мою талию. — Идиоты, — едва слышно произносит он, наклонятся и касается губами кожи между шеей и плечом.
Я выдыхаю, хватаясь за него, чтобы удержаться. Не на ногах, в этом мире.
В голове бьется пойманная в силки мысль, что одного этого слова достаточно, чтобы перестать дышать. Не зажившие на руках порезы от соприкосновения с тканью снова начинают ныть. Ник медленно отстраняется, глядя на рукав собсвенной рубашки. В месте, где была моя ладонь, расплываются несколько алых пятен.
— Я поищу аптечку, — говорит он и уходит, а я так и остаюсь стоять посреди комнаты, пытаясь собрать себя заново.
Зажав ранки пальцами, я опускаюсь обратно на диван, делая глубокий вдох. Шаги возвращаются. И только поднимаю глаза, улыбка на лице гаснет, потому что в комнату входит Джесс.
Он закрывает двери и присаживается напротив. Ровно туда же, где несколько минут назад сидел его брат. Молчание заполняет всю комнату, но я продолжаю ждать. В конце концов Джесс не выдерживает.
— Его к тебе тянет.
Эти слова звучат как поражение. В битве, в которой я не участвовала, но в кои-то веки одержала победу. Поборов прилив смущения, я отвечаю: — Знаю.
Джесс молчит. А потом вдруг произносит:
— Ты не сможешь сделать его счастливым.
Я тяжело вздыхаю. Снова он за свое.
— Почему ты не дашь мне шанс?
— Потому что у тебя не получится.
Джесс достает из кармана сложенную в несколько раз бумагу. По мелкой сетке изломов понятно, что лист был когда-то грубо вырван и беспорядочно скомкан.
— Прочти. Я нашел это в твоей квартире сразу после побега.
Я протягиваю руку и разворачиваю письмо. Это мой почерк.
Сердце холодеет.
«Мне ли не знать, как опасны могут быть дневники. Но я продолжаю писать, потому что иначе это знание просто меня уничтожит. Я должна рассказать этот секрет, выдать его бумаге, а потом сожгу или спрячу так далеко, что никто никогда не отыщет…»
Глава 15. Убивает правда
«Это конец, потому что я влюблена в Ника до безумия. Словно за спиной, покалывая и зудя, режутся огромные белые крылья. И плевать на то, что люди не могут летать. Но правда медленно убивает…
— Чёртова чокнутая семья. От вас сплошные проблемы. Если б не ты, то меня бы здесь не было, а Тай не лежал бы в могиле! — буквально выплюнул Ник мне в лицо. Слова резкие, словно пощечина, разнеслись по холодному молчанию кладбища. Как удар тяжелой ладонью.
— Ник, я не хотела… — Я попыталась коснуться его плеча, но он резко отпрянул.
— Убирайся обратно в свой Лондон и забудь!
Не по моей вине случилось то, что случилось! Ник не имел права меня обвинять, и я не сдержалась. Я сорвалась на него, обзывая последними словами. И вот, как и десять лет назад, между нами уже сыпались обвинения, словно осколки разбитых стекол. Он ушел, проклиная все на свете, в том числе и меня. А я, глотая слезы, крикнула ему вслед, что ненавижу, развернулась и бежала до самого дома, так ни разу не оглянувшись.
Не разуваясь, я влетела в комнату, распахнула личный дневник и начеркала крупными буквами на полстраницы: «ПОШЕЛ ТЫ, ЛАВАНТ!», а потом разрыдалась.
Потому что сожалела о словах, что бросила ему в лицо, в то время как настоящие чувства много лет томились внутри, боясь быть выплеснутыми на волю. Потому что я боялась его, боялась как никого в мире. Но это не был тот страх, что я испытывала, каменея на ковре в кабинете отца: парализующий, едкий, пробирающий до самых костей. Когда я видела Ника, ощущение было иным. Оно поднималось из самых глубин тела и растекалось внутри, покалывая. Заливая лицо краской. И хотелось бежать от него как можно дальше.
Потому что каждый раз, когда передо мной возникал симпатичный парень, я сбегала. Неосознанно. Объективно понимая, что не каждый оценит мое лицо, усыпанное пигментными пятнами, но больше всего я боялась увидеть в чужих глазах разочарование.
Собираясь в тот день на встречу, я записала до последней буквы всё, что хотела ему сказать. Эти слова были пропитаны моими слезами и сожалениями, но они разбились о ледяную стену, как корабль ломает обшивку об айсберг.
Я заедала горе мороженным, когда позвонил отец. А дальше все случилось слишком быстро. Его кабинет. Стол. Внеплановое совещание. Дело Ника и личный дневник на экране компьютера, который я пролистала до последней записи.
— Читаешь чужие досье?
Я едва не подпрыгнула от стального тона и резко захлопнула папку с очень знакомой фотографией на обложке.
— Нет, я… Прости. Это не то, о чем ты подумал…
Отец хмыкнул, но ругаться не стал.
— Тот самый мальчишка, из твоего детства, узнаешь? — Он произнес это не без явного удовольствия в голосе.
Опустив глаза, я кивнула.
— Он вырос, но доставляет мне все ту же кучу проблем.
— И ты хочешь его уволить? — осмелилась спросить я.
Отец мотнул головой, все еще на меня не глядя.
— Ник хорошо делает свою работу, мне незачем от него избавляться. Просто хочу отправить его к Хейзу, немного подлатать голову. Помнишь этого доктора? Он как-то помог тебе вылечить ангину.
Я не помнила, но согласно кивнула.
— А Ник болен?
Отец скривился.
— Виола, не трать мое время.
— Прошу, ответьте на последний вопрос, сэр! — я знала, как нужно себя вести, когда мне это было необходимо.
— Там проработают с ненужными сведениями в его памяти.
— Зачем?
Хотя я уже прекрасно знала ответ на этот вопрос — прочитала в дневнике, — но до сих пор не могла уложить реальность в собственной голове.
— Я помогаю им жить без боли, без груза за плечами, — ответил отец, как величайший в мире добродетель. — Большинство людей с трудом могут жить с последствиями психологических травм. Ты же понимаешь, что военные операции — это всегда чья-то смерть. Знать много — не безопасно для них
