Первую нам передали рыбаки с Филиппин, вторую удалось изъять из полицейского участка на Окинаве. Но все это были, так сказать, второй и третий звоночки. Первый прозвучал с балкера «Милагроса». Тогда нам удалось отжать грамм сто живой воды из коврика в рубке… И за тобой сразу же установили наблюдение.
– Что-о?!
– То самое. Ничего особенного узнать не удалось, тогда-то и подключили меня. Задание мое было простым – влюбить тебя и вызнать все, что ты знаешь и помнишь. Когда мы узнали, что ты решил махнуть в ТОЗО и договариваешься с Натальей, я стала готовиться к переезду на ранчо – и оказалась в Мидель-Сити за шесть часов до твоего прилета.
Потом… Да, ты прав, я сообщила о третьей посылке и переправила, куда надо, образец живой воды. Спецназу, правда, ничего не обломилось, но операция шла по плану. Мы сделали неудачную попытку на айсберге, потом, опять руками Шорти Канна и Айвена Новаго, натравили на стадо кальмаров. Неудача. Потом… Ты помнишь нашу незабываемую неделю на автометеостанции?
– Помню, – сдержанно сказал Тимофей.
– Скажу тебе истинную правду – ты был великолепен!
– Это ты отпустила Айвена?
– Я. Только не думай ни о чем амурном – таков был приказ шефа, а я девочка дисциплинированная. Вступил в силу план «Б» – СПО Большого Зеллера уже поджидало за горизонтом, когда китопасы ушли провожать китов…
– Но для чего это все? – не выдержал Браун.
Марина с сожалением посмотрела на него.
– Милый, – ласково сказала она, – шеф уже второй месяц ищет живую воду во впадине Яу. Глубоководники пашут в три смены на шести БПГ, и зачем ему конкуренты? Вы же станете ему мешать, будете кричать: «Это наше! Отдайте!» Не отдаст.
– И кто твой шеф?
– А вот этого я тебе не скажу. Хочется, знаешь, прожить подольше.
– Понятно… А когда мы прогоним Зеллера, заработает план «В»?
– Вы его прогони{2/accent}те сначала…
– Прогоним! Послушай… Если уж он так всемогущ, этот твой шеф, то отчего поступает так глупо? К чему все эти сложности, фантазии, придумки? То айсберг, то чудовища… Ну нанял бы полдесятка наемных убийц, и всего делов!
– Открою тебе тайну, – сладко улыбнулась Рожкова, как бы мимоходом расстегивая халатик и до того оголяя грудь, что прелестные округлости почти полностью оказались на виду. – Шеф свято верит в то, что в нем спит великий режиссер. Он театральный маньяк, как Нерон. И всякую тайную операцию шеф превращает в спектакль – то комедию разыграет, то пошлую мелодраму…
Марина задумалась, склонив голову на плечо и как бы невзначай разводя полы халатика, обнажая ноги до белых кружевных трусиков.
– Не знаю, как там с планом «В», – протянула она, – но одно я знаю точно – в «Центроникс» вам лучше не соваться. Батискафов вы не получите, а вот неприятностей огребете по полной. Допрос окончен?
Спрыгнув со стола, девушка развернулась и выхватила маленький плоский бластер.
– Если выстрелишь, я тебя убью, – глухо сказал Тимофей.
Марина вдруг резко отбросила оружие. Сделав два шага навстречу, она неожиданно поцеловала Брауна в губы и резко отстранилась.
– Прощай!
Врачиня выскользнула за дверь, но Сихали не поспешил вдогонку. Он прекрасно понимал, что Марина – враг, но хватать и вязать ее не мог. Пусть уходит. Сбегает, спасается… Пусть. Сгорбившись, он напряженно прислушивался и гадал. Вот Марина пробежала по первому коридорному отсеку… Вот она спустилась по пандусу на нижний ярус центрального бункера… Вышла к шлюз-камерам… Выбрала субмарину… Расстыковалась… Ушла.
Вздохнув, Тимофей погладил то место, где совсем недавно сидела Рожкова. Ну, пусть не Рожкова. Какая ему разница?
«Было у меня две девушки, – подумал он, впадая в легкую депрессию. – Одна любила меня, другую я любил. Теперь одна видеть меня не хочет, а другая ушла. Навсегда. И я никогда уже не буду с ней. И не позволю себе подобное, даже если очень захочу. Не смогу я простить предательство и все эти игры в любовь, все это притворство… Или Марина не всегда имитировала вожделение? И поцеловала же… На прощание».
Сихали покинул медотсек и побрел по коридору. И снова навстречу попался Илья Харин.
– Куда это Маринка так мчалась? – добродушно прогудел он.
– Сбегала Маринка, – рассеянно сказал Тимофей. – Я ее вычислил, и она сбежала.
– Да говори ты толком!
– Это она нас сдавала, Змей. Забудь ее. Попробуй…
Тугарин-Змей схватил Джека за комбинезон и чуть приподнял над полом.
– Ты что несешь?! – прорычал Харин.
– Правду несу, – кротко ответил Браун, – только правду и ничего, кроме правды. Отпусти комбез, а то помнется.
Илья разжал мощные длани.
– Так это что, – проговорил он потерянно, – все взаправду?
– Угу…
– А кто еще об этом знает?
– Никто, только мы с тобой.
Тугарин-Змей посопел, усваивая информацию.
– Пошли тогда, расскажем всем… – сказал он глухо.
– Пошли.
Они зашагали по коридору, а когда ступили на пандус, Тугарин-Змей проворчал:
– И все равно, она была классная девчонка!
– Была… – эхом откликнулся Сихали.
Глава 20. Расстыковка
После разоблачения «крота» Тимофей раз за разом ощущал позывы к одиночеству. Он стал молчаливым и отрешенным от земного. Вся эта «печоринщина» и «байроновщина» его раздражали, но склонность к веселью Браун, чудилось, утратил, как только потерял Марину. Самое поганое в этом было то, что он не мог – и не хотел – искать ее, чтобы вернуть. Даже простая обида порой может охладить самое пылкое чувство, а уж когда тебя используют, когда предают… Есть вещи, которые ни простить, ни забыть нельзя. Нельзя, и все.
Тугарин-Змей и вовсе представлял душераздирающее зрелище – великан вздыхал, как кит, и глядел на всех глазами брошенной собаки.
На другой день Браун решил, что пора заняться самолечением, то бишь начать боевые действия. Война кого угодно встряхнет.
Первым делом он отправился на поиски Боровица.
В коридорных отсеках батиполиса было уже чисто, работала вентиляция, разнося по бункерам запах озона. Потрескивали сетки термоэлементов – за стенами было плюс два.
В отсеках работали женщины и рекрутированные китопасы, мадам Боровиц осуществляла общее руководство – ее энергичный глас доносился, казалось, отовсюду.
Станислас обнаружился на самом верху центрального бункера – сегундо сосредоточенно водил пальцем по большой экран-карте. Тут же присутствовал и Харин – Змей сидел в сторонке, безучастный и погруженный в горькие думы.
– «Ох, ох, ох, ох, – задумчиво напевал Боровиц арию беспризорника, – что ж я, маленький, не сдох?..»
– Стан, – обратился к нему Тимофей, – а не пора ли напомнить, кто на ранчо хозяин?
– Пора! – встрепенулся сегундо. – Давно пора. Когда предлагаешь перейти в контрнаступление?
– Сегодня.
– Направление главного удара? – с улыбкой осведомился Станислас.
– Стадо Зеллера. Надо нам его разогнать ко всем чертям.
– Передавали штормовое предупреждение… – задумчиво проговорил Боровиц. – Ближе к ночи поднимется буря.
– Чем хуже погода, тем нам лучше!
– Согласен. Арманто уже интересовался планами командования…
Тут из отсека напротив донеслось энергичное: «Вот олени безрогие!» – и на пороге возник сам Вуквун, собственной персоной. В руке он держал распечатанный биопак с пивом.
– Здорово! – провозгласил знатный китодой. – Ну, надумали чего?
– Тимка предлагает китов Зеллеровых разогнать… Ты как?
– В первых рядах!
– Тогда так. Выдвигаетесь под вечер, как раз и волнение поднимется. Пойдут два звена и еще пара «Пинто». Больше дать не могу, нужны люди, чтобы охранять батиполис.
– Вопроса нет, – кивнул Арманто, потягивая любимый «пивас».
– И еще, – сказал Сихали. – Я хочу малость пошалить на «Изоле».
– Один? – нахмурился Боровиц.
– Нет. Хочу взять с собой Змея и Юту.
Тугарин встрепенулся, поглядел на Тимофея и кивнул – согласен, мол.
– И меня! – заявил Арманто.
– А кто будет звеном рулить?
– ВРИО комзвена назначаю Белого. Дата. Подпись. Печать.
– Шуруй.
– Стан, а ты в курсе, как эти СПО устроены? Меня интересуют агрегатные отсеки и механсоединения.
Боровиц нахмурился сперва, а потом расплылся в хищной улыбке – понял задумку Сихали. И стал подробно объяснять, что такое СПО класса «Изола».
Ближе к вечеру два звена «Орок» и полузвено «Пинто» отстыковались и взяли курс на юг. В кабину «Орки-6», кроме самого Брауна, втиснулись Змей, Арманто и Юта Хейзел.
Небо над океаном было серым, местами с синеватой подцветкой, как шея горлинки. Солнце садилось и было скрыто за бесформенной толщей облаков, низко нависших над водами Тихого. Воздух, отяжелевший от влаги, застыл и давил. Ветер стих. До самой линии горизонта тянулась ленивая зыбь.
Внезапно, словно от взмаха волшебной палочки, океан утратил свой слепящий металлический блеск, а небо – недобрый оттенок свинцового марева. Ветер с юга задул, всё крепчая, разгоняя облака и туманя горизонт. И вот посвист перешел в вой, а вой усилился до истошного рёва. Пологие, чуть слышно плескавшие волны загремели, загрохотали, вздымаясь стенами черной воды. Солнце садилось и всё, белевшее днем – шлейфы сорванной пены, облака, – окрасились в красное. Красное и чёрное – вся гамма видимого мира ужалась до этих двух цветов, придавая бушующему океану вид инфернальный и первобытно-архейский.
