, дорог и мостов. Иногда мне кажется, будто Джесс движется вне логики, петляя по узким улицам кругами, поэтому когда спустя несколько часов автомобиль паркуется, я с облегчением выдыхаю.
Район очень похож на лондонский Илинг или Хэмпстед. Безупречно чистый и по-домашнему уютный. К тому же особняк, перед воротами которого Джесс останавливается, производит ошеломительное впечатление.
Двускатная крыша, цветы на подоконниках в полуарках окон, растущая у входа магнолия и стены из красного глиняного кирпича. Буквально на секунду возникает иллюзия, будто я нахожусь дома, покалывая в груди знакомыми обрывками воспоминаний, но быстро растворяется.
— Такой, наверное, не меньше полумиллиона стоит, — выдыхаю я.
— Главное, что соседей рядом нет и забор выше моего роста, — скорее рапортует, чем рассказывает Джесс. — Хозяева удачно уехали на неделю. Так что можем до рейса переждать. В таком месте искать никто не будет. Главное, по улице не шляйтесь.
Он нажимает на кнопку крошечного пульта и загоняет машину в гараж. Рид паркуется следом, и следы нашего присутствия скрывают гидравлические ворота. Когда заслон полностью опускается, Шон открывает дверь, помогая Рейвен выйти. Только всем видом она кричит, что ей не нужна ничья помощь. Она не выглядит провинившийся, так же как и обречённой.
— Внутрь, — командует Джесс и, оглянувшись через плечо, подталкивает отставших в спину. Вслед за остальными и мы с Ником перешагиваем порог дома.
Я столбенею. Арт присвистывает. — А ты не преувеличивал, когда говорил, что это элитный поселок. Надеюсь, здесь найдется не менее элитный алкоголь. Башка раскалывается.
Гостиная и правда выглядит так, словно над ней трудилась целая команда профессионалов. Каждая деталь интерьера подобрана со вкусом, точно сочетаясь по цвету и форме с мебелью и однотонными светлыми стенами. Впервые за все время мне хочется разуться. Только парни не обращают на обстановку никакого внимания.
Я окидываю взглядом нашу компанию, дико неуместную на фоне белых персидских ковров: грязные, мокрые, все в запекшейся крови и саже, и делаю шаг назад, чтобы ничего не запачкать.
Позади захлопывается дверь. Несколько секунд мы смотрим друг на друга в поглотившей всех тишине. В воздухе отвратительно пахнет кровью, потом и не выпущенной на волю правдой.
— Не будем тянуть резину.
Сняв с себя ремни с порядком опустевшими ножнами, Ник присаживается на подлокотник дивана, бросая манжеты рядом.
— Думаю, ты в курсе, как в Кораксе учат из людей правду вытаскивать, — не церемонясь произносит он, обращаясь к Рейвен.
Джесс на всякий случай передергивает затвор. Шон не говорит ни слова, но сложно не заметить, как он напрягается. — К чему оружие? — растерянно спрашивает Рид, но оба Лаванта вопрос игнорируют.
Рейвен сухо смотрит в глаза Ника, словно спрашивая разрешения, и осторожно опускается в кресло напротив.
— С самого начала, — приказывает Ник.
Девушка делает длинный вдох.
— В десять у меня обнаружили эпилепсию, которая не поддавалась лечению, — начинает она рассказ, намеренно не глядя ни на одного из нас. Ее взор устремлен в окно. — Разумеется, существовали таблетки, но они могли только облегчить состояние. Сдержать развитие болезни им не было под силу, так что к двенадцати меня одолевали такие галлюцинации, что любой морфинист бы позавидовал. Звучит знакомо, да? — она хрустит костяшками пальцев и неуверенно улыбается. — С одной разницей — теперь мы создаем их намеренно. Именно тогда отец обратился за помощью к своему другу со времен академии, полковнику Фрэнку Максфилду.
— Как зовут твоего отца?
Ник прищуривается, ожидая. Словно заранее знает ответ на свой вопрос. Рейвен смотрит прямо ему в глаза, а потом произносит медленно, отделяя каждое слово: — Альфред Аластер Торн.
Сердце ухает вниз. А потом оглушает понимание. Словно запертая до этого дверь, наконец открывается, и изнутри начинают сыпаться ответы. Но сыпаться беспорядочно, каждой новой порцией только умножая череду вопросов. «Мужчина, что помог мне в лаборатории. Низкий рост. Черные волосы. А ведь они с Рейвен и правда похожи». Эта мысль давно крутилась в голове, но я не могла сложить одно и другое вместе.
— Самодовольный говнюк, — развалившись на диване, выкашливает Артур, держась за голову.
— Продолжай, — командует Ник.
Видно, как его тон задевает девушку. Она упрямо задирает подбородок, не признавая своего положения, но послушно выполняет приказ: — Мне было тринадцать, когда Вальтер, вернее, доктор Хейз, возглавил проект по изучению нейронных связей. До этого он работал врачом в госпитале при лаборатории. Именно тогда они с Максфилдом разработали программу для солдат, побывавших в горячих точках. Хотели найти способ избавить их от травмирующих воспоминаний. Я провела в больнице год. Хейз смог вылечить мои галлюцинации, но обнаружил в них новый источник для своей исследовательской работы. Тогда и появилось Эхо.
— Ближе к сути, — вмешивается Джесс. — Что там за чертовщина с памятью?
Рей усмехается.
— Как обычно, Лавант. Мимо сути глядишь. Как думаешь, что будет, если внезапно стереть человеку воспоминания? —
